Они миновали переход, связывающий резиденцию архиепископа с собором, и по узкой винтовой лестнице стали спускаться в подземелье. Под подошвами сандалий гадко скрипел песок. Еще в начале спуска кардинал взял в руку один из приготовленных факелов, а брат Сильвио – другой, и от мятущихся теней фигура папского легата, закутанного в свою черную рясу, казалась размытым сгустком колеблющейся тьмы.
Перед кельей, с четками в руках, стояли два францисканца.
При виде кардинала один из них снял с пояса связку ключей, и, не промолвив ни слова, отпер дверь. Ключи слабо звякнули в полной тишине.
Кардинал вошел в келью, посторонился, пропуская легата, и сказал:
– Вот он.
Демон, сжавшись в комок, лежал прямо посередине каменного пола. Ноги и руки его были опутаны пропитанными в святой воде веревками, под обрывками некогда дорогого камзола виднелась бледная белая кожа. На звук скрипнувших петель демон поднял черноволосую голову, и из под спутанных, засыпанных песком волос, сверкнули ярко-голубые глаза, измученные, злые и непокорные.
Кардинал, несмотря на сухую пыльную жару кельи, почувствовал, как заледенели пальцы и спина покрылась противной холодной влагой.
Легат, обозрев представшую перед ним картину, повернулся и властным жестом выставил вон и монаха-францисканца, и брата Сильвио. Дверь немедленно закрылась со стороны коридора. Они остались втроем.
– Как вам удалось? – спросил отец Фаготтиста у кардинала, выпрастывая руки из широких рукавов рясы. Перед кардиналом мелькнули длинные пальцы, подходящие скорее музыканту, чем священнику.
– Один из дворян случайно увидел, как демон обернулся котом, – сказал кардинал, с ужасом прислушиваясь к дребезжанию собственного голоса. – Монахи подкараулили его со святой водой, с веревками и с распятиями.
Простота, с которой им удалось выследить и изловить демона, до сих пор изумляла самого кардинала несказанно. Хуже всего было то, что никто не знал, что делать дальше – в архиепископате Севильи не было ни одного священника, способного справиться с пойманным бесом. Инквизиторы юлили и изобретали предлоги отказаться – конечно, с яростью думал кардинал, это не еретиков на кострах жечь! В Рим умчался гонец с письмом, и с тех самых пор, как гонец вскочил на лошадь, а в подземелье грохнули, закрываясь, замки, кардинал потерял покой.
Папский легат тем временем снял с головы свой капюшон, и да Серда тут же пожалел о своем любопытстве. Чувствуя, как слабеют колени, кардинал решил, что лучше бы уж отец Фаготтиста оставался в том виде, в котором явился.
Кардинал увидел перед собой скуластое, суровое, изможденное лицо аскета. Волосы Фаготтисты были коротко острижены, белы как луна, а когда он взглянул на кардинала в упор, тот и вовсе застыл, чуть ли не парализованный увиденным: папский легат был бледен до невозможности, так, что даже желто-багровый огонь факелов не мог добавить красок его чертам, и из-под белесых бровей на кардинала смотрели кошмарные, ярко-красные глаза.
Отец Фаготтиста оказался альбиносом.
Кардинал малодушно подумал, что пойманный демон выглядел гораздо более по-человечески.
– Значит, донос, – констатировал Фаготтиста. – Ну, ничего нового.
– Что? – спросил оглушенный кардинал и тут же спохватился, – Да-да, донос.
– Понятно, – сказал Фаготтиста и уже не обращал больше на кардинала внимания, полностью занявшись демоном.
Он приблизился, ткнул того ногой. Демон приоткрыл глаза шире, издав едва слышное, придушенное шипение.
– Попался, – сказал Фаготтиста, усмехнувшись.
Усмешка эта напугала кардинала еще больше, а вдобавок показалось ему, что в голосе Фаготтисты мелькнуло какое-то странное, абсолютно невозможное сочувствие.
Демон слабо шевельнулся, разворачиваясь, и перевернулся на спину. В тех местах, где его запястья и лодыжки охватывали веревочные петли, кожа была сожжена до язв и кровавых ошметков.
