Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Так точно, понял!

— И имей в виду. Зачинщиков мы успеем схватить еще до двух ночи. Но вместе со всеми будешь арестован и ты.

— Да за что же, вашскородие?..

— Так надо! Простой вещи не сообразишь, дубина. Искать будут матросики на корабле, кто их предал. А уж если найдут… Безопаснее тебе в тюрьме будет. Но смотри, и там язык не распускай.

Начальника морских сил Балтийского моря вице-адмирала Эссена вахтенный офицер крейсера «Рюрик» поднял с постели в ноль часов семнадцать минут. Выслушав непривычно торопливый и сбивчивый рапорт, адмирал прежде всего распорядился передать Небольсину приказ: немедленно поднять и вооружить винтовками комендантский взвод, а также гардемаринов, проходящих летнюю практику на «Павле I». Аресты выявленных зачинщиков начать незамедлительно. Эссен распорядился также разбудить командиров всех кораблей стоящей на ревельском рейде эскадры.

Особое приказание прибывший на катере мичман передал командиру эскадренного миноносца «Всадник». Прочитав его, капитан второго ранга оторопело уставился в бумажку, словно не веря своим глазам, потом пожал плечами и велел вестовому поднять старшего офицера. Тот появился через семь минут — редкий пример расторопности для человека, которого внезапно разбудили. В его внешности никаких следов торопливости вовсе не было заметно. Ровный, по ниточке, пробор, как всегда, четкой линией разделял приглаженные темные волосы.

— Звали, Евгений Валентинович? — спросил он с непринужденностью человека, которому несколько лет совместного плавания давали право обходить официальную субординацию в обращении к командиру.

— Звал, Сергей Юрьевич. И по делу весьма безотлагательному. Прошу присесть.

Сам капитан второго ранга продолжал стоять. Он помолчал немного, как бы собираясь с мыслями, медленно вытащил из кармана кителя плоский черепаховый портсигар. По тому, как он с нарочитой медлительностью разминал папиросу и неторопливо прикуривал, старший офицер понял, что командир волнуется, хотя и старается скрыть это.

— Только что, — медленно и четко сказал капитан второго ранга, — я получил приказ. Нам надлежит немедленно развести пары, зарядить минные аппараты и нацелить их на линейный корабль «Император Павел I».

— Что за нонсенс?!

— Увы, Сергей Юрьевич, это не нонсенс, а, насколько я понимаю, печальная необходимость.

— Вы полагаете, что это может быть связано с мятежом на «Павле»?

— Вот именно. Приказ только этим и можно объяснить. Дело пахнет вторым «Потемкиным», если не хуже… Адмирал пойдет на любые меры, чтобы только по допустить этого. Я прошу вас отдать необходимые распоряжения. У минных аппаратов должны стоять только офицеры. Кстати, прикажите снять затворы со всех винтовок. Сам я сейчас иду на мостик, буду ждать вас там.

Через полчаса все было готово. Выслушав на мостике рапорт старшего офицера, командир поднял к глазам бинокль, и громада линкора ощутимо придвинулась. Светлая балтийская ночь не скрывала корабля, а лишь слегка размазала, сделала расплывчатыми его контуры.

— Прицелы проверили? — спросил капитан второго ранга, опуская бинокль.

— Да что там — прицелы… — махнул рукой старший офицер, — с такого расстояния даже на глазок не промахнешься…

Наступила томительная пауза. Тишину ночного рейда нарушил негромкий перезвон склянок. Взглянув на часы, командир неожиданно спросил:

— Сколько сейчас команды на «Павле»?

— Приблизительно девятьсот человек.

— А постройка корабля обошлась без малого в тридцать миллионов…

— Империя дороже! — пожав плечами, сказал старший офицер.

Командир искоса взглянул на него и, не желая дальше поддерживать разговор, снова поднял к глазам бинокль. Он тщетно пытался рассмотреть, что делается на палубе линкора, но отсюда она казалась пустынной.

