Материя, напротив того, не есть сущая вещь, а есть бытие как всеобщее бытие или [бытие] в модусе понятия. Разум, который еще остается инстинктом, проводит это правильное различие, хотя не сознает того, что, испытывая закон на всяком чувственном бытии, он именно этим снимает лишь чувственное бытие закона, и что, когда он постигает его моменты как материи, существенность их стала для него «всеобщим» и провозглашена в этом выражении как некое нечувственное чувственное, как бестелесное и все же предметное бытие.

Посмотрим теперь, какой оборот для инстинкта разума принимает его результат и в какой новой форме выступает, таким образом, его наблюдение. В качестве истины этого экспериментирующего сознания мы видим чистый закон, который освобождается от чувственного бытия, мы видим его как понятие, которое, будучи налицо в чувственном бытии, но двигаясь в нем самостоятельно и независимо, погружено в него свободно от него и есть простое понятие. То, что поистине есть результат и сущность, само выступает теперь для этого сознания, но выступает как предмет, и притом (так как он именно для этого сознания не есть результат и не стоит ни в каком соотношении с предшествующим движением) как особый вид предмета, а отношение этого сознания к последнему выступает как некоторый иной [вид] наблюдения.

Такой предмет, в котором процесс происходит в простоте понятия, есть органическое. Оно есть та абсолютная текучесть, в коей растворена определенность, благодаря которой оно было бы только для другого. Если неорганическая вещь имеет своей сущностью определенность и в силу этого только вместе с некоторой другой вещью составляет полноту моментов понятия и потому пропадает, вступая в движение, — то, напротив, в органической сущности все определенности, благодаря которым она открыта для другого, подчинены органическому простому единству; ни одна определенность не выступает как существенная определенность, которая свободно относилась бы к другому, и поэтому органическое сохраняет себя в самом своем отношении.

Те стороны закона, на наблюдение которых здесь направляется инстинкт разума, суть прежде всего, как вытекает из этого определения, органическая природа и неорганическая в их соотношении друг с другом. Последняя для органической природы есть именно противоположная ее простому понятию свобода предоставленных самим себе определенностей, в коих в то же время растворена индивидуальная природа и из непрерывности коих в то же время она обособляется и есть для себя. Воздух, вода, земля, зоны и климат суть такие общие стихии, которые составляют неопределенную простую сущность индивидуальностей и в которых последние в то же время рефлектированы в себя. Ни индивидуальность не есть просто в себе и для себя, ни стихийное; в самостоятельной свободе, в которой они для наблюдения выступают друг по отношению к другу, они относятся вместе с тем как существенные соотношения, но так, что самостоятельность того и другого и равнодушие друг к другу есть то, что господствует, и только частично переходит в абстракцию. Здесь, следовательно, закон имеется налицо как соотношение некоторой стихии с образованием органического, которому, с одной стороны, противостоит стихийное бытие и которое, с другой стороны, воспроизводит это бытие в своей органической рефлексии. Однако такие законы, что, мол, животные, принадлежащие к воздушной стихии, обладают свойствами птиц, а принадлежащие к водной стихии, обладают свойствами рыб, что северные животные покрыты густой шерстью и т. д., сразу обнаруживают бедность, которая не соответствует многообразию органического мира. Помимо того, что органическая свобода умеет вновь отнять у этих определений их формы и на каждом шагу необходимо дает [примеры] исключения из таких законов или правил, как бы их ни называли, — помимо всего этого даже в тех [случаях], которые подходят под эти правила, это остается столь поверхностным определением, что и выражение их необходимости не может быть иным и не выводит закон за пределы «большого слияния»; при этом неизвестно, что, собственно, относится к этому влиянию и что не относится. Такого рода соотношения органического со стихийным действительно не следует поэтому называть законами, ибо, с одной стороны, как упомянуто, такое соотношение по содержанию своему далеко не исчерпывает объема органического, а с другой стороны, и моменты самого соотношения остаются равнодушными друг к другу и не выражают никакой необходимости. В понятии кислоты заключается понятие основания, как в понятии положительного электричества — отрицательное; но сколько бы ни встречалось сочетание густой шерсти с севером, или строения рыб — с водой, строения птиц — с воздухом, в понятии севера не содержится понятия густой шерсти, в понятии моря — понятия строения рыб, в понятии воздуха — понятия строения птиц. В силу этой свободы обеих сторон по отношению друг к другу бывают животные и на суше, обладающие существенными характерными чертами птицы, рыбы и т. д. Так как необходимость нельзя понять как внутреннюю необходимость сущности, она перестает также обладать чувственным наличным бытием и ее нельзя уже наблюдать в действительности — она вышла за ее пределы. Таким образом, не находясь в самой реальной сущности, необходимость есть то, что называется телеологическим соотношением — соотношением, внешним к соотносимому и представляющим собой поэтому скорее противоположность закону. Оно есть мысль, целиком освобожденная от необходимой природы, мысль, которая покидает ее и для себя движется за ее пределами.

Если только что упомянутое нами соотношение органического со стихийной природой не выражает сущности органического, то, напротив того, в понятии цели эта сущность содержится. Правда, для этого наблюдающего сознания понятие это не есть собственная сущность органического, оно оказывается для него вне этого последнего и в таком случае составляет лишь упомянутое внешнее, телеологическое соотношение. Однако, согласно ранее приведенному определению органического, оно на деле есть сама реальная цель, ибо, сохраняя себя само в соотношении с другим, оно есть именно та природная сущность, в которой природа рефлектируется в понятие, и [есть] разрозненные моменты необходимости, моменты причины и действия, активного и пассивного, соединенные в одно, — так что здесь нечто выступает не только как результат необходимости, но, так как оно ушло обратно в себя, то конечное или результат в такой же мере есть первое, с чего начинается движение, и собственная цель, претворяемая им в действительность. Органическое не порождает чего-либо, а лишь сохраняет себя; иначе говоря, то, что порождается, в такой же мере уже имеется налицо, как и порождается.

Уясним себе ближе это определение, как оно есть в себе и как оно есть для инстинкта разума, чтобы посмотреть, как этот инстинкт находит в нем себя, но не узнает себя в том, что им найдено. Итак, понятие цели, до которого поднимается наблюдающий разум, поскольку это — его сознательное понятие, точно так же имеется налицо и как нечто действительное и составляет не только внешнее отношение последнего, но и его сущность. Это действительное, которое само есть некоторая цель, находится в целесообразном отношении с другим, т. е. его отношение есть случайное отношение, в зависимости от того, что есть непосредственно то и другое; то и другое непосредственно — самостоятельны и равнодушны друг к другу. Но сущность их отношения другая, чем та, которую они как будто составляют, и их действование имеет иной смысл, чем тот, который оно непосредственно имеет для чувственного воспринимания; необходимость скрыта в том, что совершается, и обнаруживается только в конце, но так, что именно этот конец и обнаруживает, что она была и началом (das Erste). Но конец обнаруживает этот приоритет самого себя в том, что благодаря изменению, произведенному действованием, ничего иного не происходит, кроме того, что уже было. Или если начать с начала, то оно в конце своем или в результате своего действования приходит лишь обратно к себе самому; и именно благодаря этому оно оказывается чем-то таким, что имеет своим концом себя само, следовательно, как начало оно уже вернулось к себе, или: оно есть в себе и для себя самого. Следовательно, то, чего органическое достигает благодаря движению своего действования, есть оно само; и то, что оно достигает только себя самого, и есть его чувствование себя. Правда, тем самым имеется налицо различие между тем, что оно есть, и тем, чего оно ищет, но это только видимость различия, и благодаря этому оно само по себе есть понятие.