Куда меня ведет подруга —

     Моя судьба, моя судьба?

      Бредем, теряя кромку круга

     И спотыкаясь о гроба.

     Не видно месяца над нами,

     В сугробах вязнут костыли,

     И души белыми глазами

     Глядят вослед поверх земли.

     Ты помнишь ли, скажи, старуха,

     Как проходили мы с тобой

     Под этой каменной стеной

     Зимой студеной, в час ночной,

     Давным-давно, и так же глухо,

     Вполголоса и в четверть слуха,

     Гудело эхо за спиной?

     Над черно-сизой ямою

     И жухлым снегом в яме

     Заплакала душа моя

     Прощальными слезами.

     Со скрежетом подъемные

     Ворочаются краны

     И сыплют шлак в огромные

     Расхристанные раны,

     Губастые бульдозеры,

     Дрожа по-человечьи,

     Асфальтовое озеро

     Гребут себе под плечи.

     Безбровая, безбольная,

     Еще в родильной глине,

     Встает прямоугольная

     Бетонная богиня.

     Здесь будет сад с эстрадами

     Для скрипок и кларнетов,

     Цветной бассейн с наядами

     И музы для поэтов.

     А ты, душа-чердачница,

     О чем затосковала?

     Тебе ли, неудачница,

     Твоей удачи мало?

     Прощай, житье Московское,

     Где ты любить училась,

     Петровско-Разумовское,

     Прощайте, ваша милость!

     Истцы, купцы, повытчики,

     И что в вас было б толку,

     Когда 6 не снег на ситчике,

     Накинутом на челку.

     Эх, маков цвет, мещанское

     Житьишко за заставой!

     Я по линейке странствую,

     И правый и неправый.

     Где ветер бросает ножи

     В стекло министерств и музеев,

     С насмешливым свистом стрижи

     Стригут комаров-ротозеев.

     Оттуда на город забот,

     Работ и вечерней зевоты,

     На роботов Моцарт ведет

     Свои насекомые ноты.

     Живи, дорогая свирель!

     Под праздник мы пол натирали,

     И в окна посыпался хмель —

     На каждого по сто спиралей.

     И если уж смысла искать

     В таком суматошном концерте,

     То молодость, правду сказать,

     Под старость опаснее смерти.

     Семь голубей — семь дней недели

     Склевали корм и улетели,

     На смену этим голубям

     Другие прилетают к нам.

     Живем, считаем по семерке,

     В последней стае только пять,

     И наши старые задворки

     На небо жалко променять:

     Тут наши сизари воркуют,

     По кругу ходят и жалкуют,

     Асфальт крупичатый клюют

     И на поминках дождик пьют.

     Ломали старый деревянный дом.

     Уехали жильцы со всем добром —

     С диванами, кастрюлями, цветами,

     Косыми зеркалами и котами.

     Старик взглянул на дом с грузовика,

     И время подхватило старика,

     И все осталось навсегда, как было.

     Но обнажились между тем стропила,

     Забрезжила в проемах без стекла

     Сухая пыль, и выступила мгла.

     Остались в доме сны, воспоминанья,

     Забытые надежды и желанья.

     Сруб разобрали, бревна увезли.

     Но ни на шаг от милой им земли

     Не отходили призраки былого,

     И про рябину песню пели снова,

     На свадьбах пили белое вино,

     Ходили на работу и в кино,

     Гробы на полотенцах выносили,

     И друг у друга денег в долг просили,

     И спали парами в пуховиках,

     И первенцев держали на руках,

     Пока железная десна машины

     Не выгрызла их шелудивой глины,

     Пока над ними кран, как буква 'Г',

     Не повернулся на одной ноге.