Когда судья упоминал имя Васина, тот покорно и согласно кивал головой.

Валя вспомнила: еще в детстве кто-то говорил ей, что, если смотреть на человека долго и пристально, он обязательно почувствует на себе взгляд и обернется. Она попыталась сосредоточить всю свою волю и пристально глядела на Володю. Но он так и не повернул головы.

Думая только о Володе, Валя пропустила многое из того, что читал судья. Она услышала лишь заключительную фразу:

— «…подлежит рассмотрению в народном суде Калининского района, Зареченской области», — и увидела, как судья захлопнул свою папку и полошил ее на стол перед собой.

— Подсудимый Харламов, встаньте! Вы должны смотреть на судью, когда к вам обращаются, а не в окно.

Володя медленно повернул голову к судье.

— Вам ясно, в чем вас обвиняют? Признаете себя виновным?

— Да, — тихо ответил Володя. — Видимо, я в самом деле сшиб… В этом я виноват.

— Зачем вы попросили Васина передать вам руль управления?

Володя молчал. «Ну, отвечай же, отвечай, — мысленно молила его Валя. — Почему ты молчишь?»

— Вы намерены отвечать, Харламов? — чуть повышая голос, спросил судья.

— Да.

— Вам задан вопрос, и вы должны…

— Что же мне теперь говорить? — с той же затаенной горечью спросил Володя.

— Вопросы суду не задают, — строго, но не повышая голоса, сказал судья. — А говорить надо то, что вы считаете существенно важным. Отвечайте на вопросы суда честно и правдиво. Ясно?

Володя молчал.

— Итак, зачем вы попросили руль?

Володя, казалось, задумался и ничего не ответил.

— Вы же понимали, — продолжал судья, — что, уговаривая Васина передать управление автомашиной, вы сами нарушали закон и толкали на преступление Васина! Закон-то вам известен?

— Да, — тихо произнес Володя, — закон мне известен…

— Вот видите! А вы как поступили? Разве можно нарушать закон?

— Я всегда считал, что закон нарушать нельзя, — задумчиво и словно отвечая самому себе, сказал Володя.

— Однако вы его нарушили! Почему?

Несколько мгновений длилось молчание.

— Все это теперь ни к чему, — вздохнув, сказал наконец Володя.

— Подсудимый, — вновь повысил голос судья, — помните, что в ваших интересах говорить суду правду. Это вам ясно?

— Мне все ясно, — ответил Володя, помолчал немного и добавил: — Решительно все.

— Послушайте, Харламов, — чуть наклоняясь в его сторону, сказал судья, — я не могу понять вашего поведения. Если вы признаете себя виновным, то скажите об этом суду ясно и просто. Если же нет, то защищайтесь! Вам, очевидно, разъясняли еще на следствии, что советский закон предоставляет обвиняемому широкие права. Я еще раз задаю вам вопрос: зачем вы взяли руль?

— Спросите у Васина, — глухо ответил Володя.

— Допрос Васина впереди. Сейчас суд задает вопросы вам. Итак?..

Володя по-прежнему молчал.

— Хорошо, — сказал судья, — будем считать, что свой легкомысленный поступок вы ничем не можете объяснить. Тогда ответьте на другой вопрос. — Он полистал дело, нашел нужную страницу и, придерживая ее указательным пальцем, продолжал: — На предварительном следствии вы показали, что, услышав звук удара, спросили Васина, что бы это могло значить. Верно? Когда же вам зачитали показания Васина, в которых он этот факт отрицал, вы не пожелали ничего возразить. Почему?

— Понял, что… бесполезно, — как бы нехотя ответил Володя.

— То есть как это бесполезно? — удивился судья. — Если вы слышали звук удара во время наезда и спросили Васина о причине, значит, вы самого факта наезда не видели. Видимо, это вы и хотели доказать на следствии. Ведь так?

— Я не видел наезда.

— Но это надо доказать! На следствии Васин заявил, что вы к нему не обращались. Следователь дал вам очную ставку с Васиным. Читаю лист дела шестнадцатый: «Протокол очной ставки. Начата в 12 часов 30 минут, закончена в 12 часов 40 минут 17 августа 1964 года. Я, следователь Калининского райотдела милиции Пивоваров, на основании и так далее… произвел очную ставку между Харламовым Владимиром Андреевичем и Васиным Вячеславом Федоровичем…» Вы помните все это?

