Захват плодородных мессенских земель позволил приостановить надвигавшийся аграрный кризис. В конце VII или начале VI в. в Спарте был осуществлен широкий передел земли и создана стабильная система землевладения, основанная на принципе строгого соответствия между числом наделов и числом полноправных граждан. Наиболее плодородные земли в Лаконии и Мессении были поделены на 9000 приблизительно одинаковых по своей доходности наделов, которые были розданы соответствующему числу спартанцев. В дальнейшем правительство Спарты следило за тем, чтобы величина наделов оставалась все время неизменной (их нельзя было, например, дробить при передаче по наследству), а сами они не могли переходить из рук в руки посредством дарения, завещания, продажи и т.д.
Вместе с землей были поделены и прикрепленные к ней рабы-илоты из числа покоренных жителей Лаконии и Мессении. Сделано это было с таким расчетом, чтобы на каждый надел приходилось по нескольку семей илотов, которые обязаны были своим трудом обеспечивать всем необходимым самого владельца надела и его семью. Каждый год илоты выплачивали своему господину натуральный оброк, состоявший из ячменного зерна или муки, вина, масла и других продуктов. Обычная норма этой повинности (по некоторым сведениям, она составляла примерно половину урожая) была определена законом, и спартиат не имел права превышать ее по своему произволу. Излишки, оставшиеся после сдачи оброка, илот мог использовать по своему усмотрению, например продать на рынке или оставить про запас. Вообще в отличие от рабов обычного или классического типа илоты пользовались некоторой хозяйственной самостоятельностью. Спартиат не имел также права убить или продать илота, поскольку рабы в Спарте считались, так же как и земля, которую они обрабатывали, собственностью государства.
После завоевания Мессении спартанский демос превратился в замкнутую корпорацию профессиональных воинов-гоплитов, осуществлявших силой оружия свое господство над многотысячной массой илотов, которые численно намного превосходили своих поработителей, и удержать их в повиновении можно было только с помощью систематического и беспощадного террора. По свидетельству Плутарха (Ликург, XXVIII), спартанское правительство время от времени устраивало на илотов своеобразные облавы — «криптии» (от греч. «криптос» — «тайный», «скрытый»). В них участвовали молодые спартиаты, которые, нападая на илотов из засады, старались уничтожить самых крепких и сильных.
Постоянная угроза мятежа илотов, нависшая над господствующим классом Спарты, требовала от него максимальной сплоченности и организованности. Поэтому одновременно с переделом земли или вскоре после него в Спарте была проведена серия важных социальных реформ, вошедших в историю под именем «законов Ликурга»[8]. Реформы эти превратили Спарту в единый военный лагерь. Полноправным гражданином в Спарте считался лишь тот, кто неукоснительно выполнял все предписания законов Ликурга. В этих законах было предусмотрено все вплоть до мельчайших деталей, таких, как покрой одежды и форма бороды и усов, которые дозволялось носить гражданам Спарты.
Закон обязывал каждого спартиата отдавать своих сыновей, как только им исполнится семь лет, в специальные лагеря-агелы (агела — букв, «стадо»), где в них воспитывали выносливость, хитрость, жестокость, умение приказывать и повиноваться. Взрослые спартиаты посещали совместные трапезы — сисситии, ежемесячно отдавая на их устройство определенное количество продуктов из своего хозяйства. В руках правящей верхушки спартанского государства сисситии и агелы были удобным средством контроля за поведением.
Важнейшим политическим принципом, положенным в основу «ликургова строя», был принцип равенства. В соответствии с этим все полноправные граждане Спарты официально именовались «равными», и это были не пустые слова. В Спарте была разработана и действовала в течение долгого времени система мер, направленных к тому, чтобы свести к минимуму любые возможности личного обогащения и тем самым приостановить рост имущественного неравенства среди спартиатов. С этой целью была изъята из обращения золотая и серебряная монета. Согласно преданию, Ликург заменил ее тяжелыми и неудобными железными оболами, уже давно вышедшими из употребления за пределами Лаконии. Торговля и ремесло считались в Спарте занятиями, позорящими гражданина. Ими могли заниматься только периэки, да и то лишь в ограниченных масштабах. Поскольку в Спарте находились под запретом различные виды сделок по продаже земли, основные пути к накоплению богатства были закрыты перед гражданами этого необычного государства. Все спартанцы независимо от их происхождения и общественного положения носили одинаково простую одежду, ели одинаковую пищу за общим столом в сисситиях, пользовались одинаковой домашней утварью. Ни один спартиат не мог похвастать перед друзьями и соседями драгоценной посудой, красивой мебелью, коврами, картинами, статуями и т.п. вещами. Местные ремесленники из числа периэков изготовляли лишь самую простую и необходимую утварь, орудия труда и оружие для снаряжения спартанской армии. Ввоз же в Спарту чужеземных изделий был категорически запрещен законом. Главными блюстителями порядков, установленных «законами Ликурга», были сделаны так называемые эфоры, что буквально и означает «блюстители» или «надзиратели». Они составляли особую коллегию из пяти человек, которых ежегодно переизбирали на народном собрании. В руках эфоров сосредоточивалась огромная власть (древние даже приравнивали ее к власти тиранов), что давало им преимущество перед всеми другими должностными лицами, не исключая и царей. Известны случаи, когда эфоры, не спрашивая ни у кого согласия, отстраняли от власти неугодных им царей или отправляли их в изгнание.
Все эти преобразования, несомненно, способствовали консолидации гражданского коллектива Спарты. Знаменитая спартанская фаланга долгое время не знала себе равных на полях сражений. Спарта уже в середине VI в. до н.э. подчинила своей гегемонии такие крупные полисы, как Коринф, Сикион, Мегары. В результате сложился так называемый Пелопоннесский союз, ставший самым значительным политическим объединением в тогдашней Греции. В дальнейшем спартанцы пытались распространить свое влияние также и на другие греческие государства, в том числе на Афины.
Великодержавные претензии Спарты опирались лишь на ее из ряда вон выходящее военное могущество. В экономическом и культурном отношении она сильно отставала от других греческих государств. Установление «ликургова строя» резко затормозило развитие спартанской экономики, вернув ее вспять, почти на стадию натурального хозяйства гомеровской эпохи. Постепенно захирела, а затем и совсем исчезла яркая и своеобразная культура архаической Спарты[9]. После Тиртея, воспевшего подвиги, совершенные спартанскими воинами во время Мессенских войн, Спарта не дала человечеству ни одного значительного поэта, ни одного философа, оратора, ученого. Полный застой в социально-экономической и политической жизни и крайнее духовное оскудение — такой ценой расплачивались спартанцы за господство над илотами.
Итак, мы познакомились с двумя различными и во многом противоположными по своему характеру формами раннегреческого полиса. Первая из них, сложившаяся в Афинах в результате реформ Солона и Клисфена, оказалась более гибкой, более способной к развитию и, следовательно, исторически более перспективной в сравнении со второй — спартанской формой полиса. Именно Афинам суждено было стать в дальнейшем главным оплотом греческой демократии и вместе с тем крупнейшим культурным центром Греции, «школой Эллады», как скажет позднее Фукидид (II, 41, 1). В то же время в Спарте с ее казарменной дисциплиной, основанной на слепом повиновении властям, не смогли раскрыться по-настоящему и в конце концов постепенно заглохли даже те начатки демократии, которые были заложены в самих «законах Ликурга».
Говоря о существенных различиях в общественном и государственном устройстве Афин и Спарты, мы не должны упускать из виду то общее между ними, что позволяет считать их двумя разновидностями одного и того же типа государства, а именно полиса.
