– Он не мой.
– Твой Марк Модестович банальный каббалист. Дерево сефирот – это древо жизни в учении каббалы. Но я тебя умоляю, давай хоть туда лезть не будем!
– Дело не в каббале вовсе, Имс! И я тебя внимательно слушаю.
Имс шумно вздохнул, затушил окурок и зажег новую сигарету.
– Ну что же, дорогуша… Я ведь умею живописать подробности. Ты сам этого хотел.
***
Но если Имс таким образом решил отпугнуть Артура, то он крупно ошибся. Артур впитывал каждое слово, каждую эмоцию, следил за выражениями, мелькающими на лице Имса, за малейшими его жестами, – перед ним словно бы мазок за мазком восстанавливались картина жизни, которую у него когда-то кто-то резко и не спрашивая отнял. Временами он испытывал острейшее чувство дежавю, временами – ему просто невыносимо хотелось вернуться туда, в осенний довоенный Нью-Йорк, и все исправить – никуда не уезжать, остаться с Имсом навсегда, забыть обо всех, кроме него.
Когда Имс закончил, в воздухе можно было топор вешать – дым плавал слоистыми сизыми облаками.
– Ну а что ты мне хотел поведать, Арти?
– Амалия нарисовала мне определенную картину мира, – произнес Артур. – Души какое-то время находятся в лимбе, очищаются от только что завершенной жизни, ждут, как шахматы, когда их снова поставят на доску для игры. Ждут обычно довольно долго. Но есть души, которых что-то сильно тянет обратно, и они выходят на доску сразу же после смерти.
– Моментальная реинкарнация?
– Типа того, – кивнул Артур. – И тогда они сохраняют все жизненные программы прошлой жизни, даже некоторые привычки.
– Все эти фильмы о том, как бедная девочка из Зимбабве начала вдруг изъясняться на чистейшем японском, и прочие вещи?..
– Ну, и девочка тоже…
– Да я понял тебя, Артур. Я уже давно понял. Вот только мне интересно, может ли человек умереть по собственной воле – и перевоплотиться тоже?
– Перевоплотиться, я думаю, нет, мы же не боги. Это происходит спонтанно. Но вот «выключить» себя – думаю, вполне. Если в определенных обстоятельствах жизненную программу выполнить уже нельзя…
– А ее выполнить определенно было нельзя…
– Да.
– А Тесла занимался экспериментами с сознанием и подсознанием… Да и Ананэрбе тоже.
– Методики йогов? Может быть, и так. Только я думаю… Я думаю, достаточно было сильного желания. А может, я блуждал по снам, спускался все глубже… и однажды все же добрался до внутреннего лимба. Инициировал, строил сны, где мы были вдвоем. И однажды решил уйти так далеко, чтобы не вернуться. И это мне удалось.
– Без всякого стимулятора… Без прибора…
– Я думаю, я был в таком состоянии, что они мне были не нужны.
– У нас у обоих получилось, – вдруг сказал Имс.
– Что?!
– Да нет, ничего… Я о том, что мы оба здесь. Но вот кто-то с потрясающим упорством подкидывает нам еще карты… и так их мастерски путает… и я не намерен просто так это терпеть!
– Что же ты сделаешь? – улыбнулся Артур. – Будешь трясти за шкирку Мерлина, пока тот не превратится в парня с ошейником на шее? Не думаю, что у тебя получится!
– А мы посмотрим! – сказал Имс и поднялся с дивана.
***
Артур с интересом проследил, как Имс прошелся по комнатам, заглядывая во все углы, – вид у него был насупленный и угрожающий.
– Где эта тварь? А? Недавно же видел?
– Мерлина? – Артур начал веселиться. – Ты что, серьезно собираешься вытрясти из него правду? Не будь ребенком, Имс! Ты мне напоминаешь о тех сценах у Булгакова, когда особо продуманные элементы связывали котам передние лапы и пинками заставляли их идти на задних… Это же тонкая материя, Имс!
– А твой пистолет, а? Как он появился? Тоже тонкая ведь материя! Ага, Мерлин! Вот ты где, зверюга!
Следом послышался пронзительный кошачий вопль, и что-то немедленно обвалилось, причем, судя по другим воплям, прямехонько Имсу на голову.
– Вот ты сволочь неблагодарная! – заорал Имс. – А ну слезай!