И рейд выглядел по-обычному спокойным. Трудно было представить себе, что в эту тихую теплую ночь сотни людей на кораблях притаились в тревожном волнении, ожидая сигнала и не подозревая даже, что, отделенные от них стальными переборками, бодрствуют предупрежденные офицеры. И не знали они о том, что торпедные аппараты эсминцев нацелены в борта их кораблей и что на мостике «Рюрика» адмирал Эссен готов в любую минуту отдать последнюю команду…

Хотя Краухов мог позволить себе переминаться с ноги на ногу, но к середине своего дежурства стал чувствовать, как наливались усталостью и деревенели мышцы, в икрах росла ноющая боль. Он никогда еще так не уставал. Наверное, сказалось нервное напряжение, вызванное нестерпимым ожиданием назначенной минуты. В какой-то миг Сергею показалось, что он слышит доносящийся издалека топот ног, но потом шум исчез. После полуночи прошло уже больше часа, когда наверху у люка действительно послышались шаги и по трапу быстро спустился боцман Нефедьев, который нес в эту ночь вахту на верхней палубе. Он подошел вплотную к Сергею, спросил каким-то незнакомым, сдавленным голосом:

— Как на посту? В порядке?

— В порядке! — ответил Сергей, недоумевая, почему вдруг боцман заинтересовался постом.

Но тот вдруг рванулся, обхватил Краухова огромными ручищами, сжал медвежьей хваткой так, что Сергею показалось, что у него трещат ребра. И тотчас же но трапу скатились вниз трое матросов комендантского взвода, вырвали винтовку, заломили руки. Он и опомниться не успел, как был уже связан. Когда кончили вязать, боцман разжал руки, потер здоровенные ладони и произнес вновь обретенным басом:

— Один голубчик готов!

И только тут до Сергея дошло, что все пропало. Он понял вдруг, что срок восстания раскрыт… И хотя вырываться и бежать куда-то было делом бессмысленным и безнадежным, он рванулся вперед, но пудовый кулак боцмана обрушился ему на висок, и в глазах точно молния полыхнула. Отброшенный ударом к переборке, Сергей стукнулся об нее и, уже ничего не чувствуя, свалился на палубу.

Он пришел в себя уже в тускло освещенном трюме, куда загнали арестованных матросов, и только тут окончательно убедился, что все рухнуло. Здесь были участники нелегального собрания в Гунгербурге и еще несколько человек. Сергей увидел угрюмое лицо Ярускина, горящие отчаяньем глаза Комолова, затравленный взгляд Королева. Он не успел еще разглядеть других, когда вверху открылся люк и по ступеням трапа скатился сброшенный толчком матрос. Несмотря на залитое кровью лицо, Сергей узнал Ганькина. Сброшенный в трюм приподнялся, обвел всех остекленевшими глазами и вдруг заскулил тонко, по-щенячьи, так, что люди вздрогнули от этой вырвавшейся наружу боли. К Ганькину подошел Ярускин, попытался поднять его, но тот вырвался, неожиданно резко вскочил на ноги и метнулся в угол, крича, чтобы его не били.

— Рехнулся, что ли? — спросил Ярускин.

Ганькин из угла продолжал визгливо кричать:

— Не троньте, не троньте меня! Я ничего не сделал!

Высокий матрос с сумрачным лицом, на котором густо багровел кровоподтек — след удара прикладом, сказал:

— Вот до чего избили человека, гады… Даже разум свой потерял. Да ты, браток, все же взял бы себя в руки. Не должен матрос свой страх врагам показывать. Пусть они тебя и арестованного боятся!

Но Ганькин, не слушая увещеваний, продолжал скулить и повторял без конца, что ни в чем не виноват…

Под утро арестованных вывели на верхнюю палубу. Сначала их выстроили вдоль борта. Отделенные от них штыками гардемаринских винтовок, молча смотрели на связанных, избитых товарищей матросы со шканцев. Из командирской рубки стремительно вышел сопровождаемый офицерами адмирал Эссен, остановился возле строя арестованных, обвел каждого налитыми кровью глазами и вдруг крикнул зычно:

— Смирно стоять!

Строй колыхнулся, но почти никто из матросов не выполнил адмиральской команды. И тогда Эссен зашелся от крика:

— Сволочи! Предатели… Я вам покажу, как делать бунт против царя! Зачинщиков прикажу расстрелять, других сгною на каторге и в тюрьмах… Не остановлюсь ни перед чем, чтобы искоренить крамолу, хотя бы мне пришлось взорвать весь флот!

67
{"b":"274311","o":1}