– Очень хочу! – искренне сказал Яновский, перед которым генерал с каждой минутой открывался все новой и новой гранью незаурядного интеллекта.

– Я хочу вас связать с одним из московских изоляторов, – сказал генерал, пристально глядя в глаза Яновскому.

– То есть с тюрьмой? – выдохнул Яновский.

– Да, с тюрьмой, если вам больше нравится старое название этого учреждения. Вы там увидите столько и почувствуете, сидя с утра до вечера в Ленинской библиотеке. Довольно мелкими будут и ваши нырки в судьбы оступившихся несовершеннолетних, если вы ограничите себя застольными беседами-интервью с инспекторами в отделениях милиции. Это нужно, но этого мало. Там, в отделениях милиции, вы не почувствуете той высокой температуры человеческого страдания и боли, которые откроются перед вами в стенах изолятора и за колючей проволокой трудовых колоний. Вы меня поняли?

– Я вас понял, Иван Николаевич! – с готовностью хоть сейчас ехать в следственный изолятор или в колонию несовершеннолетних ответил Яновский. – Но как это сделать? Ведь изолятор это… Туда не всех пускают.

– К нашему счастью – не всех.

Генерал смахнул со стола сигаретные табачинки. Нажав кнопку селектора и получив ответ «Слушаю вас», сказал:

– Анатолий Михайлович, у меня к тебе просьба.

– Слушаю вас, Иван Николаевич, – неслось из селектора.

– У меня сейчас сидит аспирант из педагогического института. Его фамилия Яновский, зовут Альбертом Валентиновичем. Ему нужно помочь.

– В чем? – прозвучал в селекторе голос.

– Он пишет диссертацию о трудных подростках. Один из главных вопросов его диссертации – несовершеннолетние правонарушители. Подростки, ставшие жертвой семейных мерзостей: пьянства, скандалов, измен, лжи и разного рода издевательств над несовершеннолетними…

– Что я должен сделать, Иван Николаевич? – звучало в селекторе.

– Свяжите его с первым изолятором. Ведь подростки в основном у нас там?

– Там, Иван Николаевич!

– Свяжи Яновского, не забудь имя-отчество – Альберт Валентинович… Так вот, постарайся связать его с начальником изолятора. Хотя служба эта нам не подчиняется, но согласуй это посещение со следственным управлением. Попроси от моего имени, чтобы Яновскому выписали пропуск в первый изолятор. Он к тебе зайдет через пять минут. От моего имени передай начальнику изолятора, чтобы он организовал аспиранту встречу с теми подследственными подростками, которые стали жертвами семейных безобразий. Все остальное он объяснит начальнику изолятора сам. Если для этих встреч будет необходимо разрешение следователей, ведущих дела, то подскажи, как это сделать. Вы меня поняли?

– Понял вас, Иван Николаевич!

– Выполняйте! – Генерал нажал кнопку селектора и посмотрел на часы. – Ну, кажется, якорь брошен.

– Брошен, Иван Николаевич. Жалею только об одном.

– О чем?

– Если бы эта встреча была три года назад!.. – Яновский гулко вздохнул и поправил галстук. – Очень жалко, что мое время истекло.

– И что бы было, если бы наша встреча состоялась три года назад?

– Свою тему без берегов я сузил бы до той, какую вы только что назвали.

– Ничего, у вас впереди вечность. Гордей Каллистратович сказал мне, что вы сделали в издательстве «Знание» заявку на брошюру?

– Да. – Яновский удивился осведомленности генерала.

– Вот в ней-то, в брошюре, после того, как вы поработаете в нашем первом московском изоляторе, вы напишете то, что будет иметь берега и будет, как теперь принято говорить, большое воспитательное значение. И адресовать эту книгу родителям, которые должны заботиться о судьбе своих детей, когда они еще «лежат поперек лавки».

Яновский встал, слегка поклонился.

– А я могу проконсультировать то, что я напишу, когда поработаю в изоляторе?

– Разумеется, можете.

– У кого?

– Если доверяете – я к вашим услугам. – Генерал встал, вышел из-за стола и крепко пожал руку Яновскому. – Желаю удачи. Мой телефон у вас есть. А сейчас зайдите к моему заместителю. Его кабинет этажом ниже. Комната сорок восемь. Полковник Бекетов Анатолий Михайлович. Он сделает все, что в наших силах. Он вас ждет.