Тут Фаготтиста, нимало не смущаясь, поднял подол рясы, обнажив до бедра неожиданно мускулистую ногу. Выше его колена кардинал увидел металлический обруч, блестящий, с шипами, прикрученный к ноге тонкой цепью. Зрелище было жуткое и притягательное одновременно, да Серда смотрел во все глаза, ему и в голову не пришло отвернуться.
Фаготтиста, не обращая внимания ни на кардинала, ни на лежащего демона, принялся разматывать цепь, шипя сквозь зубы, когда задевал рукой за шипы на обруче. Демон заерзал, засучил ногами, лицо его исказилось.
Когда его поймали, он только насмехался над охотниками, да ругался сквозь зубы, поливая монахов шквалом отборных и изобретательных оскорблений. Потом явно ослабел, от часа к часу теряя все больше сил, но оставался непокорен и никакого смирения не проявлял. Теперь же, при виде Фаготтисты, вдруг обмяк, начал жалко всхлипывать и дрожать.
Кардинал, забившись в угол кельи, мечтал, чтобы все поскорее закончилось.
Фаготтиста наконец размотал цепь, снял с ноги обруч, опустил подол рясы, скрыв ногу со с кровавыми потеками, и, приблизившись снова к демону, опустился на одно колено. Тот затрясся.
– Ну вот и все, – нежно сказал Фаготтиста, защелкивая обруч вокруг шеи демона. – Вот и все.
Кардинал ощутил, как от этой нежности желудок его скрутился в комок, а сердце испуганно сжалось. Демон, чуя конец, совсем обмяк.
Фаготтиста ловко снял с демона веревки, отбросив их брезгливым движением в угол кельи. Подергал ошейник, проверяя, крепко ли держит замок, и потянул за цепь.
Демон покорно встал и двинулся за папским легатом, повесив голову и шаркая ногами. Фаготтиста вновь натянул на голову капюшон, и молча пошел прочь из кельи, вверх по ступенькам, выше, выше, на улицу, где его прямо перед собором ждала наглухо закрытая черная карета без гербов и прочих знаков.
Он впихнул демона в карету, и тут же полез внутрь сам, не прощаясь, метнув только лишь быстрый взгляд в сторону кардинала. Кучер, тоже закутанный во все черное, хлестко щелкнул кнутом.
Кардинал кивнул, проводил рванувшую с места карту глазами, и, чувствуя себя больным и старым, не оглядываясь, пошел к себе в кабинет, от всей души надеясь забыть и последние три дня, и демона, и особенно – жуткого папского легата.
В карете тем временем происходило следующее: легат сдернул с головы капюшон, вдруг сделавшись из беловолосого альбиноса светло-рыжим, чуть веснушчатым по скулам голубоглазым мужчиной, без каких либо признаков аскезы или других лишений. Отцепив от ошейника цепь, он с силой прижал к себе демона, втянул его полностью на свои колени, обхватив рукой за затылок, и притиснул лицом к груди.
Доведись кардиналу да Серде увидеть, с какой страстью иезуит обнимает демона, вряд ли бы это прошло без последствий для кардинальского рассудка.
Впрочем, душевное состояние кардинала оставалось проблемой только самого кардинала. Сидевшие в карете забыли о нем сразу же, как только из-под колес брызнули дорожные щебень и грязь.
Глава 22
Артур
Утром Артур увидел в окно небо такой совершенно тропической, ослепительной лазури, что на какое-то время подумал: сейчас он обернется – и увидит магнолии в цвету и услышит крики попугаев.
Вчерашняя погоня за Мерлином, а потом этот чудной, живой сон, откуда он помнил запахи, оттенки, – все это казалось наркотическим бредом. И вообще, припомнил Артур, кислотные цвета во снах говорят о серьезном расстройстве психики.
Только ему, кажется, уже поздно было об этом беспокоиться.
Он лежал в постели, под теплым боком Имса, и, постепенно расслабляясь после диких видений, благодарил богов, что сегодня суббота. Сияющая, солнечная, лазурная суббота, с отзвуками танго магнолий.
Вдоволь насмотревшись в окно, Артур поднялся и пошел варить кофе.
Вскоре в кухню ввалился заспанный Имс и, не открывая глаз, одновременно нашарил талию Артура и чашку кофе.
– Доброе утро, – улыбнулся Артур.