Богданов влюбился. Он не форсировал событий, был аккуратен и настойчив в достижении цели. Только через полгода они стали любовниками. Больше того, их связала дружба, которая длилась вот уже более шести лет.
Истинную красоту женщины можно выяснить только умыв её. Искусство косметического обмана цивилизация развила столь сильно, что ухищрениями опытного визажиста серого крысенка можно превратить в Белоснежку. Красота Киры была естественной, её не замутнял макияж. И особым блеском эта красота отсвечивала, когда её не драпировали одежды. Но ещё больше шарм и внутренний огонь познавался в близком общении — Кира была умной, веселой и верной подругой. Несколько раз Богданов порывался разойтись с женой, но Кира его удерживала. Она не могла бросить мужа, который находился в тягостном ожидании близкой смерти. Они любили друг друга, вступили в брак сразу после окончания средней школы, но Сергея Савельева взяли в армию. Два года он прослужил на ядерном полигоне в Семипалатинске, откуда был комиссован с тяжелой формой белокровия. В двадцать один он перестал быть мужчиной и стал инвалидом.
Оставлять его в беде Кира не собиралась. Они оставались друзьями.
У Богданова в семье были другие проблемы. Его жена Галина Игоревна — пышнотелая дама с ленивыми манерами советской дворянки (отец при Советской власти был важным чиновником Госплана, имел казенную машину и собственную дачу) со своей нескрываемой любовью к трюфелям, шоколадным тортам и послеобеденному сну, была женщиной картинно красивой, но по натуре фригидной и относилась к браку, как к атрибуту обеспеченности и твердого общественного положения.
Интимные отношения с мужем она включала к числу тех утомительных и нудных занятий, в ряду которых значились посещение прачечной, химчистки, занятия на кухне. Куда большее удовольствие, чем мужская ласка, ей доставляло ленивое сидение под колпаком электросушки в парикмахерской или посещение маникюрного кабинета.
Взяв подарок, Кира ушла в ванную комнату переодеться.
Богданов вставил кассету в магнитофон, нажал клавишу пуска. Послышалось легкое шипение поползшей ленты. Затем послышался звук заурчавшего стартера. Его недолгое подвывание тут же заглушил заработавший двигатель.
— Ра! — Богданов позвал через всю комнату. Он обычно звал Киру коротким «Ра», возвышая её в своем представлении до уровня Бога-Солнца.
Она приоткрыла дверь ванной.
— Что тебе?
— Ра, ты стала записывать звуки моторов?
Он услыхал её смех.
— Нет, просто эта штука включается, когда начинает работать двигатель.
Она вышла из ванной в прозрачном в голубом пеньюаре, как Афродита в пене летней морской волны.
Магнитофон заговорил сухим деревянным голосом:
«— Ты не нравишься мне, Анатолий, вот те крест…»
Богданов не узнал голоса говорившего.
— Кто?
— Виктор Васильевич Марусич, собственной персоной. — Кира презрительно улыбнулась. — Они с Волковым ездили за город.
Богданов поморщился. Марусич был депутатом Государственной думы, входил в комиссию по вопросам безопасности, считался в правоохранительных органах человеком влиятельным, но главное неуживчивым и вредным.
Второй голос Богданов узнал без труда. Он принадлежал его шефу — начальнику Главного управления внутренних дел генерал-лейтенанту Волкову.
«— Не нравлюсь? — Волков обозначил беспечный смешок, который получился похожим на приступ икоты. — Гляди, какой строгий!
— Строгий не строгий, но ты размагнитился. Блаженствуешь в новом чине.
— Брось! — Голос Волкова сделался злым. — Какое блаженство?! Каждый день вздрючки. Со всех сторон. За день так намагничивают…
— Не в том дело. Не в том. Ты излишне упиваешься новым положением. И успокоился. Как же, за твоей спиной сам Чибисов. Я же знаю, какие у вас в узком кругу тосты: «Чибисов — наш президент!». Так?»
Снова прозвучал смешок, похожий на икание. Богданов злорадно скривил губы. Чибисов был министром внутренних дел и подобными тостами прихлебатели ставили его под удар.
«— Уже настучали?
— Если бы мне.
