«Это ведь обещание», думал Имс, бессильно опустившись на засыпанный кирпичной пылью пол. Типичное, такое по-настоящему артурово, парадоксальное такое обещание! Артур не мог написать: «Ищи меня!», размышлял Имс, не замечая, как жалко кривятся его щеки в безумной улыбке, нет, Артур ведь никогда не мог ничего сделать по-простому, всегда с каким-нибудь наворотом, а значит... значит, есть еще шанс. Значит, нужно искать дальше.

Надежда пела внутри него трубным ангельским гласом, перекрывая все, что мог бы сказать разумный внутренний голос, если бы его еще не задавили на корню.

***

На старика Имс старался не смотреть, но ничего не мог поделать с собой, и взгляд постоянно возвращался к высушенному как у мумии лицу, седым желтоватым волосам, неровно окромсанным, к пальцам, похожим на птичьи лапы, с желтыми потрескавшимися ногтями. Пальцы эти беспрестанно шевелились, разглаживая грубую дерюгу штанин, глаза старика слезились, глядел он ими куда-то поверх плеча Имса, словно пытался там что-то увидеть. Взгляд его сфокусировался только один раз, когда Имс подсунул ему под нос фотографию. Старик долго смотрел, а Имс в это время пытался унять бешено ноющее сердце: ему было страшно. Ему было страшно до слабости в коленях, до отказывающихся слушаться рук – он боялся того, что старик скажет «нет». И еще больше он боялся того, что старик скажет «да». В первом случае можно было бы продолжать жить, а вот во втором...

– Да, я его знал... – сказал старик и уставился Имсу за плечо.

Имс сел на стул у окна. В голове стало гулко и пусто, и казалось, что весь мир отдалился от него, словно Имса посадили в прозрачное, звуконепроницаемое яйцо, и сидеть там, в этом яйце, он будет вечно, слепой и глухой, никому не нужный.

– Артур, да? – спросил старик у воздуха. – Я помню, да... Все его офицер один куда-то таскал – Артур этот был вроде ученый какой-то, вот и таскали... Приносили всегда таким избитым, мы его пытались хоть согреть чуть-чуть, да куда там... мы, знаете, все старались лечь теснее, чтобы согреться, но вот... получалось плохо...

– Его пытали? – глухо выдавил Имс. Зачем он спрашивал? Он словно сам кромсал себя – на живую, безжалостно, но остановиться было не в его воле.

– Конечно, – согласился старик будничным тоном. – Да. В начале зимы даже в лазарет положили – тот офицер надеялся, видно, что Артур передумает... Девчушка там какая-то его выходила, да потом все равно обратно вернули... Его должны были вместе с другими евреями в начале апреля вывезти, но не успели...

– Как он умер? – снова перебил старика Имс. Слушать он больше не мог, мозг сворачивался в черепе, как прокисшее молоко в кастрюльке, и только одно желание оставалось живым – выбраться отсюда прочь. Сейчас – только выбраться прочь, а остальное потом, потом...

– Очень тихо, – ответил старик. – Тихо, будто заснул. Он и до этого так отключался, мы уж не раз думали, что конец... Но потом приходил в себя, смотрел на нас поначалу так, словно не понимал, где оказался. Вот и последний раз, лег, заснул, и больше уже не просыпался, хотя долго еще лежал теплый, мы его за собой прятали, чтобы быстро не нашли – думали, может, проснется.

– Заснул? – спросил Имс. Сердце рвануло вверх, застряло в горле жгучим комом. – Заснул?

– Да, господин. Все что-то считал перед этим, я еще подумал было, что он молится... но непохоже на молитву оказалось, больше на формулы какие-то... ну да я не ученый, я и не понял ничего...

– Значит, у него получилось... – пробормотал Имс себе под нос едва слышно.

Имс встал. Делать ему здесь было больше нечего. Вот все и прояснилось теперь. Жизнь его кончилась, но появилась цель, ради которой стоило еще существовать.

– Спасибо, – сказал он от двери. – Вас сейчас проводят...

Старик кивнул, все так же уставясь во что-то, чего не было в этой комнате.

Имс замялся и спросил зачем-то:

– Простите, сколько вам лет? – И тут же пожалел – ну что за глупость?

Старик вдруг склонил голову к плечу, посмотрел на Имса. Ресниц у него не было.

– Мне? – удивился он. – Не помню... Кажется, двадцать три.

