В общем, загнал себя дядя Дэнни, а как узнал, во сколько ему лечение язвы будет обходиться, так и вовсе сник. А тут и час воплощений случился. И обзавелся дядя Дэнни отвратительным паразитом; с виду ни дать, ни взять мясной мешок, синюшный, невесть чем бултыхающий. А потом мою маму накрыло. Папа на ней женился до начала совместного братского бизнеса, а потому по любви. Денег у мамы ни гроша не было. А дядья женились, чтобы семейный капитал приумножить. Мама, конечно, старалась, даже какую-то бухгалтерию для фирмы вела, но все равно чувствовала себя виноватой. Дешевкой. Я, конечно, заметила, что неладно с ней; сами посудите, станет счастливая домохозяйка мыть посуду в шляпе с пером, истерить по поводу вовремя выброшенных (да они засохли уже!) цветов, и плакать по утрам, едва проснувшись. До папы дошло, что маму болиголов доедает, только когда она снотворного наелась на месяц вперед. Видела я его, симпатичный парень, сволочь. Осмелился к маме в больницу заявиться; я его из палаты выперла… и при этом номер своего телефона дала.

Следующим на очереди младший брат оказался. Поехал очередную лесопилку проверять, как там оборудование, то да се… и попал белоглазу на обед. В закрытом гробу хоронили, и могильщики его играючи несли (дядя при жизни едва в дверь проходил, и майки его моя мама чехлами на танк называла). На поминальном обеде отец впервые за десять лет к бутылке приложился. Основательно так. На пару недель.

Про Город Света отец узнал от кого-то из больничных доброхотов. Рассказали на ухо, торопливым шепотом, что есть в лесах северных, глухих, место сильное, светлое, когда-то там дом спасения был, а теперь вот, снова… Тут, наверно, оглядывались и еще более тихо шептали. Есть один человек, ему слово Светлого было дано в откровении, он все нажитое бросил и в леса ушел. Поначалу землянку себе вырыл и принялся дом благодати отстраивать. Сила в нем чудесная обнаружилась, звери его не трогали, страсти человеческие не одолевали. Имя же ему стало – Валафар. Только в одиночестве он недолго оставался, люди к нему потянулись. Уезжали из шумных, суетливых городов, ставили себе дома рядом с валафаровой землянкой или покупали в соседней деревеньке. И через пару лет таких уже за сотню стало. И все прибавляется.

Представляю, как отец эту чушь слушал, это же как на губку воду лить, чтоб этому рассказчику самому сюда приехать! Пересказал он это нам с мамой и добавил, что живут в Городе Света дружно, одной семьей, кормятся тем, что мать-земля дает, и никакого мяса, никакого алкоголя, у каждой семьи свой дом, работают на огородах сообща, а воздух там! А красота какая! А благодаря Валафару и силе духа его – не властен над тамошними людьми час воплощения, еще ни разу его там не случалось.

За какой-то месяц мои родители и городское жилье продали, и в деревню эту треклятую перебрались. Даже не стали настаивать, чтобы я школу нормально закончила, хотя мне через год в колледж поступать. Приехали мы в Город Света по весне. Поначалу мне здесь даже понравилось; а что? Никаких тебе уроков, воздух и правда хорош, на огороде я не очень убивалась. Вот только молитвы доставали, каждое утро по два часа поучения слушать, да еще шесть раз в день по колоколу, да еще к дому благодати таскаться. Но я как-то мимо ушей все это пропускала. А вот мать с отцом нет.

Я ведь как думала? Отсижусь здесь годик, заниматься по книгам буду, оценки у меня отличные были, не поглупею же я разом. А потом уеду в город, поступлю в колледж. Родители как хотят, а мне жить хочется, а не молиться. Я ведь не знала, что они все свои деньги в общую казну отдали. И жить мне и негде, и не на что.

