— Нет, — упавшим голосом ответил Юдельман.

— Это очень неприятно, потому что мое доверенное лицо, как ты знаешь, в курсе номера счета. Ты не мог бы меня просветить по этому затруднительному моменту?

— Я? — удивился Юдельман.

— Или ты, или Итало…

— Откуда я могу знать?

— Да, ты прав, извини… Я просто задаю вопросы, понимаешь? Ты заявляешь, что дон Дженцо убит, что его брат берет инициативу на себя, а я замечаю, что исчез О’Бройн. Что ты об этом думаешь, Моше?

— Я думаю… я чувствую неприятный запах…

— А! Ты понял! Я разделяю твои ощущения.

Моше заерзал, не решаясь сказать слова, которые готовы были сорваться с его губ: сказать ли ему, что единственный человек, которому была на руку смерть дона Дженцо, — Мортимер О’Бройн?

— Моше, ты хочешь что-то еще сказать?

— Нет, нет…

Ах, как же ему хотелось выложить Габелотти свои подозрения! Ведь только О’Бройн мог помочь умереть Дзу Дженцо Вольпоне!

— Говори, Моше, говори… Ради спокойствия всех нас…

— Хорошо, — сказал он, съеживаясь под пронзительным взглядом Габелотти. — Принимая во внимание грандиозность операции, я спрашиваю себя, идет ли речь о случайности или…

— Или?

— Или почему из трех человек, знавших номер счета, один — умирает, а второй — исчезает…

Произнося последние слова, Юдельман опустил глаза и принялся внимательно рассматривать ногти. Габелотти энергично качнул головой.

— Моше, ты безоговорочно прав! Но скажи мне, Моше, окажись ты в моей шкуре, разве ты не волновался бы? Третий человек — это я! Надеюсь, что со мной ничего не случится.

Карло Бадалетто от удовольствия хихикнул. Этторе сделал вид, что не услышал.

— Ну, Моше, что ты на это скажешь?

Юдельмана пронзила мысль, что уже в эту минуту Габелотти замышляет грязную комбинацию против «семьи» Вольпоне. Когда Итало говорил ему о такой возможности, Моше не поверил и, судя по развитию событий, ошибся. Теперь, после разговора с Габелотти, он взвешивал свои шансы выйти живым из этой комнаты. Терять больше было нечего, и Моше решился:

— Очень плохо, дон Этторе, что вы не отправились в Цюрих вместе с доном Дженцо.

— Но ты же хорошо знаешь, что я не переношу самолеты.

— Знаю, дон Этторе, знаю… Но, если бы вы были рядом с доном Дженцо, он был бы сейчас среди нас.

— Что ты хочешь этим сказать, Моше?

— Два капо и больше никого.

— Моше? Ты намекаешь на то, что О’Бройн оказался не на высоте?

— Нет, нет, дон Этторе! Компетенция вашего доверенного лица не вызывает сомнений.

— Тогда в чем дело?

— Мортимер О’Бройн всегда отличался безукоризненной честностью, но и он — человек… вы понимаете… со своими слабостями…

Габелотти смотрел на него с нескрываемым удивлением. Медленно, словно с трудом подбирая слова, он сказал тихим голосом:

— Ты считаешь, что Мортимер способен предать своего падроне?

— Я этого не говорил, — живо запротестовал Юдельман. — Как без доказательств я мог бы выдвинуть такое серьезное обвинение? Я хочу всего лишь докопаться до правды…

Игнорируя Пиццу, Этторе поочередно посмотрел на Анджело Барбу, Кармино Кримелло и Карло Бадалетто.

— А если Моше прав? Слушай, Моше, если О’Бройн действительно совершил ошибку, как тебе представляется ситуация?

— Никак, дон Этторе. Я не могу позволить себе высказываться на этот счет.

— Не суетись, я тебе помогу… Предположим, что Мортимер сошел с ума… Полагаю, ты согласен, что нужно быть чокнутым, чтобы решиться на что-то подобное!.. Предположим, что ему захотелось прикарманить наши деньги…

Он вопросительно посмотрел на Юдельмана, проверяя, следует ли тот его рассуждениям.

— Предположим, — согласился Юдельман.

— Прекрасно… Как, ты думаешь, развернутся события дальше? Мог ли О’Бройн пойти на убийство, чтобы завладеть нашими деньгами?

Юдельман молчал.

