Нет, голубых порешили все те же убийцы. Почерк их. Но их-то зачем? Что может объединить их с верхушкой банды? Что эти двое сделали такого, что удостоились выезда к ним личных киллеров?

«Господи,— промелькнула мысль.— Неужели Коломеец за свой ларек решил всех их положить? Ведь вот он, ход. Ларек разбивали эти двое, они часть организации. Значит и врага два — организация и исполнители. Полу­чается, что не передел это, а частная месть. Сколько же может стоить группа наемников — профессионалов на та­кое дело? Да у кого в городе такие деньги есть? Или капиталисты догадались вскладчину все свои проблемы решить? Но тогда к мнению Коломейца вряд ли бы прислушались.

Или, все-таки...»

Во всяком случае, один вывод был ясен: то, что проис­ходило, действительно не являлось переделом террито­рии. Убивали шишек и конкретных исполнителей. А на чем еще эти голубые в последнее время засветились, предстояло выяснить.

Только времени на это не было. Пока. Хотя, Железяка это спиной чувствовал, забрезжило что-то. Самое про­стое, если это кто-то из близнецовской же группировки чем-то обижен был и начал счеты сводить. Но такого бы уже давно вычислили сами бандиты. Но теплее, теплее...

* * *

Ник, проснувшись, поклялся больше не насиловать свой организм ни одним из известных миру кулинарных наркотиков. Голова была в тумане, конечности как ватные.

Пришлось в течение десяти минут поливать себя ледя­ным душем, пока на реальность не была наведена неко­торая контрастность. Вытершись до красноты кожи по­лотенцем, Ник сделал несколько упражнений из йоги и расслабился.

Он рассеяно смотрел в окно на городской пейзаж, который так понравился ему в первый день приезда. Внезапно он как бы увидел себя со стороны теми глаза­ми. Молодой человек, профессиональный убийца, сидит в приличном номере гостиницы и ждет, когда надо будет лишить жизни еще одного человека. А в это время его жена на другом континенте волнуется за него, ждет звонка.

Послезавтра утром, если все будет нормально, он улетит отсюда, она его встретит в аэропорту и скажет, бросившись на шею:

— Наконец-то ты вернулся! Я извелась вся... Почему ты не звонил? Ну что, встретился с другом? Подошли ему наши подарки? А кто его жена?..

И что он сможет на все эти вопросы ответить?

— Ну, красноармеец, что с тобой?

«Господи, что со мной?»

Ник как будто вынырнул с большой глубины и глот­нул наконец воздуха. Сейчас он совершенно искренно не понимал, что он тут делает и зачем совершает все это. Словно какое-то помутнение спало с глаз и сразу стало легко: все, что он тут совершил, просто странный занос, досадная ошибка. Надо немедленно позвонить Деб, сооб­щить, что все хорошо, что он вылетает, как и пред­полагал, потом навестить жену Сергея в больнице, пере­дать ей цветы и денег, позвонить Пашке, договориться, что за «Запорожец» он ему заплатит... Пашка его не поймет. Скажет со своей растяжечкой: «А... Американец! Ручки пошел мыть? Грешки замаливать?..»

Ну и черт с ним. В конце концов деньги на новую колымагу ему можно оставить у Тани. Так и надо посту­пать. Надо прекратить этот кошмар.

Ник потянулся к телефону. И сразу получил сигнал от того, кто не поверил, что дело завешено: «Стоп! В профи­лакторий надо звонить из автомата. Если что, то все звонки Пашке фиксируются. Даже если его не привезли в город для допроса, то все равно, скорее всего не позовут. Будут тянуть время, вычислять номер, с которого идет звонок, сообщать ближайшей патрульной машине... Паш­ка — единственная ниточка. При полном отсутствии дока­зательств любому должно быть ясно, он с Ником связан.»

Ник уже как бы распрощался со своей ролью мсти­теля, но голосу внял. Действительно, сейчас он там, где не только тепло, где

по-настоящему горячо. И это дол­жен быть его последний выход на улицу. До автомата и обратно. В крайнем случае, к Тане...

«Стоп! К Тане тоже нельзя. Ника там видели, он сбежал от милиции. Его могут опознать. Если и бросать на половине, то безопасностью пренебрегать нельзя. Си­ди в номере и не высовывайся. До самого самолета.»

Но не позвонить Пашке и просто улететь Ник не мог. Он; несмотря на вечернее освещение, надел темные очки и вышел из номера.

