Меслов помолчал, собираясь с мыслями.

– Я думал об этом. Да, Холмс, такой путь оздоровления нравов может показаться жестоким – для сентиментальных барышень, которые падают в обморок при виде вскрытого фурункула. Но я-то знаю, насколько жестокими могут показаться некоторые методы лечения. Увы, такова цена, которую приходится платить за изнеженность и порочность. Лечение больного общества тоже не может обойтись без болезненных процедур. К сожалению, в наше гуманное и просвещенное время хирургические средства не в чести. Поэтому приходится прибегать к терапии, которая может оказаться еще более жестокой. Это цена, которую приходится выплачивать за понимание вечной истины – мы созданы естественным отбором и можем двигаться вперед только за счет постоянного совершенствования нашего рода и отсечения гнилых ветвей. Интересы расы стоят выше частных интересов.

– А с вами хорошо поработали, – протянул Холмс. – Чешете как по писаному… простите мне подобное просторечие, но оно здесь уместно. Вы сами-то заметили, как изменился ваш голос, построение фраз и так далее? Как будто читаете вслух пропагандистскую брошюру. Чью?

– Я произносил речь на эту тему в Обществе Социальной Гармонии, – пожал плечами доктор.

– Интересная, очень интересная организация это ваше Общество. Насколько я понимаю, пресловутый Мальтус имел к нему самое непосредственное отношение?

– Он был одним из основателей, – строго поправил доктор.

– Ну, это вы зря. Общество гораздо старше. В каком-то смысле оно существовало – под разными именами – всегда. И многое сделало для того, чтобы привести человеческие порядки в согласие с естеством…

– Вы так говорите, как будто в этом есть что-то предосудительное.

– Ну что вы, право, – голос Холмса сделался очень неприятным. – Что может быть предосудительного в том, что называется естественным? Тот же отбор, например.

– Вы против естественного отбора? – удивился Меслов.

– Обожаю свою страну, – процедил сыщик. – Мы, британцы, просто гении по части лицемерия. Например, слово «естественное». В Дарвина поверил весь мир. Хотя в большинстве случаев слово «естественное» нужно понимать как «английское», а точнее – «выгодное правящим кругам Британии».

– Очищение общества выгодно всем, – сказал доктор убежденно.

Холмс издал непонятный звук – что-то вроде «тьфу».

– Может быть, вы недурной врач, Меслов, но вы ничего не понимаете в вопросах общественного устройства. Вы над ними даже не задумывались. Хорошо, попробую кое-что объяснить, хотя это не в наших правилах. Эпидемия «пневмонии Меслова» будет использована для того, чтобы представить Новый Свет источником опасности. Никто не захочет иметь дело с американцами. Чего и добиваются силы, стоящие за этим вашим социально-гармоническим обществом.

– Что значит «не захотят иметь дела»? – не понял доктор.

– Вы все прекрасно поняли, – сухо сказал сыщик. – Вы ведь хорошо осведомлены о нравах высших классов современной Европы.

– Да, я это хорошо знаю, – признал Меслов. – Именно это меня и убедило.

– Но вы не задумывались, почему они именно таковы. Вы просто называете все это испорченностью, как будто это слово имеет какой-то смысл и что-то объясняет… Подумайте вот над чем. Социальные низы объединены голодом и ненавистью к верхам. Но чем объединены социальные верхи? Что общего у двух лордов, двух миллионеров, двух политиканов? Ведь они – конкуренты. Лорд стремится отобрать у другого лорда место в Палате, миллионер разевает рот на чужой миллион, а как ненавидят друг друга представители разных политических направлений! Что же принуждает их держаться вместе, а не вступить в смертельную схватку, с привлечением низших классов?

– Очевидно, боязнь последствий, – пожал плечами Меслов. – Bellum omnium contra omnes в наше время может привести к социальной революции.

