– В таком случае я тотчас же начну наводить справки. А поскольку я тебя накормил, ты можешь заняться грязной посудой.

– Да, всегда следует ждать подвоха.

– Так уж устроен этот мир, дорогая моя.

С этим Ева спорить не стала. Спагетти с фрикадельками сделали свое дело. Она ощутила прилив энергии. Для полного счастья нужен был лишь кофе.

К тому моменту, когда кофейник на ее рабочем столе был пуст, у нее уже имелась конкретная стратегия. Она начнет с тех детей, что не были найдены.

Семьдесят восемь детей, чье местонахождение так и не удалось обнаружить. Ни живыми, ни мертвыми. У большинства, успела отметить Ева, имелись семьи, но были и сироты, и те, кто вечно менял приемных родителей. Этих выкрасть было легче всего. А поскольку их никто не искал, то и промыть мозги им тоже было гораздо легче.

Буду искать именно их, решила Ева, начиная от самых маленьких и кончая теми, кто постарше.

Первый ребенок – трехмесячная девочка – был украдена во время налета на приют в Лондоне. Мать умерла, отец неизвестен. Вместе с ней были похищены еще семеро. В деле нет образца ДНК. Указана лишь небольшая родинка в виде размытого сердца с обратной стороны левого колена.

Ева запросила архивные данные, изучила, как велся поиск детей, почитала показания свидетелей. Три женщины погибли, пытаясь спасти малышей. Двое из тех, что остались живы, мужчина и женщина, описали налет и самих налетчиков, среди которых были как мужчины, так и женщины.

Старшему ребенку, мальчику лет одиннадцати, и еще двоим удалось сбежать. Какой молодец, подумала Ева, читая архивные данные. Его отец был солдат. Он научил сына идти по следу, уходить от погони. Зная, где их держали, он привел своих товарищей в тренировочный лагерь.

В результате удалось спасти еще двоих и обнаружить останки еще одного. Лишь трехмесячная малышка, которую назвали Аманда, и двухлетний малыш по имени Найлс так никогда и не были найдены.

Ева дала компьютеру задание создать примерный портрет Аманды и Найлса на данный момент. Как только на экране возникли лица, Ева впилась в них взглядом, после чего сопоставила их со снимками родителей Коллуэйя, его тети со стороны отца, ее мужа, и даже со снимками его деда с бабкой, хотя последнее было уже большой натяжкой.

Никаких особых примет вроде родинки у женщин не обнаружилось, тем более что такие вещи легко удаляются или их можно спрятать. Не удалось обнаружить и сходство с компьютерными портретами детей, причем у всех родственников Коллуэйя.

Да и живы ли они сейчас, эти дети, задалась она вопросом, а если живы, то где они и с кем? Она отогнала от себя эти мысли. Если думать о каждом несчастном юном существе, этак недолго вогнать себя в депрессию.

И она двинулась дальше, осторожно пробираясь сквозь фото, описания, показания свидетелей, рассказы найденных детей, их родственников, протоколы допросов заключенных.

Какое страшное время, подумала Ева, и как в любое страшное время первыми страдают самые невинные, нежели те, на чьей совести все эти ужасы.

Это не просто потерянные жизни. Это жизни, разбитые на мелкие осколки, которые уже никогда не склеить воедино.

К тому времени, когда она дошла до середины списка пропавших детей, у нее уже было четкое представление о методах сторонников культа Красного Коня. О том, кто их возглавлял, о проведенных операциях, об их кредо и дисциплине. И хотя само движение было представлено разрозненными группировками, они все придерживались особой генеральной линии.

Женщин они внедряли в лагеря беженцев, больницы, детские центры, где те собирали необходимую информацию, после чего устраивался налет. Часто, слишком часто женщины становились первыми жертвами – как свои, так и чужие.

Захватить детей, остальных убить, и чем больше, тем лучше. Как только дети и транспорт захвачены, они пускались в бега.

Наконец Ева решила устроить небольшой перерыв и, взяв кофе, направилась в кабинет к Рорку.

– Я тут кое-что нарыл, – сообщил он, не поднимая глаз, – причем кое-что весьма любопытное. Хотя и не до конца.

– Я лишь на минутку. Устала.