Уже в коридоре, выйдя из приемной генерала, Яновский посмотрел на часы. «Ничего себе, вместо двадцати минут – полчаса. Прощаясь, даже вышел из-за стола… Как примет меня полковник Бекетов? – думал Яновский. – Генерал принял по высшему классу. Умен, деловит, благороден…»

За семь лет работы инспектором по делам несовершеннолетних в отделении милиции, куда она попросилась сама при распределении после окончания юридического факультета Московского университета, Калерия впервые столкнулась с тем, когда подросток сам, добровольно пришел в комнату по делам несовершеннолетних и излил не только всю боль своей души, но и раскрыл свои планы, которые он, как великую тайну, хранил от родных и друзей. Обычно «трудных» подростков, которые уже обеими ногами стоят на тропинке правонарушений, в милицию для беседы с инспектором (а кого и для постановки на учет) вызывают повесткой на дом или через школу. Бывало, что Калерия и сама приходила на квартиру молодого человека или девушки, если наступала тревога за их поведение. Во всяком случае, как наблюдала Калерия, почти каждое знакомство подростка с комнатой по делам несовершеннолетних было своего рода драматической полосой в биографии человека, еще не дожившего по возрасту до паспорта или только получившего его, а тут вдруг – на тебе, явился сам и, волнуясь от напряжения, попросил, чтобы его выслушали и посоветовали, что ему делать дальше.

– Ваша фамилия и имя? – спросила Калерия, с ног до головы окидывая взглядом высокого сероглазого паренька, который сразу же, с первой минуты вызвал у нее доверие.

Она уже давно заметила, что совершившие правонарушение подростки, перешагивающие порог милиции не по своей воле, во время беседы почти никогда не смотрят в глаза тому, с кем им приходится вести официальный разговор. Правда, пока еще не допрос, а всего-навсего лишь беседа, если причина, приведшая молодого человека в милицию, связана с правонарушением. А этот, переминаясь с ноги на ногу, смотрит на нее такими широко раскрытыми, доверчивыми глазами, что в первую минуту Калерия несколько смутилась. Пока еще не только не догадывалась о причине прихода молодого человека в милицию, но даже подумала: не ошибся ли он адресом?

– Моя фамилия Таранов, Константин… – застенчиво проговорил молодой человек.

– Пожалуйста, присаживайся, Костя, и рассказывай: кто ты и каким ветром занесло тебя в наши края? – Калерия показала на стул, стоявший у стола, а сама, чтобы разрядить обстановку напряжения первого знакомства с подростком, стала перебирать в вазе цветы, выбрасывая из букета слегка увядшие и поправляя те, что она оставляет в вазе.

– Я учусь в ПТУ. На последнем курсе… – глухо покашливая в кулак, начал Костя, но Калерия, извинившись, перебила его:

– Пожалуйста, скажи свой адрес. Это полагается по форме. Меня зовут Калерия Александровна.

Костя сказал свой адрес, и Калерия записала его.

– Ну, а теперь я тебя слушаю.

С минуту Костя, насупившись и нагнув голову, молчал, не зная, с чего начать. Потом наконец заговорил:

– Калерия Александровна… Дальше так нельзя… Нет больше сил смотреть, как он мучает и унижает мать. И это с тех пор, как я себя помню. Бьет ее чуть ли не каждый день. Последний год озверел окончательно.

– Кто?

– Отец.

– Где он работает? Кем?..

– Грузчиком в овощном магазине.

– Пьет?

– Не то слово. Трезвый – человек, а как выпьет… – Костя вздохнул и ладонью вскинул упавшую на глаза прядь русых волос. – А последний год пьет каждый день. – От стыда за поведение родного отца, не поднимая глаз, он продолжал: – Однажды я был уже на грани, хотел задушить его сонного или отравить, уже приготовил отраву, но вовремя одумался. Несколько раз пытался защитить мать, но все кончалось тем, что он избивал меня так, что неделями не ходил на занятия, был весь в синяках. Не знаю, что дальше делать. Пришел к вам посоветоваться. О вас очень хорошо говорят ребята с нашего двора.