— Не волнуйся, — улыбнулся Габелотти, — мы только рассуждаем… предполагаем… Так мог?

— Такая возможность не исключается, — осторожно ответил Юдельман.

— Так, так… По меньшей мере, ты откровенен, Моше. Итак, Мортимер убивает Дженцо, ворует деньги у Синдиката и исчезает… Так получается, Моше?

Юдельман беспомощно развел руками.

— Я там не был, дон Этторе. Это — ваши слова.

Несмотря на свои сто двадцать пять килограммов веса, Габелотти легко вскочил на ноги, отчего его кресло отлетело к противоположной стене.

— Ты принимаешь нас за идиотов?

Пиццу, застыв под взглядами людей дона, следил за тем, чтобы его ладони не оторвались от поверхности стола и чтобы не сделать резкого движения, которое может стоить ему жизни. Ошарашенный Моше пробормотал:

— Дон Этторе… я не понимаю…

— Сейчас поймешь! — зарычал Габелотти. Гримаса ярости исказила его лицо. Он схватил Моше за плечи и встряхнул, как тростинку. — Если кто действительно и убил Дженцо, то это мог сделать только его вонючий брат! Он же убил и О’Бройна, замордовав его пытками и вырвав номер счета. Слушай меня внимательно, Моше! Если все произошло так, как я сказал, жить ему осталось два дня! И не только ему! Я тебе клянусь, что за ним, по одному, последует вся «семья»: мужчины, женщины, дети — все вы!..

Юдельман побледнел, зрачки его глаз расширились, казалось, он перестал дышать.

Из столбняка его вывел голос Пиццу:

— Пошли, Моше, пошли…

Едва держась на дрожащих ногах, Моше встал. С вздувшимися венами на шее, сжатыми кулаками, Габелотти выкрикнул последнюю угрозу:

— Скажи этой вонючке Итало, что мне известен каждый его шаг! Каждый!.. Если он шевельнет мизинцем, я оторву ему голову! С этой минуты я беру дело в свои руки. А тебя я жду здесь через три часа! Убирайся!

Когда они сели в машину, Пиццу тут же достал спрятанное оружие.

— Я сделаю все, что угодно, лишь бы избежать войны, — прошептал Моше. — Но и Итало, и Габелотти — они оба сумасшедшие!

— Предупреди Итало, что в Цюрихе за ним следят люди Габелотти. Этот боров сказал, что знает о каждом его шаге.

— Посмотрим… посмотрим… — вздохнул Моше.

Находясь в состоянии крайней подавленности, он мог предвидеть только самое худшее.

Выпроводив Филиппа Диего из кабинета, Хомер совершил необычный для него поступок: несмотря на раннее время, он откупорил бутылку «Уотерман», налил себе изрядную порцию виски и залпом выпил. Выяснился третий человек, владеющий номером счета, — Габелотти.

Итало Вольпоне обвинил О’Бройна в убийстве своего брата, но Клоппе никак не мог представить себе адвоката в роли организатора преступления. Более того, его шеф, Габелотти, принадлежит к той же социальной прослойке, что и Дженцо Вольпоне. А это означает лишь одно — восстановление справедливости должно последовать незамедлительно и без излишних слов.

Интуитивно он чувствовал, что кто-нибудь из двоих — Габелотти или О’Бройн — обязательно позвонит ему в течение дня. Смысл номерного счета до удивления прост: достаточно любому лицу, предварительно назвав себя, сообщить его банкиру, и деньги мгновенно оказываются в распоряжении вкладчика.

Клоппе чуть передернул карты, когда отказал О’Бройну в переводе двух миллиардов долларов под предлогом необходимости иметь его подпись. Он нажал на кнопку, и часть панели стены напротив него отошла в сторону, открыв экран телевизора.

Телевизор относился к системе внутренней связи и с его помощью Хомер мог наблюдать за всем происходящим как в кабинетах, так и в холле банка. Он быстро выделил из толпы посетителей в холле троих мужчин, которые должны были не пропустить Вольпоне в банк. Девять тридцать… Этот сумасшедший придет в двенадцать…

В агентстве, которое обычно обеспечивало безопасную перевозку денег в бронированных автомобилях, Хомер нанял на сегодняшний день охрану. Все трое имели лицензию на ношение оружия. Клоппе дал своим агентам-телохранителям подробное описание внешности Вольпоне и приказал выбросить его из банка, но аккуратно и незаметно… Почувствовав себя в безопасности, он позвал Марджори.