– В годы Городских войн мой дед служил в армии. Я слышал его рассказы.

– Он умер еще до вашего рождения.

– Не от него лично, от матери. Я также прочел про боевые операции, в которых он принимал участие. Он сражался против последователей культа Красного Коня. Когда вы упомянули религиозных фанатиков, первое, что мне вспомнилось, были именно они. Вот и все.

– Но имя Мензини в ваших домашних разговорах не упоминалось?

– Я никогда не слышал его до сегодняшнего дня.

– Это странно, Лью, если учесть, что он биологический отец вашей матери.

– Это чушь собачья! Будь у вас хотя бы немного мозгов, вы бы проверили ее свидетельство о рождении.

– О, на это у меня мозгов хватило, уверяю вас. Более того, их хватило на то, чтобы поинтересоваться у нее лично.

На этот раз он обернулся:

– Что вы сказали?

– То, что вы услышали, и даже больше. Насколько я понимаю, вы не хотели, чтобы мы говорили с вашими родителями, но что поделать, пришлось.

– Вы запугали ее, силой вырвали признание! Она женщина слабовольная, эмоционально ранимая. Вы надавили на нее.

– Нет, это скорее ваш излюбленный метод. В общем, сейчас мы сделаем перерыв. Да-да, я больше не собираюсь задавать вопросы. Можете и дальше все отрицать, в надежде, что, когда станет известна правда, вы просто скажете, будто ничего не знали. Что вам никто ничего не говорил.

Ева снова умолкла, давая ему возможность подумать.

– Это один путь. Или же стоит признаться во всем: как вам это стало известно, как обнаружили документы, о которых мне рассказала ваша мать. О том, какой шок испытали и как это повлияло на вас. Почему ваши родители лгали вам, и ваш дедушка – вовсе не увешанный медалями ветеран, а безумец, массовый убийца и похититель детей. И в довершение ко всему религиозный фанатик. Согласитесь, доктор Мира, что, узнав такое, недолго свихнуться и самому.

– Один только шок… – Мира покачала головой и не договорила.

– Кстати, это может стать смягчающим обстоятельством.

– Я хочу поговорить с матерью.

– Этого не будет, Лью.

– Мать дает показания против сына, – тихо заметила Тисдейл. – Вес таких показаний велик.

Коллуэй стиснул зубы. Еве показалось, будто она услышала, как они скрипнули.

– Она никогда не пойдет на это.

– У нее не будет выбора. Когда же мы схватим Мензини…

– Мензини мертв!

Ева вопросительно выгнула бровь:

– Откуда вам это известно?

– Мне… так кажется.

Ева улыбнулась и пригрозила ему пальцем:

– А вот это зря. Он расскажет всю историю, от начала и до конца. Про вашу биологическую бабушку, про то, как была похищена, а затем найдена ваша мать. Кстати, все это может быть использовано в ваше оправдание, если вы признаетесь, что знали об этом. Что узнали правду и у вас снесло крышу. Сейчас сюда едет прокурор. Думаю, что на сегодня хватит. Я тоже устала и хочу домой. Прокурор вряд ли будет рад, если я дам вам шанс выкрутиться, пусть даже самый малый. Так что выбор за вами, Лью. Решайте, только быстро.

– Я хотел бы поговорить с ответственным лицом.

– Что вы и делаете. А, понятно, вам хочется поговорить с мужчиной. Этого тоже не будет. Делайте выбор. Мне известно, что вы обнаружили ящик с документами. Узнали, что Мензини – ваш дед. А еще вы обнаружили формулу. У вас есть шанс во всем признаться, что наверняка сработает на суде. Или же вы можете продолжать лгать, и тогда вас ждет совершенно иной сценарий.

– Они лгали мне. – Эти слова предназначались доктору Мире. – Всю мою жизнь. Я не мог понять, за что они меня так не любят, почему лишают самого главного – своей любви. Мой отец – человек с агрессивными наклонностями. Все эти запреты, секреты… Мне трудно говорить об этом.

Мира подалась к нему, само сочувствие:

– Вы хотите сказать, ваш отец поднимал на вас руку?

Коллуэй отвернулся и кивнул:

– Он унижал меня, как мог, она же никогда даже не пыталась его остановить. Моя мать. Но я ее не виню. Она слабая, запуганная, безвольная женщина.

– То есть он бил и ее.

