- Мне всего лишь нужны ответы, - тщательно расставляя ударение на каждом слове, медленно проговорил он. – Она пока единственная, кого я знаю, кто видел меня до лика Безымянного.
Девушка поджала губы.
- С другой стороны, - продолжила она, - подумать тоже не мешает. А что будет, если ты, собственно, свалишь, дорогуша? Средоточие сейчас полностью в тебе, и я понятия не имею, как ты еще жив…
- Я не жив.
- Ты более-менее жив, - скорчила она гримасу, уязвленная тем, что ее наглым образом перебили, - иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали.
- Я думал, ты просто образ, - нахмурился он.
- Агась. Уволь, любимый, но быть просто плодом твоего воспаленного воображения мне маловато, уж поверь. И только посмей еще раз меня перебить!
- Но…
- Молчать, я сказала! – он послушно захлопнул пасть. – Молодец, послушный мальчик, - снисходительно кивнула она головой. – Так вот о чем мы? Угу. Средоточие сейчас полностью в тебе, возлюбленный ты мой, а если уйдешь, то вместе с тобой уйдет и оно. Мне-то от этого хуже ничуть не станет, я даже спасибо тебе скажу и в ноженьки поклонюсь – меньше мусора, меньше проблем, - однако у тебя сложностей с воздержанием будет просто немерено. Ты сейчас как маленький беспомощный слепой щенок, бездумно тыкающийся в каждый угол: силы-то у тебя есть, вот только как управлять ими ты и понятия не имеешь. И вообще, как я уже говорила, ты сдохнуть должен был, а не передо мной хозяина корчить!
- Сам в шоке.
- Здесь тебе помогаю я, но там – никто, ты будешь один-одинешенек. Стоит тебе выпустить магию хоть каким-то боком, она разорвет сначала тебя, а потом и всех остальных, включая и эту красавицу – кстати, шкурка у нее действительно отменная, я, пожалуй, ее оставлю, - выдохнув, она поскребла себя ногтем по щеке и скрестила руки, призывно смотря ему в глаза.
Поняв, что задумался, он спросил:
- Чего?
- Он еще спрашивает, твою мать! Ты идешь или как? Я, между прочим, тебя в гости не звала, так что будь добр: не заставляй ждать, я тебе не твоя ручная собачка, человече.
- Чего?
Она всплеснула руками.
- Для особо тупых: сдрыснешь ты уже отсюда или нет? Хочешь, оставайся, я не против – хоть какая-то компания за сто три тысячи лет, - но лучше уж тебе свалить, так что не заставляй распускать руки, я ведь могу и ущипнуть нечаянно за мягкое место!
Он понимающе кивнул и потянулся к узелку с одеждой, чтобы переодеться.
- Что, решила меня снарядить по полной? – хмыкнул он.
- Не обольщайся, мой любимый, - скривилась девица, приподняв правую бровь, - это просто меры предосторожности. Как бы я не хотела избавиться от вас, мелочных мерзких людишек, что-то мне не хочется всю оставшуюся жизнь прожить без развлечений.
- А это что? – он двумя пальцами поднял широкий браслет, составленный из сплетенных друг с другом красно-зеленых нитей. – Подшутить решила?
- Ты серьезно думаешь, что у меня такое скудное чувство юмора? – она обидчиво надула губки, но, как и всегда, плохое настроение мигом с нее слетело.
Она подошла к нему и отобрала у него браслет, разглаживая его у себя на ладони.
- Не бойся, он не кусается. Даже наоборот – поможет выжить, - пояснила она. – Ты итак проторчал тут слишком долго, и мне что-то не хочется, чтобы ты скопытился и снова вернулся сюда как подарочек на праздник, а он позволит тебе держать твою тушку в целости и сохранности до первой проделанной глупости.
Уточнять, о какой глупости идет речь, он не стал.
Девушка взялась за два конца украшения и ловко набросила его ему на левое запястье, тщательно закрепив застежку.
Приглядевшись к занятной вещице, он обнаружил на ней небольшой серебряный крестик, вплетенный в нити и направленный вдоль линии вен. Один из его концов, слегка сужаясь, резко сгибался и образовывал идеальный круг, а два других расширялись и порастали мелкими искусно выделанными перьями, напоминая птичьи крылья.