В деревьях за воротами Бухенвальда надрывно кричали едва вылупившиеся птенцы.

***

Пощечина звонко хлопнула по уху, зазвенела внутри головы, как упавший на каменный пол серебряный поднос.

Имс заморгал, подавился воздухом, стал хвататься руками за пустоту, сердце норовило выскочить прочь, пробив в ребрах дыру.

Руки тотчас же поймали, кто-то прижал его голову к теплому и мягкому, и Имса вдруг как наотмашь ударило – знакомым родным запахом. Он дернулся, моргнул и понял, что притиснут скулой прямо к артурову животу, горячему под тонкой рубашкой.

– Имс! – Артур ухитрялся орать шепотом. – Да что с тобой, Имс?! Тише, тише!!!

И все продолжал обнимать за голову, прижимая к себе.

Спазм в горле прошел, воздух полился в легкие, Имс всхлипнул и тут понял, что ткань рубашки под его щекой уже насквозь мокрая. Кажется, он рыдал во сне.

Артур отпустил его, только чтобы встревоженно посмотреть в глаза. День возвращался к Имсу с напором горного обвала: гудками машин в пробке перед Живописным туннелем, смутным гулом офиса, тихим жужжанием компьютера на столе.

– Я заснул, да? – хрипло спросил Имс, трогая горящее лицо и медленно приходя в себя.

– Ты не просто заснул, ты... Я, блядь, разбудить тебя не мог! Ты опять чего-то тяпнул? – воскликнул Артур со злостью и тревогой.

– Нет, Арти, ну что ты... на работе же... – пробормотал Имс и с благодарностью хлебнул воды из протянутого стакана. – Просто задремал...

– А потому что надо спать ночами! – зашипел Артур и вдруг осекся, схватил Имса за лицо и повернул вправо и влево. – Что тебе приснилось? Выкладывай!

А Имс все не мог заставить себя отцепиться от Артура – сжимал в пальцах его рубашку, потихоньку превращавшуюся от слез и скрюченных имсовых пальцев в тряпку.

– Где ты был, Артур, где же ты был? Как ты мог меня оставить? – вырвалось у Имса с такой жуткой тоской, что Артур вздрогнул и взглянул на него растерянными испуганными глазами.

Имс застонал от пережитого ужаса, разбитый до такой степени, что не мог даже удержать себя в руках и смолчать.

Артур глянул через стеклянную стену на офис – как бы ни беспокоился, забыть о том, что они у всех на виду он, видимо, никак не мог, и вынул телефон. Через пару секунд Имс услышал, как Артур приказывает Мише немедленно подавать машину, прямо ко входу и держать двигатель включенным.

– Артур... – сказал Имс противно ослабевшим голосом. – Не истери, я сейчас приду в себя... Подумаешь, ну приснился кошмар...

– Что-то мне кажется, тебе последнее время как-то часто стали кошмары сниться, – тускло сказал Артур, натягивая пиджак.

В машине он, не стесняясь Михаила, заставил Имса лечь, насколько это позволяло сидение, устроил голову Имса у себя на коленях и запустил пальцы в его волосы. Имс млел, так было хорошо. Он повернулся, поймал губами запястье Артура и длинно выдохнул. Тело все еще время от времени сводило судорогой ужаса, но уже реже, Имса потихоньку отпускало, только вот все мышцы ломило так, будто он сутки не вылезал с ринга.

– Так что тебе приснилось? – спросил Артур, продолжая перебирать волосы. – Когда я тебя увидел, в кресле, заснувшего, у тебя глаза были мокрые от слез и лицо такое, будто ты вернулся с того света.

– Чего только во сне не увидишь, – неохотно ответил Имс, щурясь. – Может, и вернулся...

– Я все равно из тебя все вытрясу, – пообещал Артур.

– Меня надо не трясти, а жалеть, – поведал Имс. – У меня стресс от недосыпа.

– Некоторые слишком быстро приходят в себя, – с неопределенной угрозой в голосе сказал Артур.

– Знаешь что, Арти? – тягуче сказал Имс. – Кажется, пора уже поиграть начистоту.

– Ты о чем?

– А, я неправильно сказал – вывести на чистую воду, – поправился Имс.

– И кого это ты собрался выводить на чистую воду? – поинтересовался Артур, все так же поглаживая Имсу кончиками пальцев затылок.