Рорк оторвал глаза от монитора и посмотрел на нее. Сколько раз он видел ее стоящей рядом с горой окровавленных трупов, спокойно взирающей на реки крови, изуродованные тела. Но даже железной выдержке есть предел.

– Рассказывай.

Она рассказала, потому что так было легче.

– Скрывшись с места преступления и вновь объединившись в ячейки, они начинали обрабатывать детей, которых им удавалось похитить. Самых маленьких, кому еще не было четырех, они подкупали подачками – конфетами, игрушками. Тех, что постарше или самых упрямых, пытались сломить болью и депривацией. Лишали пищи и света, затем следовали бесконечные побои. Кое-кому удавалось бежать. Но таких были единицы. Некоторые не выдерживали и умирали – таких было гораздо больше. Я читала допросы детей, которых удалось спасти. Как только над ними не издевались: физически, сексуально, эмоционально. Били, насиловали, пытались задобрить подарками, затем – если ребенок отказывался забыть родных, отказывался признать в качестве своей новой семьи культ Красного Коня, не поддавался промывке мозгов – снова следовали унижения и издевательства.

– Они истязали детей?

– Да, во имя мстительного бога, которому поклонялись.

– Бог здесь ни при чем. Пытки – человеческое изобретение.

– Да, на это мы горазды, лишь бы сделать кому-то больно. Если у ребенка имелась семья, они угрожали убить мать или отца, если те отказывались отдать ребенка добровольно. Или же говорили ребенку, что теперь он сирота, его родителей больше нет в живых. Или твердили, что родителям нет до него дела и потому его никто не станет искать.

– Такими методами на протяжении всей истории пытались деморализовать и сломить пленных, чтобы вынудить их пойти на сотрудничество.

– Это даже хуже, чем было со мной.

Ей хотелось расхаживать из угла в угол, чтобы выпустить пар. Но поскольку ей нужна была вся энергия, каков бы ни был ее источник, она осталась стоять и лишь слегка покачивалась на пятках.

– Эти дети лишились семьи, родных и близких, либо были нагло похищены, а затем подверглись истязаниям и промывке мозгов. Тех, что постарше и посильнее, использовали в качестве бесплатной рабочей силы. Девочек с определенного возраста принуждали к сексу с кем-нибудь из мальчиков. Проводились ритуалы, от которых волосы встают дыбом, этакие извращенные черные мессы, и детей заставляли смотреть.

– Ты лучше сядь.

– Спасибо, я постою. Так мне легче. Невозможно работать, когда тебя душит ярость. Я обнаружила сведения о более чем тридцати случаях родов у похищенных девочек. Самой младшей было двенадцать. Нет, ты только подумай, всего двенадцать! Новорожденных у них, понятное дело, забирали и затем при первой же возможности вновь вынуждали беременеть. Когда одну из них, пятнадцати лет, удалось спасти, выяснилось, что она рожала уже трижды. Спустя полгода она наложила на себя руки. И она не единственная. Процент самоубийств среди похищенных детей младше восемнадцати лет зашкаливал, достигая пятнадцати процентов.

Ева глубоко вздохнула.

– Основной корпус сведений по беременностям и суициду я получила от Кэллендер и Тисдейл. Надин не смогла ничего раскопать, так как это закрытая информация. Я не уверена, что она известна источникам Саммерсета, либо они ее от него утаили.

– Нет, если бы он это знал, он бы наверняка нам сказал.

– Но почему это не сделали достоянием гласности? По идее, об этом нужно было кричать на каждом углу.

Наверно, чтобы не травмировать людей, подумал Рорк. Нормальному человеку больно представить себе те мерзости, что творились по отношению к похищенным детям. Но каково это было бы слышать тем, кто сам был таким ребенком, которого истязали и насиловали. Для таких это была бы сущая мука.

– Думаю, сыграл роль целый ряд факторов, – произнес он вслух, поднимаясь из-за стола. Шагнув к Еве, он потер ладонями ей руки, успокаивая и ее, и себя. – В те годы царила жуткая неразбериха, и правительства из благих побуждений пытались скрыть самые страшные истории. Ради жертв, ради их семей, чтобы они могли поскорее забыть этот ужас.