Юноша на секунду замешкался. Из глины у входа торчали медвежьи зубы, едкий голубоватый дым струился из черного отверстия. Это была пасть зверя, и не в маленькую уютную пещерку вела она, а в чрево чудовища. Оглянувшись, юноша увидел приближающегося разъяренного Отца. С коротким отчаянным криком мальчик лег на живот и вполз в оскалившуюся пасть, выворачивая вкопанные в землю клыки.

Внутри было дымно и темно. На полу тлели пучки сухой ароматной травы. У юноши помутилось в глазах. В клубах дыма плясали духи мертвых. Он знал, что сейчас умрет. И вот тьма поглотила его. Мальчик перестал ощущать свое тело. С внезапной легкостью он взлетел высоко в черное небо, где шипя кружились духи мрака и зла.

Когда струйка пахучего дыма, поднимавшаяся из каменной пасти, постепенно уменьшаясь, наконец исчезла вовсе — травы внутри догорели — юная девушка, не имевшая имени, дочь Ом-аа, вторая участница таинства — вползла в чрево чудовища и нащупала в темноте неподвижное тело брата.

Она должна была повторить то, что когда-то совершила Ма-ма — оживить брата и вернуть ему силу, соединившись с ним.

И она сделала это.

Мальчик открыл глаза. Он был счастлив. Великий Свет принял его. Вспыхнув голубой звездой, он разогнал мрачные тени и высветил обратный путь.

Погладив на прощанье сестру, юноша вылез из пещеры. В глаза ударил яркий солнечный свет. Мальчик беспомощно щурился, не замечая, как подошел Та-та и вместе с ним — братья-охотники.

Все ждали, пока из темной дыры вылезет дочь Ом-аа. Наконец, появилась и она. Мужчины взялись за руки, в центре круга оказались мальчик и девочка и сам Та-та.

Вождь успел накинуть на плечи медвежью шкуру. Он глухо заворчал и, подражая походке медведя, двинулся к мальчику.

— О-ом! — протяжно завыли братья.

— О-ом! — вторили им юноша и девушка.

Когда Та-та приблизился к детям, мальчик трижды ударил его копьем по плечу. С каждым ударом Та-та склонялся все ниже и, наконец, встав на колени, протянул юноше кусок жареного мяса.

Большой зверь был убит. Мальчик и девочка проглотили священную пищу, как некогда поступили Та-та и его верная Ма-ма. Отныне они были настоящими медведями.

Та-та поднялся на ноги и простер руки к посвященным, торжественно провозгласив:

— Да-та! Аа-ма! — таковы были имена новых членов Семьи медведя.

И вот вся процессия, возглавляемая Да-та, двинулась к пещере, где горел огонь.

Да-та должен был показать Отцу — не тому, тупому и злобному, которого давно уже не было на свете, а истинному, небесному Отцу, огненному Ом-аа — что он всегда будет верен ему и не направит подаренную ему чудесную силу против своего повелителя.

Та-та усадил нового брата-охотника на золу перед огнем, так что жар обжигал колени Да-та.

— Но у, Ом-аа! — воскликнул вождь и резким ударом острого камня отсек край ТА посвященного. Да-та вскрикнул от боли и без чувств повалился на землю.

Та-та вышел из пещеры. Его роль в этой игре была окончена, и он снова стал самим собой.

Угрюмые серые тучи тяжело нависли над степью. Только на западе — там, где огромный красный шар уже коснулся вершин дальних холмов, небо еще оставалось чистым, и рваные края облаков окрасились кровью, словно рана на теле гигантского зверя.

Та-та присел на камень у реки. Он был один; все мужчины и женщины остались около брата — Да-та. Он был не первым, кто подвергался священному ритуалу, но люди, любопытные от природы, не могли сразу забыть такое интересное событие. Да никто из них и не осмелился бы потревожить сейчас покой вождя: все знали, что в последние годы одинокие размышления на берегу реки стали его привычкой, и мешать ему в эти часы означало навлечь на себя гнев Духа.

