Он достал кольт, пристроился у стенки и, лежа, быстро вычислил, откуда стреляли. Хитрец не стал подходить поближе, он засел в здании и поливал яхту из окна первого этажа. Там его достать было трудно, но Ник попытался.

Прицелился тщательно, сделал упреждение на ветер, выдохнул и плавно нажал на спусковой крючок. Оружие жахнуло, приятно ударив по всей руке, вплоть до плеча и в том окне вверх взвились щепки.

«Не достал,— понял Ник.— Если бы достал, то щепок бы не было.»

Хитрец быстро сообразил что к чему и перебрался к другому окну, открыв столь же беспорядочную и столь же опасную пальбу.

Яхту, Нику было жалко, но делать нечего. Да и ветер был с реки. Кстати, и время поджимало.

Он, скрываясь за постройками подполз поближе к ко­рме и, достигнув лужи солярки, с трудом зажег ее. Ого­нечек сначала был слабый, вот-вот затухнет, но с ветер­ком разошелся, перебрался к бочкам, стал лизать им . бока. Тут занялась и краска, а через несколько секунд защелкала, разгораясь, палуба.

Солярка горела жирно, дым давала, какой надо, чер­ный, непроглядный: Оставалось только спрятать стреля­ющего нахала хоть на время.

Ник прополз сквозь каюткомпанию и выглянул в ил­люминатор. Противник перешел на короткие очереди и стрелял теперь преимущественно по корме, что только шло на руку Нику: там .еще оставались бочки, а эта единица врага делала в них лишние дырки, отчего пламя только разгоралось, дыма становилось все больше и он заволакивал берег, мешая стреляющему видеть,

что про­исходит на яхте.

Ник понимал, что как только дыма станет, слишком много, тот, наверху, либо сменит огневую позицию, либо сбежит. И то, и другое было бы не очень хорошо. При­шлось купаться.

Ник перевалился через борт и окунулся в прохладную воду. В одежде и с оружием плыть было неудобно, зато хорошо получилось поднырнуть под яхту и выпрастаться из воды уже под пирсом.

К счастью слева но берегу шел кустарник, и Нику удалось вылезти на сушу вне зоны видимости стреля­вшего. Тот продолжал поливать безжизненную теперь яхту с завидным упорством.

Пока Ник кружным путем поднимался к зданию пан­сионата, он про себя удивлялся наглости стрелявшего: вот так, посреди дачного поселка палить из автомата и не опасаться, что придет участковый, или набегут жители...

Но тот и правда ничего не боялся. Стрелял себе и стрелял. Уже два рожка точно прикончил и начал третий,— Ник инстинктивно считал продолжительность очередей и довольно точно мог угадать, когда противник начнет менять магазин.

Это должно было случиться скоро и следовало пото­ропиться.

Ник вышел к углу здания, залез в то самое окно, в которое уже залезал раз сегодня, вышел в коридор, но направился не к лестнице, а к холлу.

Подкравшись к углу, он присел и выглянул. Стреля­вший, а им действительно оказался тот, на которого Ник наткнулся еще в самом начале веселья, был тут. Он как в фильмах про войну метался от одного окна к другому и посылал в стороны яхты короткие очереди.

Ник остался сидеть на корточках и ждал, когда тому надо будет перезарядить автомат. Он ждал спокойно, только морщился, когда звучали выстрелы: в пустынном холле они шарахались эхом и больно били по барабан­ным перепонкам. . .

Наконец услышал характерный щелчок, с которым рожок отсоединяется от автомата. Тогда он встал и вышел в холл.

Уголовник его не заметил. Он лихорадочно тыкал новый магазин в автомат, но тог не лез. Нику надоело стоять посреди холла:

— Я уже не там,— внятно сказал он.— Я уже здесь! Блатной от неожиданности сел на пол и поднял на

Ника автомат без магазина.

Может это и могло Ника как-то разжалобить своей наивностью, но только не сейчас. Кольт от него так же делал героя вестерна, как автомат из этого блатного — героя фильмов про войну. Поэтому Ник довольно кар­тинно поднял револьвер и выстрелил.

Блатной затих. Но Ник на всякий случай подошел и проверил: тот действительно был мертв, надо было уходить.

Очень хотелось прихватить с собой автомат, но Ник понимал, что по городу с автоматом не походишь. И кольт тоже пришлось бросить: в барабане оставалось только три патрона, а ради них таскать такую пушку тяжеловато.

