Они повернули к пристани. Впереди высоко на шесте между навесами для лодок развевался на ветру американский флаг. Обойдя сваленные грудой ловушки для омаров, Энни зашагала вверх по пандусу.

– Нельзя вечно оттягивать неизбежное. Коттедж с самого начала был для меня всего лишь временным пристанищем. Настало время вернуться в Манхэттен, к настоящей жизни.

– Но у тебя нет ни цента. Где ты будешь жить?

Она могла бы раздобыть деньги на жилье, продав один из рисунков Гарра, это был самый простой выход. Но Энни твердо решила, что не расстанется с наследством Марии. Она задумала обзвонить собачников, на которых раньше работала. Те часто путешествовали, оставляя дома своих любимцев. Если повезет, кто-нибудь наймет ее пожить в доме и присмотреть за животными, пока хозяева в отъезде. А если из этого ничего не получится, возможно, бывший босс, владелец «Кофе, кофе», позволит ей поспать первое время на кушетке в кладовке. Энни чувствовала, что за последние полтора месяца окрепла физически и стала сильнее духом. Она знала, что справится.

– Художественный салон должен выплатить кое-какие деньги, так что голодная смерть мне не грозит, – отозвалась она. – Теперь я здорова и могу вернуться к работе.

Они миновали длинную цепь, крепившуюся к одной из гранитных швартовных тумб. Тео, нагнувшись, подобрал камешек.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала.

– Правда? – Энни постаралась придать голосу беззаботность, будто слова Тео ничего для нее не значили, но внутренне сжалась, ожидая продолжения.

Тео швырнул камень в воду.

– Если тебе придется съехать на время из коттеджа, пока местная мафия замаливает грехи, возвращая тебе твою собственность, ты могла бы пожить в Харп-Хаусе. Весь дом в твоем распоряжении. Эллиотт с Синтией не появятся раньше августа, а к тому времени ты уже вернешься к своей привычной жизни. – Тео, как всегда, пытался проявить заботу о людях, только и всего. А возвращение к привычной жизни означало переезд в Нью-Йорк. Флаг над навесами для лодок яростно бился и хлопал на ветру. Энни прищурилась, любуясь солнечными бликами на воде. Зима, проведенная на острове, стала для нее временем обновления, помогла разобраться в себе. Теперь она яснее понимала, где успела побывать, путешествуя по жизни, и куда хочет держать путь. – В городе все слишком неопределенно, – настойчиво продолжал Тео. – Тебе нужно остаться здесь.

– А ты будешь меня опекать? Нет, я не думаю, что это хорошая идея.

Тео спрятал руки в карманах парки.

– Ты говоришь так, будто речь идет о чем-то ужасном. Мы же друзья. Возможно, у меня в жизни не было лучшего друга, чем ты.

Энни постаралась сдержать дрожь. Разве могла она сердиться на Тео за то, что тот ее не любит? Иного она и не ждала. Энни хорошо понимала: если Тео и полюбит когда-нибудь снова, то уж точно не ее. Слишком уж тесно связана она с его прошлым.

Энни знала, что должна покончить с этим сейчас же, немедленно.

– Мы с тобой любовники, – произнесла она ровным голосом, в котором не было и следа горечи. – Это куда сложнее, чем просто дружба.

Тео подобрал и бросил в воду новый камень.

– Необязательно.

– Мы всегда знали, что у наших отношений ограниченный «срок годности». Думаю, он наконец истек.

Тео казался скорее раздраженным, чем убитым горем.

– Ты говоришь о нас, как о скисшем молоке.

Нужно сделать это правильно, сказала себе Энни. Освободиться, но не вызвать у Тео чувства вины, хоть он и готов взвалить на себя ответственность за ее судьбу, ведь это его уязвимое место.

– Не сгущай краски, на тухлятину ты не похож, – отозвалась она. – Ты великолепен. Богат, умен, привлекателен. Я не забыла сказать, что ты богат? – Тео не улыбнулся. – Ты меня знаешь, Тео. Я из породы романтиков. Если я задержусь на острове надолго, то могу ненароком в тебя влюбиться. – Энни картинно передернулась, будто от ужаса. – Воображаю, как мерзко это будет выглядеть.

– Это невозможно, – с убийственной серьезностью возразил Тео. – Ты слишком хорошо меня знаешь.