Мысли Та-та текли плавно, совсем как ленивые струи воды у его ног. С усмешкой думал он о своем могуществе. Поистине Та-та был теперь великим вождем; сам Аа чутко слушал его слова, и ни в чем ему не было отказа. Та-та давно уже не ходил с другими мужчинами на охоту, но люди знали, что никто не сможет лучше чем он могучими чарами направить копья охотников в цель, замедлить бег гонимого зверя, затуманить его взор и отвести смертельный удар рога или лапы в последней решающей схватке. Та-та изгонял злых духов, заживлял раны братьев и облегчал женщинам роды. Он мог даже заставить тучи принести и пролить живительный дождь на высушенную степь, но делал это редко и лишь при крайней нужде, ведь такое колдовство требовало крови и надолго обессиливало вождя.

Могущество Та-та несло благоденствие его племени. Семья уже была совсем не та, что раньше: с каждым годом все больше детей рождалось в пещере медведя, и дети были не чета прежним. Здоровые, сильные, они росли на глазах, и недалек уже был тот день, когда на смену старым охотникам придет новое, рослое поколение, юные воины, чьи молодые сердца горят отвагой и жаждой великих побед; огненный Дух обрел новую жизнь в душах растущих детей Аа-та. Ведь все эти будущие охотники и юные девушки были рождены женщинами Семьи леопарда, и Отцом их был Брат Солнца, которому принадлежали матери: Аа-та, пылающий по ту сторону реки у жилища из веток и сучьев. Там, под присмотром мудрого Ва-та, росли такие же крепкие и отважные дети Ом-аа, юные медведи.

Впрочем, в последние годы в обоих становищах появились и новые матери, и новые дети из других племен. Охотники, которым в зимнее время приходилось в поисках добычи забираться далеко в неведомые земли, порой встречали там в пещерах и шалашах Семьи молчаливых людей, живущих без огня и Духа; тех, кого они называли Но-аа — Непонимающие, или Но-ом — Одинокие. Люди Ом-аа, как и люди Аа-та, никогда не бросали на произвол судьбы этих жалких, запуганных существ: им дарили огонь, учили словам и объединяли их души, зажигая новые звезды в черном небе. Должно быть, и эти новообращенные племена, расправившись со своими Отцами, принимались за то же благородное дело, и, кто знает, возможно, в мире уже и вовсе не стало безмолвных падальщиков Но-аа, а если они и сохранились где-то, то время их было сочтено.

Та-та смотрел на прозрачные струи невидящим взором. Прежние люди и прежние времена уплывали с ними в неведомую страну, откуда нет возврата… И мысли эти, величественные и торжественные, всякому другому человеку принесли бы радость, но не Та-та.

Глубокая тоска, с которой он так и не смог совладать, тоска, против которой бессильно все его колдовство, окрашивала мысли в черный и серый. Та-та был несчастен, и даже славные победы Великого Духа, всё радостное бурление обновленного мира не в силах были развеять его печаль.

Он вспоминал Ма-ма. Он снова и снова, от начала до конца переживал все их короткие дни в пещере Дарующего Жизнь, когда кроме них никого не было в мире. Память жгла его сильнее, чем красные угли Аа, если схватить их руками и прижать к лицу.

Видения приобретали ясность, и он снова видел глаза Ма-ма, ее тонкое, гибкое тело, ее длинные блестящие волосы, ощущал тепло ее дивной, нежной, как у ребенка, кожи. Разве сравнится с ней хоть кто-нибудь из множества женщин, которыми он владел после?

Она принадлежала ему, но он отдал ее огненному Духу. Он поступил так, потому что иначе не мог. Такова была воля великого Света.

Ом-аа! Будешь ли ты так же жесток, как наш прежний Отец?

Та-та слился со своими грезами. В эти минуты он готов был убить всякого, кто неосторожным звуком развеет зыбкую реальность его видений, прогонит прекрасный призрак.

Вдруг громкий плеск воды вырвал Та-та из мира грез. Он вскочил, вспыхнув гневом. Наказать виновного, кто бы он ни был, человек или зверь! Но что это? Видение ожило. Ма-ма переходила реку. Она была уже на середине брода, по пояс в воде. Ноги ее ступали осторожно, нащупывая опору среди скользких камней.

Та-та бросился к берегу. Сердце его бешено колотилось. Он должен был сказать ей что-то очень важное, но мысли путались, набегая волнами одна на другую.

Ма-ма вышла из воды и робко прикоснулась к нему. Ее мокрая прохладная рука была настоящей, он видел, как вздрагивает ее тело, то ли от холода, то ли от слез.