– Если он вообще знает о моём существовании.

– Знает, разумеется.

– Распоряжения насчёт меня отдавал тиун. Или кто-то из помещиков, доверенных людей князя.

– Неужели ты думаешь, люди правителя тут самодеятельностью занимаются? Нет уж. Они все получают указания с самого верха. И по поводу тебя, конечно, указания были.

Принесли кровяную колбасу и пиво: крепкое, густое, сваренное с первого отцеживания ячменного солода. По трактирной зальце, казавшейся тесной, потому что сюда набилось слишком много народа, ходили изумительные запахи запечённого мяса и лепёшек, недавно вынутых из печи. Многие солдаты, получив свои порции, вышли во двор, чтоб устроиться на сене или на брёвнах, сложенных для удобства постояльцев, но Роннар с другом предпочли остаться в доме. И теперь они могли побеседовать спокойно – вряд ли кто- то стал бы их слушать.

– Я не понимаю, зачем князю держать поборника в крепости, где никогда ничего не происходит. Поборников в княжестве по пальцам рук можно пересчитать, если по одному расставить для охраны крупных городов – это в нынешней-то сложной ситуации – и то хватит ли на все? А на посёлки и деревеньки, где могут появиться бестии, поборникам тем более не разорваться. Но если часть из них сажать в захудалый форт и держать там под замком, словно казну, так ситуация только усугубится.

– Под замок посадили только тебя. Я-то ведь действую. Хоть и не так, как хотел бы и считал бы правильным. Могауд тоже в разведотряде.

– Даже один поборник, выбывший из строя, – серьёзная потеря. По нынешним временам. К тому же, ты сам сказал – действуешь иначе, чем считаешь нужным. Уверен, других поборников тоже не отпустят в Иоману, даже если они сами туда засобираются. Тоже ограничат их усилия одной или двумя крохотными областями, которые защищать якобы проще.

– Для тебя-то самого, может быть, такое затворничество – удача.

– Ты о чём?

– Слышал о Годтвере? Хоть что-нибудь?

– Самый знатный из поборников?

– Кроме того, один из самых опытных. А ещё он недавно напал на Илдрефа и убил его. Илдреф, молодой поборник из Остреборхского княжества, был, конечно, бестолковщиной, но он один из нас, и со временем набрался бы опыта. Стал бы полезен. Да и не о том речь, хорош ли был погибший или плох – он погиб. Потом Годтвер расправился со стариком Кинебелом. Про него ты тоже, думаю, слышал.

– Который Кинебел?

– Тоже остреборхский.

– Слышал. И как на происшествия отреагировал князь?

– Сам же знаешь, Годтвер происходит из влиятельного и богатого семейства. Он племянник князя. По слухам, своему младшему брату, который удачно женился на девице из очень богатой семьи, князь должен примерно четверть своих владений. Поэтому правитель никак не отреагировал и продолжает молчать, вроде отговариваясь тем, что это внутренние дела поборников.

– Так. А сам убийца чем объяснил свои поступки?

– Тем, что он не убийца. Что он преследует одну цель – сделать институт поборничества по- настоящему крепким. Освободить от балласта. Мол, если умрут старые, слабые и бесполезные поборники, им на замену придут молодые и энергичные.

– Сам-то не боится скоро оказаться балластом?

Ходят слухи, что это не вся правда. Есть же мнение, что королевским престолом Лучезарного на поборников отпущено строго определённое количество магии, которая нас поддерживает. И до Годтвера были те, кто считал, что если таких, как мы, станет меньше, то и магии на каждого по факту будет приходиться больше. В результате поборники станут сильнее, неуязвимее. Могущественнее.

– Ты в это веришь?

– Вопрос тут в другом: во что верит остреборхский громила. Думаю, в нынешние трудные времена парень решил позаботиться о своей шкуре.

– Бестии так и лезут в Опорный мир, а Годтвер уничтожает тех, кто смог бы встать с ним плечом к плечу в бою против них. И это, считаешь, хорошая забота о своей шкуре?

– Ну, представь себе, как он рассуждает: других поборников могут отправлять в соседние области или княжества, в действующую армию – мало ли куда. А если он вроде как загребёт себе больше магической силы, чем ему полагается сейчас, сможет драться эффективнее. И с большей вероятностью выживет.