— Это была шутка. Ляпнул один дурак по пьянке…
— Кто-нибудь из вас его осадил? Нет. Побоялись, что не понравится Чибисову. А как понравится такой тост Папе? Учти, ему обязательно все доложат. Может не всерьез, со смешком, но до ушей доведут.»
Слова прозвучали сигналом близкой опасности и Волков должно быть понял совершенную глупость, но возразить не сумел. Только повторил:
«— Это же шутка. И потом президент… Чего? Может акционерного общества…
— Объяснять придется кому-то другому, если, конечно, спросят. Только, думаю, не дождешься. Если Папе доложат с картинками, кроме пинка тебе ничего не предложат. И Чибисов не заступиться. Своя шкура…
— Откуда ты все узнал?»
Богданов ощутил в голосе Волкова напряженность и снова ухмыльнулся: прокололся Анатолий Петрович. Ой, прокололся.
«— Без разницы, Толя. В другой раз надо быть умнее.
— Чего ты хочешь?
— Совсем немногое. Тебе уже пора думать всерьез, как строить свою оборону. Чибисов не вечен. Вы его сами и добиваете. Пришло время просчитывать, кто в министерстве может стать очередным паровозом, к которому надо цеплять свой вагон.
— Ты знаешь, кто?
— Ха!
— Как же узнаю я?
— Считай, думай. А пока принимай меры, чтобы обустроить свою позицию.
— Имеешь в виду что-то конкретное?
— Ты хорошо знаешь Богданова?
— А что?
— Ты всегда отвечаешь вопросами на вопросы, как старый еврей…
— Я знаю Богданова с разных сторон. Какая тебя интересует?
— Твоя сторона, Анатолий. Мне кажется он в последнее время быстро набирает силу и уже подпирает тебя. Смотри, старик, это может плохо кончиться.
— Для кого?
— Для тебя, мой генерал. Для тебя. Помнишь, как Суворов говорил о Наполеоне? «Широко шагает, мальчик. Пора его остановить».
— Не остановил же.
— Вот и нахлебалась из-за этого Россия дерьма. Историю надо изучать. Чтобы не повторять ошибок…
— И кого ставить вместо него?».
Кира подошла к Богданову со спины и положила ему на плечи ладони.
— Как?
Богданов склонил голову и коснулся щекой её руки. Дотянулся губами, поцеловал.
— Забавный сюжет.
Кира резко оттолкнула его.
— И только? Неужели…
Он понял — она всерьез обеспокоена. Спросил спокойно, стараясь не взвинчивать себя, поскольку внутри и без того все клокотало.
— Дослушаем до конца, ладно?
— Погоди, — она снова положила ладони на его плечи. — Как ты думаешь, кого тетя Маша преложит на твое место?
«Тетей Машей» они между собой называли Марусича.
— У него в кармане один козырь — Турчак.
Кира засмеялась.
— Может и так, но единственный козырь выбрасывают только с отчаяния.
Богданов снова включил магнитофон.
«— И кого ставить вместо него?»
В голосе Волкова настороженность. Когда начинается торговля по персоналиям, надо стараться угадать ход оппонента и побить чужую карту своей. Марусич тут же дал подставку:
«— Трофимов. Чем не зам?»
Волков ничем не выдал радости, но Богданов понял — в душе он облегченно вздохнул. Вряд ли генерал согласится приблизить к себе того, кто полностью устраивает Марусича.
«— Нет, Трофимов не подойдет. Он ещё зеленый. Если уж двигать, то Турчака».
Теперь с облегчением должен был вздохнуть Марусич. Его карта играла. Конечно, Турчак — проститутка, подстилается под каждого, в чьем кармане бренчит деньга, но в чем ему не откажешь, так это в умении выглядеть во всех случаях целомудренно. Сношаясь с ним, каждый втайне думал: уж эта курва моя, и только моя. На деле, как достоверно знал Богданов, майор флиртовал по меньшей мере с тремя покупателями его услуг и офицерской чести.
«— Не стану спорить, Анатолий, тебе виднее. Только не тяни.
— А ты не торопи.
— Только убирать его надо чисто. — Марусича что-то явно беспокоило. — Если у Богданова найдется заступа в кругу министра, могут возникнуть нежелательные сюжеты…».
