– Значит, все-таки не поверил? – лихорадочно просчитывая варианты, уточнил я. К такому повороту событий, врать не буду, я готов не был.

– Да как сказать… – Он отвернулся, глядя сквозь обманчиво-хрупкое стекло куда-то вниз. – В общем-то, поверил – такое все равно не придумаешь, да и с нашими данными все в целом совпадает. Только вот, как я уже говорил, кажется мне, что-то ты все-таки скрыл. Или немного переврал. Какую-то малость, что-то небольшое, но очень-очень важное. И от этой малости весь твой рассказ может радикально измениться… Не знаю почему, но мне так кажется. – Не дождавшись от меня никакого ответа (а что я мог ему ответить? Это как в конструкторе – построив вчерашнюю версию, я истратил весь свой запас фактов, подробностей и предположений, и для того, чтобы создать что-то новое, нужно было сначала разрушить старое. А делать этого явно не стоило), майор продолжил: – Знаешь, когда вчера наши ученые вместе со мной всю ночь слушали запись твоего рассказа, у них аж лысины дымились от возбуждения – так им интересно было. Так вот, они тебе однозначно поверили. И наши аналитики, скажу честно, тоже. А я… Может, дело в том, что мы с тобой все-таки в какой-то мере одно и то же – «зеркальные копии», как ты вчера сказал, но мне кажется, что-то в твоем рассказе не так. Чувствую я это, что ли, не знаю!

– То есть ты меня отсюда не выпустишь – так получается? – с деланым равнодушием осведомился я, беря сигарету из протянутого знакомого портсигара.

– Да нет, могу тебя хоть сейчас отвести назад, не в этом дело, – тихо ответил он, – но мне очень важна правда! Ты ведь понимаешь, сколько всякой химической гадости есть у нас в арсенале – все равно все расскажешь, никуда не денешься. Просто не хочется так… Ты даже не представляешь, насколько прочно вы связаны с нашим миром!

– Ну, это-то вряд ли… Какая у нас с вами может быть связь?

– Представь себе, может! Рассказать? – И, не дожидаясь ответа, он тут же продолжил: – Когда вы сюда попали, – ну, в этот мир, в смысле, – наши приборы зафиксировали мощное возмущение в энергетическом поле вокруг «Спирали». Так что мы сразу поняли, откуда вы появились на территории старого бункера. А потом, когда кто-нибудь из вас погибал, здесь вообще чудеса твориться начинали – «Спираль» отчего-то очень сильно реагировала на это… Мы-то уже ко всему привычные, но такого еще не было. Когда под Раздельной убили вашего товарища, дежурная смена отметила небольшой, всего на три секунды, временной «откат»; а вот когда по дороге сюда погиб второй – сдвиг оказался уже сильнее, почти на полминуты назад! Если погибнешь ты или капитан, то, как я понимаю, мы это тоже почувствуем, причем гораздо сильнее. Вы находитесь слишком близко от «Спирали»…

Я замер, боясь случайно выдать свои чувства. Ничего себе! Ты хоть сам понимаешь, майор, что мне рассказал? Или… или как раз представляешь и все это очередная хитро продуманная информационная ловушка? Скорее всего, именно так, ведь, если все это правда, в тот момент, когда кто-то из нас с капитаном погибнет, у оставшегося будет – непонятно лишь, в каком виде, – некая фора для активных действий. Знать бы еще, что это такое, временной «откат»? Но запомним на всякий случай, вдруг пригодится, вдруг даже очень пригодится! Впрочем, использовать сие можно и по-другому…

А майор, не то продолжая играть со мной, не то на самом деле ничего не заметив, спросил:

– Так что, поговорим? Или пойдем в твои… апартаменты? Если второе, то больше мы не увидимся – у меня приказ форсировать получение сведений, и я, извини, собираюсь его исполнить.

– Поговорим, – в тон ему негромко ответил я. – Ты прав, майор, я рассказал тебе правду, но не всю… У наших миров осталось совсем мало времени, и если не уничтожить вашу «Спираль», оба они погибнут. Именно за этим я здесь – не «балансировать» ее и не изучать, а уничтожить. Об этом мне рассказал Посланник, это и есть мое задание. И, кроме того, я сильно подозреваю, что, использовав эту штуковину, вы значительно приблизили «час икс» наших миров. Я это только сейчас понял: у нас уже лет пятнадцать – получается, как раз с того момента, когда вы впервые нажали на «пуск», – как начались всякие пакости планетарного масштаба – климат, там, изменился, землетрясения, тайфуны разные… Боюсь, это оно и есть!