– Этого мало. Всегда существовала некая тайна, объединяющая высших. Тайна возвышенная или низменная, но тайна. Нечто такое, в разглашении чего не заинтересован никто. Раньше это было участие в скрытых от постороннего взора мистериях орденов, в тайных обрядах и жертвоприношениях, запрещенных Церковью. Но сейчас никто не верит в Бога: научное мировоззрение подвигает к атеизму, а оно сейчас главенствует… Значит, нужно что-то другое. Если тайна не может быть возвышенной, она должна быть хотя бы постыдной. Жертвоприношения заменились тайными оргиями. При которых совершаются действия, способствующие заражению этой вашей болезнью. Позвольте обойтись без подробностей… Как бы то ни было, иных методов поддержания единства европейской элиты не осталось. Поэтому исключение американцев из общей системы вызовет самые катастрофические последствия для Соединенных Штатов. Они станут изгоями, париями. Более того, их собственная система закрытых клубов тоже развалится. А это сделает Америку легкой добычей британской интриги. Причем это лишь одна сторона дела. Вторая – это AIDS, пошедший в массы. Низшие классы низки и нравственно. Об этом вы, судя по всему, не подумали.

– О моральном облике так называемых простых людей я знаю достаточно, – доктор потер ладони, пытаясь разогнать кровь, – но вы преувеличиваете. Для того, чтобы болезнь пошла в массы, необходимо полное падение нравов, свойственное разве что дикарям.

– Вот именно, Меслов! А вы не задумывались о том, чем наша экономика обязана дикарям? Например, к чему приведет эпидемия этой болезни среди чернокожих? Например, в Африке и других колониях? И как это отразится на мировой системе?

– Почему вы мне все это рассказываете? – перешел в атаку Меслов. – В конце концов, чего вы от меня хотите?!

Холмс откинулся на спинку стула, явно чем-то довольный.

– Ну наконец-то вы задали правильный вопрос. Точнее, половину вопроса. Вы так и не удосужились спросить, кого я, собственно, представляю.

– Очевидно, британское правительство, – проворчал доктор.

– Британское правительство сейчас играет на стороне Общества. Да и вообще интересы британской верхушки меня не волнуют. Я работаю на континентальную организацию, отвечающую за безопасность белой расы в целом. В которой, кстати, состоят и многие ваши знакомые. В том числе – очень старые.

Сыщик скрутил с пальца кольцо и кинул на колени собеседнику. Меслов механически взял вещицу, поднес к глазам. Кольцо было из темного металла, с печаткой в виде пчелы. На спинке насекомого доктор разглядел череп.

– Это наш символ, – сказал сыщик, протягивая руку. – Мы – «Фауст», – он осторожно накрутил кольцо на палец. – Тайная организация, отвечающая за порядок в Европе.

– Претенциозно. К тому же чем вы отличаетесь, например, от того же Общества? – поинтересовался доктор.

– Я мог бы говорить долго, но вряд ли это произведет на вас сильное впечатление. Скажем так: мы – часть той силы, что иногда совершает зло, дабы сохранить благо… Вы меня поняли?

– Опять вы мне угрожаете, – вздохнул доктор.

– Нет, не угрожаю. Речь идет о рациональном выборе. Вот сейчас для него настал момент. Меня интересует один вопрос. Вы можете солгать, и тогда вы останетесь здесь. Я имею в виду – навсегда.

Он замолчал.

– Или? – голос доктора предательски дрогнул.

– Или сказать правду. Тогда мы вас спасем. Вы даже не промочите ноги. Итак?

– Что вас интересует? – Меслов вздохнул.

– Всего лишь один мелкий эпизод. Помните Джима, вашего лаборанта? Который каждое утро приносил вам кофе и булочку с маслом и всегда забывал нож? Однажды он разбил пробирку и порезался о стекло. Помните? Это было совсем недавно, три дня назад. Что было в пробирке?

Доктор посмотрел на туманное пятно перед собой. Прищурился. Потом медленно кивнул.

– Симптомы? – осведомился он.

– После пореза – небольшое повышение температуры, головная боль… Это оно?

В каюте повисло молчание. Оно длилось недолго – секунды три, но было очень напряженным.

– Я ничего не обещаю, но при регулярных проверках и надлежащем уходе Джим может протянуть достаточно долго, – Меслов заговорил совершенно другим тоном, жестким и уверенным. – К тому же, быть может, мне удастся найти способ лечения. Для этого мне понадобится оборудование и определенные средства. Надеюсь, ваша организация ими располагает. Кроме того, вы должны предоставить мне защиту. Общество Социальной Гармонии будет очень недовольно. Я должен исчезнуть…