По долине прокатился громовой раскат. Макс затаил дыхание.

— Вот это да! — выдохнул он с восхищением.

Несмотря на то что юноша почти каждый день следил за пролетающими поездами, невероятное зрелище и оглушительный грохот, от которого болели уши, всякий раз приводили его в изумление. Макс слышал, что для пассажиров путешествие было совершенно беззвучным, потому что скорость поезда намного превышала скорость звука. Однако убедиться в этом ему еще не приходилось: он ни разу не летал в сверхзвуковом поезде. Более того, казалось маловероятным, что он когда-нибудь совершит такую поездку: приходилось заботиться о матери и ферме.

Юноша сел и открыл книгу, стараясь не упускать из виду небо. Каждый вечер через семь минут после «Томагавка» можно было наблюдать за взлетом космического корабля Земля-Луна. Несмотря на то что он поднимался в небо гораздо дальше и зрелище было куда менее впечатляющим, чем прыжок поезда на магнитной подушке, Макс приходил сюда именно для того, чтобы увидеть начало этого космического путешествия. Прыжок сверхзвукового поезда приводил Макса в восторг, но по-настоящему он любил только космические корабли.

Едва юноша нашел в книге описание разумных и флегматичных ракообразных обитателей эпсилона Кети IV, как услышал откуда-то снизу крик: «Эй, Макси! Максимиллиан! Мак… си… миллиан!»

Макс замер на месте.

— Макс! Перестань прятаться! Я все равно вижу тебя! Иди домой, и побыстрее! Слышишь?!

Юноша недовольно пробормотал что-то под нос, встал и медленно побрел по тропинке, не сводя взгляда с неба. Мама вернулась, и тут уж ничего не поделаешь, — если он не придет домой и не поможет по хозяйству, ему здорово достанется. Когда она утром уходила из дома, у него создалось впечатление, что мать не придет ночевать — правда, сама она этого не говорила. Просто Макс научился читать по ее лицу. А теперь ему придется выслушивать ее причитания и сплетни, тогда как хотелось лишь одного, — чтобы его оставили в покое и дали почитать книгу. Впрочем, мать, может быть, и не будет разговаривать с ним, а усядется у стереовизора и весь вечер будет смотреть слюнявый сериал, что все равно не даст сосредоточиться. Ему не раз приходило в голову, что было бы неплохо разбить проклятый ящик — лучше всего топором! Ведь он все равно не может смотреть программы, которые его интересуют.

Подойдя к дому, Макс внезапно остановился. Он думал, что мать доехала на автобусе до центра деревни и пришла по дороге, как всегда. Но у крыльца стоял маленький спортивный уницикл — она была не одна.

Сначала Максу показалось, что это незнакомец, но, подойдя поближе, он узнал мужчину. Впрочем, он предпочел бы увидеть незнакомца. Бифф Монтгомери был из местных, однако на ферме не работал. Макс не помнил, чтобы Монтгомери вообще где-то работал. Ходили слухи, что он иногда нанимался охранять самогонщиков, гнавших первач в дальних холмах, — и это могло быть правдой, потому что Монтгомери был крупным широкоплечим мужчиной и роль охранника подошла бы ему.

Макс знал Монтгомери с детства, видел, как тот слонялся по Клайдс Корнерс. Обычно юноша старался обходить его стороной и никогда не разговаривал с ним. Впрочем, только до последнего времени, — мать стала все чаще появляться в обществе Монтгомери, даже ходила с ним на деревенские танцы. Макс пытался объяснить ей, что отцу это не понравилось бы, но спорить было трудно, — если матери что-то приходилось не по вкусу, она просто делала вид, что не слышит.

Но сейчас она впервые привела Монтгомери в дом. Макс почувствовал, как его охватывает гнев.

— Поторопись, Макси! — крикнула мать. — Не стой на месте как столб!

Макс неохотно подошел.

— Макси, пожми руку своему новому отцу, — сказала мать и кокетливо улыбнулась, словно это было очень остроумно.

Макс перевел взгляд на Монтгомери, не скрывая изумления. Тот ухмыльнулся и протянул руку.

— Совершенно верно, молодой человек, теперь ты — Макс Монтгомери, и я твой новый отец. Разрешаю звать меня просто Монти.

Макс взглянул на руку и быстро прикоснулся к ней.

— Меня зовут Джонс, — произнес он безучастно.