– Чего-то подобного я и ждал, – грустно изрек майор, дослушав мой короткий рассказ до конца, и я едва сдержался, чтобы не рассмеяться: трагик, блин, грустный Пьеро островного театра (ну, не верил я ему, не мог заставить себя поверить!). – Ладно, пошли тогда…

– Куда? – деловито осведомился я, прикидывая на всякий случай, в какой последовательности лучше начинать всех тут валить – сначала майора цепочкой от наручников или все же начать с ожидающих за дверью конвойных. Но майор оказался на высоте – не стал подавать сигнал к открыванию двери, пока не перековал меня в позицию «руки за спину». Правда, извинился при этом: «я, мол, все понимаю, поэтому давай сделаем это по обоюдному согласию». И только затем ответил:

– Пока в твою комнату, а там посмотрим.

– А как насчет «Спирали»? Неужели ты так ничего и не понял?

– Все я понял… – Он опустил уже занесенную для условного стука руку. – Но позволить тебе разрушить ее не могу.

– Но почему?! – Возглас, помимо моей воли, получился каким-то почти истерическим. – Хочешь спасти сомнительные достижения своего социализма? Свой голодный рай, где за холодильником надо стоять в очереди, хоть потом его все равно нечем будет наполнить?! Или просто наплевать на десять миллиардов жизней? Объясни – я действительно не понимаю.

– Я давал присягу…

– Чушь, мы оба знаем, что верность присяге – не всегда благо.

– Хорошо, пусть чушь, это и на самом деле не главное… Просто это моя страна, какая ни есть, но моя. Можешь не верить или смеяться, но я люблю ее такой и обязан защищать. Уничтожив «Спираль», ты уничтожишь и ее – все, что создавали наши предки, что создавали и защищали мы. Я не могу позволить этого.

Я мысленно застонал – такого отпора я, честно говоря, не ожидал. И попытался еще раз:

– Но ведь альтернативы-то нет, это ты хоть понимаешь?! Альтернатива одна – гибель!

– Нет, – очень спокойно и твердо ответил он. – Нет, потому что это только твои слова. Да, теперь я верю твоему рассказу, но это не значит, что все должно случиться именно так. Ты можешь и ошибаться – совершенно искренне, заметь, ошибаться. Ты рассказал мне правду, но где гарантии, где доказательства того, что тебе тоже рассказали правду? Их нет и быть не может. Разве тебя не учили все ставить под сомнение? Ничему и никому не верить? Тебе я верю, твоему этому… «посланнику из прошлого» – нет. Вот так.

– Идиот… – едва слышно пробормотал я. – Какой же ты идиот! Ну какие тебе еще нужны доказательства, коллега, мать твою?! Ты готов угробить парочку миров только потому, что веришь лишь в то, что можно увидеть своими глазами и потрогать, так что ли?! Материалист хренов…

– Да, представь себе, материалист. Остальное – тоже правильно. Я не могу рисковать своей страной только лишь из-за того, что ты искренне веришь в то, что тебе рассказали под гипнозом. У наших ученых нет абсолютно никаких данных об угрозе «Спирали» существованию мира. Я, конечно, передам им все это, но не думаю, что они – точнее те, кто имеет право принимать решения, – будут что-либо менять. Фактов, прости, недостаточно.

– Ага, «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда»! Главный и все объясняющий лозунг всех на свете твердых лбов…

Отвечать майор не стал, просто пожал плечами и трижды стукнул в отозвавшуюся глухим стальным рокотом дверь: дискуссия закончилась со счетом не в мою пользу. Мои доводы и эмоции пропали всуе: похоже, я, сын свободной России, действительно подзабыл, что такое спорить с прагматичным материалистом! Обратная дорога прошла в полном молчании, наконец перед нами отъехала в сторону наружная дверь и мои порядком замерзшие ступни зашлепали по разогретому солнцем бетону. Пожалуй, никогда еще меня так не радовало это голубое небо и солнце над головой – только очутившись наверху, я вдруг осознал, что нахождение рядом с Маятником оказалось тяжелым испытанием для моей психики – проклятое творение чужого разума давило на мозг все то время, что мы с майором находились около шахты. Другой причиной было, наверное, понимание того, что все это: и высокое чистое небо, и прошедшее уже половину полуденного пути солнце, и бьющий в лицо свежий ветер – я, возможно, вижу в последний раз… Ведущие обратный отсчет часики боевой операции, запущенные еще там, в подвале «Вервольфа», в недостижимо далеком моем мире, дотикали уже почти до нуля – времени больше не осталось!