- Вот с этим ты уже знаком, - она кинула ему перстень с костью посередине, и он натянул его на правый указательный палец. – Косточка-то твоя. Сделан так себе, но за неимением лучшего сойдет и худшее. Ну, а теперь, самое отвратительное…
Он поглядел на перстень. А ведь даже и не догадывался, только чувствовал какую-то дрожь, да и все. Что может быть отвратительнее?
Оказалось, многое…
Из воздуха на ее ладони образовался круглый металлический ошейник, изнутри оббитый коричневой тряпицей для удобства, а на обоих его расстегнутых концах красовались замысловатый круглые замочки величиной с игольное ушко – раз замкнешь, и назад хода нет.
Он отшатнулся от него, словно от пламени, и хриплым голосом пробормотал:
- Зачем?
Ошейники никогда ему не внушали доверия – главным образом из-за прямого отношения к хозяину, по вине которого он проносил один такой несколько десятков лет, не снимая, и значил он только одно: ты – раб. И снова становиться рабом он не собирался.
- О, это всего лишь знак, ничего больше, - пожала она плечами.
- Какой, черт возьми, знак?!
- А! А! Вот голос повышать не смей, - на этот раз серьезно погрозила она ему пальцем. – Ты что думаешь, что я просто так тебя приютила, что ли? По доброте душевной? Ну, и это, собственно, то же, что уж поделать, такой я нечеловек… Что ж с меня взять, старой сердобольной женщины… - в подтверждение своим словам она согнулась и по-старчески закряхтела.
- Хватит болтовни, - поморщился он. – Надевать его я не собираюсь, хоть убей.
- Легко! – со всем своим энтузиазмом согласилась она. – Вот только надо мне это? Уж нет. Ты мне нужен, любимый, и без уверенности в твоей верности мне я тебя не отпущу, уволь.
- Что-то я не понимаю. Сначала просишь уйти, а теперь не хочешь отпускать.
- Не хочу отпускать без этого, - поправила девушка его, потрясывая ошейником, зажатым в пальцах. – И без этого ты не получишь вот этого, - в другой ее руке возникла длинная шипастая цепь, оканчивающаяся прикрепленным к ней огрызком маленькой обугленной рукоятки. - Уговаривать тебя не собираюсь: как ты знаешь, я всегда даю выбор.
- М-м-м. Вот только я почему-то всегда выбирал то, что нужно тебе.
- Что поделать, природная убедительность.
Он закусил губу, но затем согласно кивнул, а в следующую секунду с болью ощутил на своей шее всю тяжесть металлической круглой полоски, к которой привычным грузом крепилась нужная ему цепочка.
- Теперь-то я могу одеться?
- Да пожалуйста, кто ж тебя остановит такого?
Он мигом сбросил с себя всю свою одежду, ничуть не стесняясь стоящей рядом девицы, и принялся раздраженно натягивать на себя лохмотья, коря больше себя, нежели ее, за слабость.
Ну, вот ты и снова раб – добро пожаловать домой!
- А все-таки зря ты ее прогнал, - наблюдая, как тот возится с завязками на старых коричневых сапогах, заметила девушка. – Как-то плохо вышло. Сначала велел убираться на все четыре стороны, а теперь так и скачешь на чаек, аж пятки сверкают. Не боишься, что она сама попрет тебя поганой метлой?
- Возможно. Но попытаться стоит. Надо кое-что доделать…
- Не поделишься?
- Нет!
- Ну-у-у, ладно-о-о-о. Ну-ка, замри!
- Зачем? – спросил он, но послушно застыл на месте, уже протягивая руку за обычной льняной рубахой, окрашенной в до тошноты противный коричневый цвет.
Она улыбнулась.
- Красиво, аж глаз радуется, да слезки по щекам текут, я умиляюсь! Всегда знала, что шрамы украшают мужчину.
Он скривился и продолжил одеваться.
- Если уж речь зашла о твоих наиглупейших ошибках, - продолжила она, - то соглашение с той дивной пронырливой жрицей тоже входит в их число. Это я так, к слову, знаешь ли…
- Знаю.
- В ней ведь не осталось ничего святого! Ты хоть видел ее глаза? Для нее уже нет пути назад, она пала ниже плинтуса, а ты с радостью заключил с ней договор! Знаешь, как это вредит репутации?! Она ведь все сделает ради достижения своей подленькой низенькой цели!
- Знаю.