Ситуация прояснилась, когда у меня зуб заболел. Я сначала маме сказала, а она мне в ответ – встань пораньше, иди к роднику Валафара (это почти час по лесу) и прополощи рот. Я говорю – мама, конец марта на дворе, какие родники? А она смотрит на меня глазами прозрачными, благостными и повторяет – иди, доченька, иди, не спорь. Ясное дело, никуда я не пошла. А зуб еще сильнее разболелся. Я к отцу. Он сначала тоже про родник, ну, я ему объяснила, что я о таком лечении думаю. Он посмотрел на меня и говорит – это старые обиды твои выхода ищут, покоя тебе не дают. И ушел. Вскоре вернулся, не один, вместе с одним из старожилов. Они меня держали, папа и мама, а этот урод зуб мне вырвал. Клещами. Не прощу никогда.

На следующем молитвенном собрании меня вытолкали в первый ряд, чтобы Валафар (ежели он выйдет) меня особо благословил. Вот тогда я его впервые и увидела.

– Тульпа. Не подходи ко мне. Больше. Никогда.

Николас Бром стоял, держась рукой за монументальный ремень Виджаи, и выблевывал свои кишки. По крайней мере, ему так казалось. Он даже про фею забыл, так плохо ему было.

– Прости, Николас. – Судя по голосу, кромешник был огорчен. – Я должен был провести тебя в Рой быстро. А быстро всегда отвратительно.

– Будет тебе, человечек, – Виджая поднял механика, слегка встряхнул. – Дыши глубже, полегчает.

Николас кивнул, пару раз выдохнул с силой, провел ладонью по лицу.

– Пошли уже, где там ваша машина. Пока моя Хэли спит.

Бестии переглянулись.

– Что?!

– Да ничего. – Улыбнулась Джая. – Вот ведь тварь – даже не просыпаясь, она тебя привязывает. Идем, Николас.

Они спустились по узкой тропе, осыпающейся гравием, вышли на каменистую дорогу, вилявшую меж скал. Николас оглянулся – было тихо, в низком небе толклись пухлые облака, пахло… ничем не пахло. Еще нисколько минут, и дорога свернула на обширное плато, с которого открывался весьма впечатляющий вид. Далеко внизу простиралась унылая серо-сизая долина, и высились огромные, черные, каменные столпы, похожие не то на кости земли, не то на оцепеневших великанов, стоящих по стойке «смирно». Столпы были усеяны сотнями дыр, светящихся бледными огнями; впрочем, один сиял совсем не бледно.

– Ты смотри, что делается. – Виджая ткнул пальцем, похожим на батон колбасы, в сторону. Один из столпов был охвачен белым пламенем, вокруг него уже завивались реки лавы, и оттуда ветер доносил такие вопли, что механик поежился. Снизу донесся торопливый шелест шагов и через минуту Николас увидел запыхавшегося, взмыленного Иеронима.

– Где вас носит?! Быстрее не могли?! Ну что уставились, бегом к машине!

Не отвечая, они метнулись вслед белоглазу. Николас даже оглядеться толком не успел, как оказался перед входом.

Пещера не разменивалась на лазы и коридоры, а сразу щедро распахивалась огромной каверной. Посреди нее и размещалась машина, чьи размеры соответствовали вместилищу.

– Так. – Николас оглядел судорожно вздрагивающую, взрыкивающую махину. – Вот теперь вы меня напугали.

Вид у пастыря был что надо – легкие белоснежные волосы до плеч, глаза синие, улыбка добрая, одет в белую домотканую хламиду до полу. Посмотрел он на меня и говорит – выйди, мол, отроковица. Меня так в спину толкнули, что я не вышла – вылетела. Валафар руки мне на плечи положил, в глаза заглянул, потом по щеке нежно-нежно погладил и спрашивает, но уже не так благостно – кто те люди, что так дитятко мое обидели? И зырк глазищами на толпу. Кто, говорит, болью боль лечить посмел в моем доме? Мои лекари на коленях выползли. Тут Валафар их так отчехвостил, что мне даже полегчало, и отправил на самую дальнюю делянку лес валить. После собрания меня кто-то из валафарова ближнего круга попросту за руку взял и отвел в их жилище, с виду та же изба, но внутри намного удобнее нашего домишки, напоил травяным чаем, и уложил спать.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.