— Макси! — укоризненно воскликнула мать.

— Не следует торопить его, милая Нелли, — засмеялся Монтгомери, и его резкий смех заставил Макса поморщиться. — Пусть Макс сначала привыкнет ко мне. Живи и давай жить другим — таков мой девиз. — Он повернулся к жене. — Одну минуту, я сейчас принесу вещи. — Из одного отделения позади седла уницикла он достал охапку грязного белья, из другого — две плоские бутылки виски. Заметив, что Макс наблюдает на ним, Монтгомери подмигнул. — Выпьем за здоровье невесты, — неприятно хихикнул он.

Невеста стояла у дверей. Монтгомери хотел было пройти мимо, но она укоризненно покачала головой.

— Монти, милый, разве ты не собираешься…

Монтгомери остановился.

— Да, конечно, чуть не забыл. У меня еще нет такого опыта. — Он повернулся к Максу. — Вот, возьми, — и сунул ему в руки бутылки и сверток белья.

Затем он наклонился, поднял женщину на руки, крякнув от напряжения, перенес через порог и поспешно поставил на пол. Та взвизгнула от радости, покраснела и чмокнула Монтгомери в губы.

Макс молча вошел следом, положил вещи на стол и повернулся к печке. Она успела остыть — юноша не топил ее с утра. В доме была и электрическая плита, но она перегорела еще в то время, когда был жив отец, и после его смерти у них не было денег, чтобы отремонтировать ее. Макс достал перочинный нож, настругал щепок, бросил в печку и развел огонь. Когда пламя загудело в трубе, он взял ведро и пошел за водой.

Когда он вернулся, Монтгомери стоял на крыльце.

— А я подумал — куда это ты делся? Разве в этой хибаре нет водопровода?

— Нет, — коротко бросил Макс, поставил ведро с водой и добавил в печку несколько поленьев.

— Макси, следовало бы приготовить ужин заранее, — упрекнула его мать.

— Но ведь он не знал, что мы придем сегодня вечером, — великодушно заступился за юношу Монтгомери. — К тому же теперь у нас появилось время, чтобы поднять бокалы.

Макс стоял к ним спиной и резал холодное мясо. Происшедшее так потрясло его, что он никак не мог прийти в себя.

— Эй, сынок! — окликнул его Монтгомери. — Давай выпьем по стаканчику за невесту.

— Мне нужно готовить ужин.

— Чепуха! Вот твой стакан. Иди сюда.

Монтгомери налил в стакан Макса на дюйм янтарной жидкости; его собственный стакан был налит до половины, стакан невесты — на треть.

Макс взял стакан, подошел к ведру и разбавил виски водой.

— Ты испортишь хороший напиток.

— Я не привык к спиртному.

— Ну как хочешь. Итак, за краснеющую невесту — и нашу счастливую семью! До дна!

Макс осторожно отпил из стакана и поспешно поставил его на стол. Вкус напоминал горькую микстуру, которой поила его медсестра в районной больнице однажды весной. Он снова принялся было за стряпню, но Монтгомери остановил его:

— Ты не допил свое виски.

— Послушайте, мне нужно готовить еду. Вы ведь не хотите есть подгоревший ужин?

Монтгомери недовольно пожал плечами.

— Как хочешь — нам больше останется. Мы будем запивать свое виски твоим разбавленным. Знаешь, юноша, когда я был в твоем возрасте, я мог выпить полный стакан и затем сделать стойку на руках.

Макс хотел подать на ужин мясо и картошку, оставшуюся от завтрака, но обнаружилось, что половина сковородки уже пуста. Он поджарил с мясом несколько яиц и сварил кофе.

Когда сели за стол, Монтгомери взглянул на еду и тут же объявил:

— Дорогая, с завтрашнего дня я надеюсь наслаждаться твоей стряпней, о которой ты столько рассказывала. У твоего сына нет кулинарных способностей.

Тем не менее ел он жадно. Макс решил не говорить Монтгомери, что мать совсем не умеет готовить, — сам скоро об этом узнает.

Наконец Монтгомери откинулся на спинку стула, вытер губы, налил себе еще кофе и закурил сигару.

— Макси, сынок, а что у нас на десерт?

— Десерт? Не знаю… По-моему, в холодильнике есть мороженое, то что осталось от празднования юбилея Солнечного Союза.