Как на зло ни одного работающего автомата побли­зости не было.

Ник прошел в переулок, по одной стороне улицы, по другой. Прошел мимо места, где еще днем стоял остов пашкиного «Запорожца». Пока Ник обедал и спал, его оттащили. Наверное, на свалку. Помыкавшись но переул­кам (Нику не хотелось проходить мимо входа в офис Зелени), он наконец вышел к «трубе».

Он и сам себе признавался, что это не самое удоб­ное место для звонка. Но выбора у него пс было. Странно, но он попал в очередь к телефону как раз в то время, когда день назад младшие рэкетиры собира­ли дань. 

Очередь, как и вчера, была довольно длинной. Ник встал и начал ждать, стараясь не особенно глазеть но сторонам. Хорошо было бы уткнуться в газету, но тут была непроходимая трудность: газету на русском он читать не хотел, поскольку в этот момент был американ­цем, а газету на английском читать не следовало, чтобы не привлекать к себе внимания. Приходилось просто стоять, тупо уставившись перед собой.

Очередь двигалась медленно, но минут через двадцать он взялся рукой за теплую трубку телефона и, бросив в прорезь «пятнашку», набрал номер, который помнил наизусть.

Надо сказать, что он сильно переоценивал техниче­ское оснащение местной милиции. Никакой определитель номера там не стоял, мало того, никто от него звонка и не ждал. Был, конечно, оставлен один опер, на случай, если кто-то придет и станет интересоваться Семеновым, но сидел он недалеко от входа в пансионат, а вовсе не на телефоне.

Ник приготовился долго ждать и выдерживать напад­ки очереди, но трубку на удивление быстро сняли.

Голос, к счастью, был не тот, что в первый раз:

— Кого вам?

— Вы не могли бы позвать Семенова Павла к телефо­ну. Он у вас на излечении...

— Семенова? Это которого? —женщина, говорящая по телефону явно отвернулась к кому-то и спросила в сторону, но Ник слышал.— Того Семенова, которого сегодня убили, не Павлом звали?

Ник бросил трубку. Ему не надо было ответа. Он и так знал, что того Семенова, которого сегодня убили, звали Павлом.

Ник вышел на улицу и снял очки. Но глаза его все рав­но покрывала какая-то траурная пелена. Все вокруг каза­лось ему темным, нечетким, лживым. Он чувствовал, как опять уходит на глубину. Там тяжелее дышать, там опас­ней, но пока дело не закончено, он обязан находиться там.

Он быстро вернулся в гостиницу и прошелся по свое­му этажу. Жил он на седьмом и, судя по всему, окна его номера находились недалеко от окон бара, только эта­жом выше. Это хорошо.

Ник зашел в свой номер, тщательно запер за собой дверь, затем не без труда открыл окно, заросшее краской, и выглянул. Да, все было, как надо. Он видел и затененные окна бара и, чуть левее, закрашенные окна туалетов. Тут же подвернулись и архитектурные цацки в виде карнизика.

Нужна была веревка. Ник внимательно изучил свои вещи, но ничего подходящего не нашел. Выходить в город и покупать совершенно не хотелось. По разным причинам. Надо было что-то придумать. Сразу отказавшись от литературной идеи рвать простыни на жгуты, Ник, однако, обратил внимание на отличный шелковый шнур, который раздвигал занавеси на окнах в номере.

Аккуратно отпоров его, он прикинул, что если сло­жить его втрое, то он наверняка выдержит вес его тела. А чтобы не было лишних накладок, он разложил его на полу и стал плести «косичку». В трехжильном плетении прочность, как он знал, увеличивалась.

Закончив, он прикинул длину. Ее оказалось вполне достаточно: около трех метров. После окончания опера­ции непременно следовало «косичку» расплести и со всей тщательностью привесить на место.

Когда этот вопрос был решен, Ник перешел к следу­ющему этапу. Скорее всего постояльцев отеля не станут допрашивать, но необходимо сделать так, чтобы даже в этом случае не привлечь к себе никакого лишнего внимания. Номер должен быть совершенно чистым. В конце концов следователи тоже не дураки и смогут предположить, что убийца воспользовался окном. Зна­чит, надо предположить им путь и оставить следы, кото­рые отведут подозрения от окна самого Ника. А если все-таки те будут невероятно внимательны и на это окно выйдут, его, Ника, номер должен быть совершенно, без­укоризненно чист.