– Она запугана им до смерти, – прошептал Коллуэй. – Всего боится. Когда я рос, мы постоянно переезжали с места на место. Я никогда не знал, что это такое – иметь настоящий дом, постоянных друзей, ощущать свои корни. Когда я нашел этот чертов ящик, я понял, почему она ни разу не встала на мою защиту. Я был постоянным напоминанием о том, через что пришлось пройти ее матери – ее настоящей матери. Я даже немного на нее похож. Телосложением, цветом волос, глаз. Для меня наступил нескончаемый кошмар.

– Понимаю, – мягко отозвалась Мира.

– Ничего вы не понимаете! Ни вы, ни кто другой. Откуда вам знать, что это такое, постоянно носить это в себе. Я даже хотел наложить на себя руки.

– Но вы все равно возвращались туда, – перебила его Ева. – В надежде найти еще больше.

– Да, в надежде отыскать все, чтобы потом от него избавиться. Я перевез эти ящики домой и отправил их содержимое на вторичную переработку.

– А вот это вы зря. – Ева даже закатила глаза. – Неужели вы и впрямь рассчитываете, что в это кто-то поверит? Да, вы перевезли их в Нью-Йорк и на основе формулы воссоздали вещество. Признайтесь в этом. Прислушайтесь к моему совету. Прокурор наверняка потребует для вас несколько пожизненных сроков в какой-нибудь орбитальной тюрьме. Подумайте о том, что вас там ждет. Так не лучше ли чистосердечно признаться в содеянном, и тогда вы сможете рассчитывать на тюремный срок здесь, на Земле. Вы сможете написать книгу, сможете раздавать направо и налево интервью. Вы станете в некотором смысле героем. Знаменитостью. Где ваша хваленая решимость, Лью?

– Я собрался свести счеты с жизнью, хотел использовать это вещество, чтобы убить себя. На какое-то время я лишился рассудка. Я не знал, получится ли у меня, и я взял его с собой в бар. Я хотел дождаться, пока все разойдутся, но Джо не хотел уходить. И тогда у меня сдали нервы. И я встал, чтобы уйти. Но тут в меня врезалась эта женщина. Она выбила у меня пузырек, и он упал на пол. Я запаниковал и бросился на улицу.

Говоря это, Коллуэй закрыл ладонями лицо.

– Все эти люди.

– Вы сами изготовили вещество? – повторила Ева свой вопрос. – И взяли его с собой в бар?

– Господи, помоги мне, – прошептал Коллуэй. В следующее мгновение в комнату для допросов вошла Рео.

– Прокурор Шерил Рео. Берите стул и присаживайтесь. Лью развлекает нас своими сказками.

– Как у вас поворачивается язык говорить такое? – возмутился Коллуэй. – Надо же быть такой бездушной!

– Это вы обо мне? Извините, но кто из нас двоих преступник? Лью только что сознался в том, что создал мощный галлюциноген и взял его с собой в бар.

– Я пережил психологическую травму. И хотел покончить с собой!

– Есть и другие способы, – возразила Ева. – Скажите, вы опять хотели покончить с собой, когда взяли второй пузырек с веществом и, не предупредив о возможных последствиях, вложили его в руку Дженни Керв?

– Я ничего из этого не помню. У меня провалы памяти. Это все шок, стресс. Я хочу поговорить с вашим начальником.

– Ну уж нет! – Ева стукнула ладонями по столу и, привстав, заглянула ему в лицо: – Вам нужен был кто-то, кому можно было подкинуть пузырек, и вы воспользовались ею. Ваша история про мужчину в черном пальто высосана из пальца. Этим человеком в черном были вы сами. Да-да, именно вы. Вам известно, сколько зданий на этой улице оборудованы камерами видеонаблюдения? Вы думали, что не засветились ни на одной из них?

– Вы идиотка! Я ни разу не приблизился ни к одной камере.

– Нет? Вы уверены? Ваша память на данный момент в полном порядке?

– Не знаю. Вы сбиваете меня с толку. Я хочу поговорить с вашим начальником. Я отказываюсь говорить с вами.

– Вы можете говорить со мной, – предложила Рео. – Я помощник прокурора, Шерил Рео.

– Вы считаете, что я стану разговаривать с каким-то помощником! С секретаршей?

– Это вы в ее адрес, Лью? – бросила ему Ева. – Давайте, покажите, кто здесь главный. Кто тут начальник, черт побери. На вашей совести убийство ста двадцати семи человек, и это при том, что на вас не упала даже капля их крови. Как вдруг она входит сюда, в своем стильном костюмчике и на каблуках из разряда «трахни меня», и еще ждет, что вы сейчас доставите ей удовольствие.