– Он просто дурак. И подлец.

– Подлец. Но не такой уж дурак – если, конечно, выяснится, что он прав в своих предположениях насчёт силы. А такое мнение есть. Многие его разделяют.

– Глупость же. Мы пользуемся не магической, а физической силой. Просто развитой выше обычного предела.

– Как сказать. Магию тоже приходится использовать, и ты хорошо это ощутишь, если когда-нибудь столкнёшься с боевыми чародеями бестий.

– Я с ними сталкивался. Но помню, что это была всего лишь защита. Действовал я всё равно мечом.

– Магия – это то, что делает нас такими, какие мы есть. – Аригис помолчал, прожёвывая кусок жёсткой колбасы. – Когда у тебя начались сны?

Сны, во время которых я тренировался и осваивал боевые приёмы? Очень давно. Кажется, ещё до того возраста, когда детей отправляют в монастырские школы. А у тебя?

– Позже. Я тогда уже пас свиней и помогал сестре с гусями. И, когда сны начались, сразу понял, что меня посетила магическая сила. Она сделала из хилого крестьянского мальчишки бойца-поборника. Отец не сразу и поверил, не сразу отпустил меня на службу. Только после того, как я кулаком сшиб бегущего на меня быка, согласился меня выслушать. Я был тогда ещё мелкий, с трудом сумел допрыгнуть до бычьего лба, но, уж допрыгнув, сшиб с копыт, и это было зрелищно.

– Сложное ли дело, – усмехнулся Роннар.

– Да, для меня тогдашнего это уже было легко. И я всегда чувствовал, что магия наполняет всё моё существо, когда я засыпаю и снова начинаю тренироваться в мире сна. Чародейство сопровождает нас постоянно.

– Не спорю.

– Видимо, Годтвер рассчитывает, что, оставшись единственным поборником, окажется обладателем огромной магической власти. И она, может быть, спасёт ему жизнь, а может, наделит такими возможностями, о которых поборники раньше и мечтать не могли. Кто поручится, что это не так?

– И он планирует в одиночку спасать Опорный мир от бестий? Подозреваю, он догадывается, что это просто невозможно. То есть ему плевать на Опорный.

– Думаю, догадывается. Так своя рубашка ближе к телу!

– Надеюсь, он обломает зубы на других поборниках.

А если нет? – Аригис даже кружку отодвинул. – Ты слышал, я думаю, что Годтвер – один из лучших. И противостоять ему трудно, тем более что он не один. У него наверняка есть отряд, оплачиваемый семьёй. А у поборников не принято объединяться. Тебе бы в первую очередь стоило обдумать эту угрозу потщательнее. Очевидно, что именно ты будешь его ближайшей целью.

– Почему именно я?

– Не притворяйся. Всё ты понимаешь.

Роннар молчал довольно долго. Уже и хозяйка заведения, заметив опустевшие миски, унесла их, и овечий сыр подала для приятного завершения трапезы. Воспользовавшись паузой, Аригис торопился доесть всё, что ещё осталось, даже к пиву больше не тянулся, чтоб в желудке осталось больше места. Друг подумал, что стоило бы предложить ему заказать какую-то еду с собой и не давиться, но почти сразу забыл. Мысль пошла по другому пути.

– Во всей этой ситуации больше всего удивляют даже не поборники, не князь Остреборха, а Лучезарный. Ведь поборничество – его создание, и магия вся в его руках, а значит, защита Опорного от бестий, по идее, должна быть в первую очередь его задачей. Почему никто из Лучезарного не вмешивается?

– Что от них вообще можно ждать, Ро?! Там сейчас не до нас. Там куча наследников делят трон. Раз уж начали, то ещё долго будут этим заниматься, а нам придётся выживать своими силами.

– Что там делить? Трон один, и король будет один. Сложно ли нахлобучить корону на одну голову? Я думал, король ещё при жизни кого-то из сыновей наделяет обязанностями наследника.

– По слухам, король не оставил завещания.

– Откуда тебе знать?

– О, у поборников есть свои способы находить информацию и обмениваться ею. Верь, сведения надёжные – завещания не было. Такое произошло впервые за пять столетий. В этой ситуации порядок определения наследника так сложен, что у Лучезарного очень не скоро до нас дойдут руки.