Как будто он рассказал ей о себе что-то отвратительное и заслуживал лишь презрения, а не любви.

Энни стиснула кулаки в карманах пальто, полная решимости пройти этот путь до конца, даже если, когда все закончится, сердце ее разобьется вдребезги. Она знала, что выдержит. Должна выдержать.

– Давай начистоту. Мне пора подумать о семье. Болтаясь на острове без всякой необходимости и развлекаясь с тобой, я, в сущности, теряю время. Мне надо упорядочить свою жизнь.

– Ты никогда мне об этом не говорила. – В голосе Тео сквозила досада, он выглядел обиженным, уязвленным, но не безутешным.

Энни притворилась удивленной.

– А зачем мне говорить?

– Мы многим делились друг с другом.

– Именно это я и делаю. Делюсь с тобою. По-моему, все предельно просто.

Тео неопределенно пожал плечами.

– Пожалуй. – Энни почувствовала стеснение в груди, будто на нее навалился свинцовый груз. Налетел ветер, Тео зябко поежился. – Наверное, я законченный эгоист, раз хочу, чтобы ты осталась.

Терпеть эту муку дальше не было сил. Многовато боли для одного дня.

– Становится холодно. А ты всю ночь провел на ногах. Тебе нужно поспать.

Тео обвел глазами гавань, потом посмотрел на Энни.

– Я благодарен тебе за все, что ты сделала для меня этой зимой.

Энни показалось, что по сердцу полоснули ножом. Она подставила ветру лицо, чтобы скрыть дрожь в голосе.

– И я тебе тоже, дружище. – Она расправила плечи. – Хочу пи-пи. Увидимся.

Оставив Тео стоять на пристани, Энни зажмурилась, изо всех сил сдерживая слезы. Он с такой легкостью отказался от нее. Впрочем, стоило ли удивляться? Никто не посмел бы упрекнуть его в лицемерии. Подобно всем истинным героям, Тео никогда не обещал того, чего не смог бы дать.

Энни перешла дорогу, направляясь к машине. Ей хотелось покинуть остров как можно скорее. Сегодня. Сию же минуту. Но она не могла уехать без своей «киа», а до прибытия грузового парома оставалось еще восемь дней. Восемь дней, в течение которых Тео мог появляться в коттедже, когда ему вздумается. Энни понимала, что не выдержит. Этому следовало положить конец.

Подъезжая к коттеджу, она сказала себе, что сердце ее будет биться, хочется ей того или нет. Время лечит, это всем известно. Рано или поздно время исцелит и ее. Нужно думать о будущем и находить утешение в том, что поступаешь правильно.

Но безмятежное будущее еще не наступило, а в безысходном настоящем ничто не могло ее утешить.

К огромному облегчению Энни, Ливия не замкнулась снова в молчании. Стоило Энни переступить порог, и девочка бросилась к ней показать слепленную из пластилина черепашку.

– Не знаю, что ей сказать, – шепнула Джейси, когда Ливия отвлеклась. – Я ее мать, но не представляю, как к ней подступиться.

– Я достану Плутовку, – предложила Энни.

Она вынула из рюкзака куклу, радуясь возможности избавиться на время от тягостных мыслей о своей жизни и надеясь, что Плутовка сумеет повернуть разговор в нужное русло. Заняв стул напротив Джейси с Ливией, она усадила куклу на стол.

– А, так ты прекрасная мама Ливии. Кажется, мы с тобой еще не знакомы. Я Плутовка, известная также как Женевьева Аделаида Джозефина Браун.

– Э… привет, – смущенно протянула Джейси.

– А теперь я расскажу тебе о себе. – Плутовка принялась перечислять свои способности и дарования, назвав себя выдающейся певицей, танцовщицей, актрисой, маляршей и автогонщицей. – А еще я умею ловить светлячков и необычайно широко разевать рот. – Ливия весело захихикала, когда Плутовка продемонстрировала последний из названных талантов, и Джейси немного расслабилась. Кукла продолжала оживленно болтать, потом решительно тряхнула шерстяными кудрями. – Я, Плутовка, люблю освобождать секреты. Это помогает мне говорить о гадких вещах, вроде той истории, что случилась с тобой, Ливия, и с твоей мамой. Но… твоя мама не умеет играть в секреты.