Давясь от смеха, Артур устремился к месту действия – такого спектакля он пропустить, разумеется, не мог.
– Эта облезлая обезьяна – на карнизе, – нервно сообщил ему Имс, потирая макушку.
Впрочем, Артур уже и так видел «обезьяну» – кот под потолком возмущенно шипел и злобно прижимал уши, когда Имс делал попытку пошевелиться.
– Мерлин, – задушевно обратился к нему Артур. – Твой хозяин сошел с ума, не бери в голову. А ведь ты был так вежлив там, у Пола. Как он поживает, кстати?
Кот издал очередной сиренообразный вопль и метко скакнул на старинный шифоньер, преодолев в прыжке половину огромной комнаты.
Артуру стало вдруг не до смеха – зверь внезапно показался ему в несколько раз больше обычного кота, размером с некрупную рысь. Да и скалился он совсем не по-доброму, шерсть встала дыбом, глаза горели.
– Имс, оставь его… Не надо его злить, слышишь?!
Но Имс уже ринулся к шифоньеру с пылом истинного охотника.
И охнул, уворачиваясь от некого тяжелого предмета, неожиданно полетевшего сверху.
Артур моргнул – на шифоньере никогда ничего не стояло, Мерлин прыгнул на совершенно пустую поверхность, где лежала только пыль. И уж слишком прицельно прилетел… матерь божья, что это? Примус?!
– Имс, это примус? Откуда у тебя примус?
– Нет у меня никакого примуса, – отмахнулся Имс, которого чудом этим примусом не зашибло. – Примус у Эльвиры был…
– Но как?.. – Артур не договорил, потому что вынужден был пригнуться – теперь со шкафа пульнули увесистой колодой игральных карт, которые, угодив в живот охнувшему Имсу, разлетелись по комнате живописным веером.
Рубашки у карт были странные – с черно-белой фотографией какой-то женщины… Артур поднял одну и пригляделся – да, точно, Эдит Пиаф. А вот джокер оказался еще интереснее – на плотной желтоватой бумаге красовался изогнувшийся черный кот с издевательски оскаленной красной пастью и в шипастом ошейнике.
Но Артур совершенно зря отвлекся от поля битвы – кот от защиты быстро перешел к атаке, и теперь предметы летели в сторону Имса, как из пулемета, причем из разных углов комнаты – кот метался от шкафов к карнизу, с карниза прыгал на люстру, с люстры – снова на шкафы, а откуда брался град разнообразных вещей – вообще было непонятно, квартира эта была изучена Артуром вдоль и поперек, и ничего из того, что неслось сейчас в Имса, он не узнавал.
Здесь были рыжие и черно-белые ретро-открытки из разных мест и такие же старые фотографии, пустая бутылка из-под виски с британской этикеткой, виниловые пластинки, в дополнение к которым с угла одного из шкафов с глухим грохотом обрушился граммофон; из-за карниза упала и разлетелась листопадом пачка долларов, потом оттуда же посыпались игральные фишки, дальше вообще пошла чертовщина – откуда-то молнией прилетело почерневшее деревянное распятие, явно католическое и очень старое, в паре с ним – такие же старые четки, потом в ход пошел артуровский глок, с того памятного вечера преспокойно лежавший в тумбочке в другой комнате, а затем Имсу метнулась в лицо и накрыла его с головой какая-то синяя тряпка… Люстра брызнула осколками, потом послышался звон разбитого окна, и Мерлин черной молнией вынесся на балкон, испуская злой высокий вой.
Имс опустился на пол и стянул с лица тряпку.
Бедная люстра над его головой продолжала раскачиваться по широкой амплитуде, делая почти полный круг. Комната выглядела так, словно в ней только что взорвалась лавка старьевщика.
– Знаешь, – сказал Имс, и невозможно было понять его интонацию. – А ведь я уже видел эту вещь.
Он держал в руках синюю ткань и пристально ее рассматривал. Ткань, как оказалось, имела вполне четкую форму и практическое назначение.
– Это же пиджак Пола, – почти безжизненно резюмировал Имс.
Артур внезапно почувствовал, как к горлу подкатывает истерический хохот. Он наклонился и поднял с пола незамеченный раньше среди пестрой груды маленький блестящий предмет.
– А это – ошейник Мерлина. Тот самый ошейник, Имс.