У Арбуза от такой уважухи даже челюсть отвисла.

– Так что милости просим к нашему столу! Присаживайся, отдохни маленько! Пацаны, это он в мосте жил, перестраивал его внутри, воду лил… Это из-за него мост лопнул и просел! Из-за него второй мост начали строить! Приколитесь!

Клоп ожидал чего угодно от этого визита – недоверия, подозрительности, мрачного игнора. Он давно не корешевался в блатной среде, – сперва выживал как придется в одиночку, потом сидел безвылазно в своих Монтажах… А как «приподнялся», так сразу объявился – принес долю в общак, как положено… Босой, ясен пень, не возражал, так у него и мозгов не осталось – так, сухая мука. А вот насчет остальных Клоп далеко не был уверен: могли начаться неприятные вопросы да подняться вонючий кипеж… И – да! – уже почудилось ему что-то такое, повеяло укрытой парашей, когда зашла речь о Султане и Митьке (мутная и неприятная история, Клоп предпочел бы никогда о ней не вспоминать).

Но нет, Индеец тарахтел без всякой задней мысли – Клоп такие дела просекал четко, жопой чуял. И Дюшес с Додиком скалились на него дружелюбно, даже слегка заискивающе, только что хвостами не виляли, будто нарисовался перед ним опытный арестант из старых песен, которые еще и шансоном не назывались… «Я лежу в одиночке и смотрю в потолочек, пред людьми я виновен, но перед Богом я чист! Предо мною икона и запретная зона, а на вышке маячит надоевший чекист…» Это не шансон, это жизнь, и Клоп действительно такую жизнь прожил…

Короче, Клоп никак не мог просечь, с чего такое уважение и не скрыта ли здесь какая-то подлянка. Поэтому ответил холодно:

– За стенкой хозяин отдыхает, так что бухать и веселиться мне не в жилу.

Радостный рев слегка поутих.

– Так Босой последний год только и делает, что отдыхает, блин, отдыхает, и никак, блин, не отдохнет! – пьяно улыбнулся Дюшес. – Так что нам, плакать здесь все время, что ли?

– Это ваше дело, не мое, – сказал на прощанье Клоп и вышел.

Когда они с Арбузом уже садились в машину, Индеец догнал их.

– Не злись, Клоп, лады? Я ж понимаю, как это со стороны по-гнилому выглядит… Но ты тоже пойми – Босой давно уже полутруп, мы к этому привыкли и не заморачиваемся… Мы как сиделки больничные, блин, всякого навидались, нам все по хрен…

– Ну и хрен с вами. А мне-то что? – сказал Клоп.

– Так это, как бы… – Индеец стрельнул глазами в Арбуза, в сидящего за рулем Буратино, опять заглянул Клопу в лицо (моргнул при этом раз десять).

– Слушай, тут неподалеку место одно есть, хорошее место, шашлычки там, пятое-десятое. Давай присядем на полчасика, потолкуем… Никакого напряга, Клоп, по чесноку. Просто пацанам интересно, как вы в своих Электромонтажниках дела делаете, ну и как бы это… Говорят, Монтажи силу набирают, скоро наравне с Речпортом, Ленгором и Нахичеванью встанут.

Индеец хохотнул тихо и неуверенно.

– Так это серьезно, что ли?

В этот момент Клопу показалось, что он что-то начал догонять. Но еще как-то расплывчато, как в тумане.

– Слушай, друг апачей, – сказал он. – Чем, по-твоему, Монтажи хуже других районов? Знаешь, сколько народу вбилось в эти высотки? Там, блин, скоро как в Мумбаях будет. Знаешь, что такое Мумбаи? Не знаешь, и хрен с тобой. Просто я в этом говне порядок пытаюсь навести, а еще я не терплю беспредела. И это, блин, нравится людям! Когда я начинал, со мной только Арбуз, Циркуль и Крашеный были, а теперь у меня три бригады по двадцать рыл. И они, блин, не разборки друг с другом устраивают, а порядок на районе поддерживают и деньги стригут.

Он остро посмотрел на Индейца.

– Ты хоть что-нибудь понял из этого?

