Конечно, если «шпалер» отберут менты — будет жалко. «Вальтер» с глушителем — штукенция удобная, в руке лежит плотно и расставаться с ней не хотелось. Но чтобы за задницу и в мешок — здесь ни-ни, руки сосклизнут. Зафиксированное на бумаге заявление о намерениях — это юридический документ. Любой адвокат при такой бумаге ментов в дерьме изваляет.

Алексей не первый раз встречался с такими типами. В армию приходили всякие и обламывать их приходилось с немалыми усилиями, но он обламывал. Ничего в психологии Турухана не было секретом. Сильный, здоровый, наглый. Такого трудно согнуть. Значит надо ломать. Резко, решительно, неожиданно. Ко всему они не в армии, значит на вежливость можно плюнуть.

Снизу через потолок из дома доносился шум. Турухан к нему внимательно прислушивался, временами забывая следить за пленником. Выбрав подходящий момент, Алексей подтянул ноги, уперся руками и быстро вскочил. Резким крушащим ударом — таким он на занятиях в училище ломал доски и крушил кирпичи — всадил Турухану кулак в солнечное сплетение. Тот даже не думал, что пленный, которому уже помяли бока, рискнет врезать ему плюху и не собрался, не успел напрячь мускулатуру живота. Удар согнул Турухана пополам. Он выронил из губ сигарету, схватился за живот руками. Как окунь на суше скруглил рот в баранку и стал жадно глотать воздух. Это только в кино, схлопотав сокрушительный тычок, человек бросается в контратаку, крушит противника и побеждает его. После удара Алексея такое удалось бы немногим. Подсечкой Алексей опрокинул Турухана на бок, перевернул на живот, завел руки за спину. Снял у него с пояса наручники, как сказал бы сам Турухан, «набросил на грабки». Быстро пробрался к слуховому окну и вылез на крышу. Осторожно, после каждого движения замирая и прислушиваясь, Алексей полз по скату к коньку. Теперь он получил отличный обзор.

Две милицейские машины, въехавшие во двор, мордовали ночную тьму всполохами проблесковых маячков. От этого пейзаж приобрел вид декорации к фантастическому фильму ужасов. Мертвенно-синий свет выхватывал из тьмы то угол хозблока, то поленницу, сложенную египетской пирамидой, то высвечивал призрачные силуэты деревьев фруктового сада. По двору неторопливо прохаживались люди в бронежилетах с автоматами На крышу никто из них не смотрел.

Рядом с домом стоял высокий клен. Одна из его ветвей нависала над скатом крыши. Прижимаясь животом к черепице, Алексей медленно подполз к дереву. Больше всего он побаивался не того, что не сумеет удержаться на крутом склоне и сорвется вниз, а того что одна из плиток треснет под ним, загремит и наделает шуму. Однако все обошлось.

Еще раз Алексей замер в испуге, когда ухватился за толстый сук руками, а весь клен вздрогнул и зашелестел листвой. Любой деревенский парень, а тем более охотник, обратил бы на это внимание, но милиционеры, накатившие из города, брали в расчет другие, более привычные и потому настораживавшие их звуки.

Пробраться до ствола и спуститься по нему к земле — непростое дело, но Алексей с ним справился. В детстве он любил карабкаться на деревья столь ловко, что нередко заставал ворон и галок, сидевшими в гнездах. Слезать вниз не проще, чем лезть вверх, но при определенном опыте это вполне по силам каждому.

Оказавшись за оградой, Алексей присел у корня клена, выжидая, когда успокоится сердце и нормализуется дыхание.

На мгновение в нем всколыхнулось страстное желание вскочить и сразу же бежать. Но он подавил этот инстинктивный порыв. Поспешное безоглядное бегство было лишено здравого смысла. Милиция могла оцепить усадьбу постами со всех сторон и, не убедившись в их отсутствии, покидать укрытие было нельзя.

Несколько минут он стоял, плотно прижавшись к стволу дерева и следил за проулком. Признаков присутствия людей здесь не обозначалось. Слева, шагах в десяти стояла «Газель», на которой сюда приехала вся шарага. Алексей перебежал дорогу. Дверца кабины открылась без сопротивления. В деревенской глуши приехавшие сочли запирать её делом не обязательным. Выдрать из замка провода стартера труда не составило. Двигатель заработал сразу. По переулку Алексей выбрался на соседнюю улицу и погнал машину в сторону шоссейки. Никто его не преследовал и он покатил в сторону Москвы. Проехал километра три и вдруг увидел у перекрестка, где шоссе сопрягалось с грунтовой дорогой, голосовавшего человека.