— Забыл. — Володя безнадежно махнул рукой.

— Тогда я вам напомню. Читаю дальше. «Вопрос к Васину: — Спрашивал ли вас Харламов что-либо относительно звука удара по крылу автомашины во время следования по Воронинскому шоссе? Ответ Васина: — Нет, не спрашивал».

Судья поднял голову, держа указательный палец на той строке, которую только что прочел.

— Итак, Харламов, выдвинутая вами во время следствия версия, будто вы не видели наезда, ничем не подтверждается.

— Какая «версия»? — с недоумением спросил Володя.

— Не прикидывайтесь, будто не понимаете. Вы пытались сослаться на свое якобы обращение к Васину, чтобы доказать, что не видели наезда, хотя и слышали какой-то звук. Так? Подсудимый Васин! Обращался к вам с таким вопросом Харламов?

— Там все написано, — ответил Васин, вставая.

— Вы подтверждаете то, что говорили на очной ставке?

— Подтверждаю.

— Подсудимый Харламов! Как следует из протокола следствия, вы не сумели ничего возразить Васину. Верно?

Володя молчал.

— Разрешите? — Это сказал прокурор, поднимая голову с аккуратно расчесанными на пробор волосами. — В деле имеется, — продолжал он медленно и очень четко, — характеристика, выданная по просьбе следствия с места работы подсудимого Харламова. Я прошу суд огласить ее. Полагаю, что при определении общего облика подсудимого этот документ имеет немаловажное значение.

Судья торопливо полистал дело и прочел:

— «Справка отдела кадров Энергостроя. Харламов Владимир Андреевич, 1941 года рождения, работает на 5-м участке Энергостроя с 1962 года в качестве электромонтера. Как работник проявляет себя с отрицательной стороны, груб, недисциплинирован, не пользуется уважением со стороны товарищей…»

— Вот так, Харламов, — укоризненно покачав головой, сказал прокурор. — Надеюсь, вы не будете отрицать, что все это правда? Как же вы дошли до жизни такой? Почему взяли руль? Почему на следствии заявили, что спрашивали Васина об ударе?

Володя молчал.

— Подсудимый Харламов! — громко сказал судья. — Вы намерены говорить суду правду?

— Правду?.. — переспросил Харламов таким тоном, словно впервые услышал это слово и не понимает его значения. — Вас действительно интересует правда?

— Подсудимый Харламов, — резко заметил судья, — ведите себя прилично и с уважением к суду! Совершенно очевидно, что суд хочет выяснить правду, и вы находитесь здесь для того, чтобы давать правдивые показания. Вам ясно?

Володя опять промолчал.

— Стыдно, Харламов! — сказал судья. — Вы обвиняетесь в тяжелом преступлении. По вашей вине находится при смерти человек. Вам это известно?

— Да. — Володя опустил голову.

— Перед вами за этим столом, — продолжал судья, — сидят взрослые, опытные люди. Двое из нас могли бы быть вашими родителями. И как же вы себя ведете? Вам должно быть стыдно!

— Да, — тихо сказал Володя. — Мне очень стыдно…

— Ну, вот так. — Судья удовлетворенно помолчал. — Скажите, у вас есть родители?

— Нет.

— Где они? Разошлись, умерли?

— Умерли.

— При каких обстоятельствах? — впервые подала голос пожилая женщина, сидевшая слева от судьи.

— Отец погиб. На фронте. Мать умерла… Давно.

— Вот видите! Отец погиб на фронте! — воскликнул судья. — Вам двадцать три года, возможно, вашему отцу было немногим больше, когда он пошел на фронт.

— Ему было сорок лет, — сказал Володя.

— Это ничего не меняет. Миллионам людей было меньше лет, чем вам сейчас, когда они пошли сражаться за Родину. Они проливали свою кровь за то, чтобы вы, Харламов, могли жить счастливо! Надеялись, что вы оправдаете их доверие! А разве вы его оправдали? Разве вы оказались достойным вашего отца?!

Лицо Володи резко побледнело. Валя увидела, как он пригнулся, словно от удара. Но в следующее мгновение выпрямился и впервые за все это время высоко поднял голову.