– А чего непонятного… – Индеец оглянулся, облизнул губы и вдруг рявкнул: – Клоп! Кореш! Я всегда тебя уважал! Я ж, блин… Я тебя в натуре за честного вора всегда держал!! Это раньше все думали, что тебе лет пятьсот и ты вообще сдох где-то под забором! Но это раньше! А сейчас…

В глазах у него заблестели слезы, хотя, может, Клопу это только показалось.

– Сейчас я тебе по чесноку скажу! Босой скоро ласты склеит, это факт! И если община будет голосовать за нового Смотрящего, я, блин, да что я – и Додик тоже! И Дюшес! – мы все будем за тебя, Клоп!

Индеец сморкнулся на траву и добавил веско:

– Вот клык даю.

Сперва Клоп подумал, что Индеец просто пьян вусмерть (а где-то так оно и было). Потом подумал, что он просто не расслышал. Или расслышал не так, как надо.

– Какой еще Смотрящий? – проговорил он. – Ты что за пургу метешь, чудо в перьях?

– Никакой пурги, Клоп! Мы тут прикинули, из настоящих воров только ты и Север остались! Но Север никак не пройдет, потому что он много о себе думает и братву не уважает! Остаешься только ты! А то нам опять начнут сватать какого-нибудь хрена московского! Только ни фига не выйдет!.. Пошли выпьем за тебя!

– В другой раз, – сказал Клоп. Не глядя на Индейца и не слушая его вопли, он сел в машину и сказал Буратине:

– Домой.

Они долго ехали молча, только Арбуз с Буратино иногда перешептывались. И когда уже подъезжали к Монтажникам, молчание было нарушено.

– Слышь, Клоп, мы, конечно, слышали, что ты вор авторитетный, но всех твоих подвигов не знали! – сказал Арбуз. – А то, что ты на место Смотрящего по городу пойти можешь, – и подумать не могли!

– Да, – только и вымолвил Буратино. Других слов у него не нашлось. Но и это «да» он вымолвил с невиданным почтением.

Дверь открыла курортница – молодая женщина с явными следами солнечных ожогов на лице и руках. Сразу видно: на отдыхе первые дни.

– Мы тут посмотрим немножко с молодым человеком, – протараторил хозяин (в рапорте он, для официальности, будет назван арендодателем), без приглашения входя в квартиру. – Буквально три-четыре минуты… Мы совершенно не помешаем…

– А в чем дело? – насторожилась курортница.

– Ничего, все хорошо! Вот, молодой человек хочет снять квартиру в сентябре, посмотреть хочет! Никаких проблем, отдыхайте, не волнуйтесь!

– Но мы как раз на море собирались…

– Пойдете на море, не волнуйтесь! Мы очень быстро!

Из спальни выглянула голова мальчишки лет пяти, улыбка до ушей. Женщина подошла, коротким привычным движением втолкнула голову обратно, а потом последовала за ней и закрыла за собой дверь.

– Ну вот, здесь он жил… – Арендодатель повернулся к старшему лейтенанту Гнедину и широким жестом охватил квартиру. – Я хорошо его помню, коренастый такой, мордатый… Я сразу подумал – из «братков». А что он натворил?

Гнедин посмотрел на него.

– Да, собственно, так… – неопределенно сказал он.

Обычная квартира в сочинской панельке. Прихожая, спальня, гостиная. Кухня. Гнедин прошелся по квартире, посмотрел в окно. До моря далековато.

– Что-нибудь странное замечали? В поведении, в разговорах?

Арендодатель старательно насупил брови, растянул губы и поводил туда-сюда быстрыми южными глазами – маска задумчивости. Гнедин забыл уже, как его звать. Самир, что ли. Сархан… В протокол неудобно сейчас заглядывать. Скорее всего Самир.

– Ничего такого не помню! – искренне, как на духу, признался Самир. – Хотя… Ну, не знаю.

Он опять насупил брови.

– Единственное странно, что он не на Курортном проспекте квартиру снял, а здесь… Это как бы не престижный район считается, заезжие «братки» редко останавливаются. Только, с другой стороны, у него и машины хорошей не было, один «жигуль» какой-то, да?… – Самир вытаращил глаза на Гнедина, словно ожидая, что тот объяснит ему этот поразительный феномен. – И жена у него такая, ничего особенного… И даже ребенка привез с собой! Это да, это очень странно. «Братки» ведь, они как – они с молодыми телками приезжают, на «мерседесах»…

– Почему вы решили, что Гусаров из «братков»? – спросил Гнедин.