Ник с сожалением положил кольт на пол и, легко выпрыгнув на улицу, вышел из ворот пансионата.

Мокрая одежда неприятно липла к телу, сам себе Ник казался грязным, хотелось в душ. Кроме того, стала отходить заморозка на ноге и вновь заломили и колено, и потревоженный речной водой порез.

Ковыляя, Ник добрался до «Запорожца», ввалился в кабину, завел мотор и медленно двинулся в сторону шоссе. Курить в машине было страшно неудобно: руками все время приходилось нажимать на педали, но курить хотелось и Ник курил, наклоняясь за очередной затяжкой к руке, которая не выпускала руль...

По тропке от шоссе шла какая-то женщина. Она на Ника внимания не обращала, смотрела с беспокойством на клубы дыма над берегом, но когда он поравнялся с ней, она зыркнула на машину с подозрением, да и Ника оглядела внимательно.

— Пожар на пансионате,— зачем-то сказал ей Ник, но она не ответила.

«Надо было компьютер с собой захватить,— вяло ду­мал Ник, пробираясь на «Запорожце» сквозь поток ма­шин.— Может, там интересное что... Имена какие, ад­реса. Суммы... Он говорил о деньгах... Наверняка налич­ные, налогом не обкладывались. Аль Капоне за неуплату налогов чуть не полвека срока схлопотал. Господи, какая чушь в голову лезет! Я же не агент ФБР. На налоги эти мне плевать, а я все пытаюсь что-то такое... Если пожар­ные вовремя приедут, то ноутбук в милицию попадет, пусть они и разбираются. Только, судя по всему, пожар­ных скоро ждать смысла нет...»

Ник автоматически перестраивался, стараясь дер­жаться в потоке машин, нигде не вылезая вперед и не отставая чрезмерно. Крайний всегда достижим: ему свис­тит гаишник и палочкой на обочину кажет. А попробуй меня из второго ряда, да из-за грузовика выковырять — фигушки. И смотреть на них нельзя. Следишь за доро­гой— и следи. Гаишники не статуи античные, чтобы на них пялиться. И так спокойно доедешь, куда тебе надо.

Дельце еще одно на вечер накрутилось, но сейчас надо было передых себе дать. Ноги болели, несмотря на руч­ное управление, автоматически давили в пол, искали лихорадочно привычные педали. Штанина в запекшейся крови царапала кожу, остальная одежда набрякла и начи­нала неприятно вонять.

Ника чуть подташнивало. Он не давал себе рассла­биться. Сначала надо было довести дело до конца. Хотя бы вот это дело. А довести до конца —значит, припарко­вать машину у подъезда и без приключений войти в Паш­кину квартиру. До этого момента все продолжается.

Наконец Ник выехал на знакомую улицу, свернул на подъездную дорожку и с облегчением заглушил мотор. Поставил машину на передачу, чтобы не укатилась, вы­лез на свежий воздух, который после душегубки кабины показался живительным.

Но пока машину запирал, свежий воздух стал для него неприятно свеж и по телу прошлась зябкость. Зазнобило слегка. 

«Плохо дело,— отметил Ник.— Изнежился я в Шта­тах. Надо сейчас же меры принимать,»

Оц прошел в пустынный, слава Богу, подъезд, автома­тически проверил замок. Никто его не трогал. Отпер дверь, вошел. В ванной горел свет. 

— Все в порядке,— сказал Ник квартире.— Короткий отдых, и ты мне не мешай!

Квартира стерпела. .

Ник зажег повсюду свет, тщательно задернул занаве­ски, прошел в ванную и, пуская горячую воду плотной стеной, начал раздеваться, с удовольствием сдирая с себя заскорузлую от пота, ила, грязи и крови одежду.

В гостиницу пока нельзя. По времени не вытанцовы­вается. Уже почти стемнело, особенно поздно, чтобы не привлекать к себе внимание, возвращаться тоже не сле­дует. Значит, надо будет вечером навестить пару голубых и не позже полночи вернуться к чудесам цивилизации...

Ник погрузился в горячую, еще мутную от пузырьков воду и застонал. Отчасти от удовольствия, отчасти от резкой боли в районе пореза. Порезанную ногу пришлось вывесить за борт и блаженствовать без нее.