По душевной простоте и некоторого расчета — ехать вдвоем все же удобнее — Алексей притормозил. Махнул рукой:

— В город? Садись.

Дверца открылась и пассажир сел на сидение… Все остальное погрузилось во мрак забытья…

Сколько прошло времени, сказать Алексей не мог. Он выплывал из темного липкого тумана с большой неохотой, словно ему не хотелось возвращаться в шумный и неуютный мир. То ли усталость, накопившаяся в нем ещё не прошла, то ли это действовала химия, которой его попотчевали грабители, но он с удовольствием воспринимал свою беспомощную распластанность — лежать удобнее, чем сидеть.

Едва он закрывал глаза, сознание заполняли бредовые образы. Из тишины выплывал белый солнечный диск. Он плавился, истекал удушающим зноем. Зной тек сверху вниз. Он лился по крутому боку лысой горы, возвышавшейся над ущельем. Он стекал по краям каньона в его глубину, где билась в теснине бурная река.

Память услужливо подсказывала: «Это Чечня. Это Бамут. А ты, Моторин, дурак. Хер тебя понес и заставил оторваться от взвода. Сейчас тебе чечи надерут задницу. Тоже ещё — герой-одиночка с гранатой в руке…» Одновременно другой, более трезвый уровень сознания сопротивлялся и подсказывал, что все обстоит иначе. Если рядом чечи, то почему они говорят только по-русски? Если он оторвался от взвода, ушел вперед, то где его граната. Почему правая рука безвольно опущена куда-то вниз и пальцы разжаты?

— Товарищ, товарищ…

Кто-то настырный, надоедливый, липкий тряс Алексея за плечо и не дав полежать, закрыв.

— Товарищ…

Алексей открыл глаза, готовый произнести нечто нелестное о тех, кто ему не давал покоя.

— Очнулся… Что с вами?

Алексей возвращался в мир суеты и беспокойств. Кисея сизого тумана становилась все прозрачней, и он вдруг ясно увидел лицо офицера, склонившееся над ним. Большая майорская звезда на погоне тускло светилась в рассеянном свете подфарников «уазика», который стоял рядом с ними.

— Спасибо, уже ничего.

Алексей попытался встать. Он потянулся вверх и его тут же качнуло. Он инстинктивно распахнул руки, чтобы не рухнуть столбом. Майор поддержал его.

— Вам плохо?

В голосе майора прозвучала тревожная нотка, и Алексей неожиданно почувствовал к нему расположение.

— Хуже не придумаешь.

Теперь Алексей увидел ещё двух офицеров. Один стоял у машины, второй держался за спиной майора. Видимо при всей готовности помочь незнакомому человеку они учитывали возможность непредвиденных ситуаций и на всякий случай грамотно заняли позицию для обороны.

— Что-то случилось?

Алексей горько усмехнулся.

— Меня вышвырнули из машины.

— Иномарка.

Майор не спрашивал, он уверенно фиксировал факт.

— «Москвич», — возразил Алексей и помотал головой, стараясь вытрясти из мозгов остатки дури. О «Газели» вспоминать было опасно.

— В город? Можем подвезти.

Машину вел капитан. Алексей видел только его погоны, коротко стриженный затылок и уши, торчавшие в стороны.

Они проехали километров десять, когда впереди в зареве белого света на дороге увидели несколько машин. Милицейские мигалки полосовали ночь мазками синих чернил.

Капитан притормозил, замедляя ход. Алексей увидел хорошо знакомую ему «Газель». Она стояла на обочине. Возле нее, опираясь о борта руками, широко расставив ноги, стояли трое мужчин. Два милиционера с короткоствольными автоматами наизготовку, держали их под прицелом.

Алексей узнал одного: это были тот, что остановил его на дороге, заставил надышаться химической гадостью и бросил на обочине. Значит, их было трое. Хорошо ещё не убили. Что им стоило пырнуть его ножом или приложить чем-то тяжелым по тыкве…