Ночь приближалась к концу. Звезды меркли на небе, и рассвет заполнил мир серым пепельным маревом.

— Ом ва! — сказал Та-та, вдыхая полной грудью холодный и чистый утренний воздух. Как много нас стало и как мы теперь сильны!

И Ма-ма откликнулась:

— Аа да! — великий Дух вырос, и огонь теперь горит ярче!

На следующий день Та-та проснулся раньше других. Костер почти догорел; последние слабые огненные змейки еще дрожали над кучкой краснеющих углей. Та-та бросил в очаг все оставшиеся в пещере ветки. Когда огонь немного разгорелся, заставив мрак расступиться и спрятаться в дальних уголках, Та-та увидел в дрожащем свете спящих вповалку сородичей и красноречивые свидетельства бурных событий минувшей ночи: обглоданные человеческие кости, почерневший отцовский череп, жутко глядящий пустыми закопченными глазницами, брызги крови на полу и стенах. Мужчины и мальчики ворочались и стонали во сне; многие почесывали распухшие окровавленные ТА. Сероглазому тоже было не по себе: его знобило, и он чувствовал себя изрядно разбитым и обессилевшим.

Рана, нанесенная им самому себе, оказалась куда болезненнее, чем это показалось вчера, когда все были поглощены мистическим таинством соединения душ и почти не замечали физической боли.

Тонкие ветки быстро прогорали; костер грозил вскоре потухнуть. Превозмогая слабость и головокружение, Та-та встал и направился к выходу. Почувствовав, что в одиночку много дров ему не принести, он потряс за плечо ближайшего к нему человека. Это был Калека, он поднял голову и испуганно огляделся.

— Но-та! — позвал его Сероглазый. — Хо! Аа хо ма.

Но-та покорно встал и последовал за Отцом: по интонациям его голоса нетрудно было догадаться, чего именно он требует от Калеки.

Они брели по влажной степи, по колено в траве. Та-та волочил за собой палицу с медвежьим черепом, Калека прихватил из пещеры какую-то палку с черным концом — это было копье Сероглазого.

Не пройдя и половины пути, Та-та остановился и сел на мокрую траву передохнуть. Калека последовал его примеру. Они долго смотрели друг другу в глаза; Та-та силился проникнуть взглядом в мысли своего спутника и недоумевал, отчего это ему не удается.

— Но-та, — сказал Та-та, тыкая пальцем в грудь Калеки. Потом, указав на себя, добавил: — Та-та.

Калека некоторое время молчал, потом повторил движения и слова Отца:

— Но-та. Та-та.

Та-та усмехнулся. Не так-то трудно оказалось научить их разговаривать. Он произнес еще несколько слов, показывая на окружавшие их предметы: та — палица, ма — земля и ямка в земле, вырытая пальцем, аа — солнце, но — вырванный с корнем пучок травы, ом — соединенные ладони. Калека охотно повторял его жесты и слова. Калека любил подражать действиям других мужчин, он пытался таким образом сгладить различие между ними и собой.

Особенно приятно было повторять необычные, непонятные поступки, вот как сейчас, тыкать в разные предметы и издавать при этом каждый раз новые звуки. Ему нравилось, что Отец обратил на него внимание и играет с ним; Калека чувствовал, как мучившее его недавно ощущение одиночества и тоски постепенно отступает; он перенесся мыслями в дни своего детства, представляя себя маленьким мальчиком в то далекое время, когда он еще был таким же, как все.

Та-та после вчерашних событий испытывал какую-то смутную симпатию к Калеке, которого раньше почти не замечал; то, что совершил вчера Сероглазый над собой и остальными мужчинами Семьи, сблизило его с этим тихим, забитым существом; и его ужасный физический недостаток представал теперь для Та-та в новом свете.

Та-та вздрогнул от резкой боли: рана все еще давала себя знать.

— У! — жалобно сказал он, показывая на больное место. Калека оживился, на лице его отразились понимание и радость.

— У! У! — довольно забормотал Но-та, тыкая себе туда, где у него практически ничего не было. Он наморщил лоб и скривил лицо, пытаясь отыскать какую-то мысль, мелькнувшую у него по этому поводу. Немного подумав, Но-та соединил свою ладонь с ладонью Отца и радостно выкрикнул, довольный своей догадкой:

— Ом!

Та-та не стал возражать. В сущности, Но-та был прав: отрезая вчера кусочки кожи у себя и других мужчин, Та-та имел в виду, конечно же, то самое действие, которое совершил прежний Отец над Калекой; только в роли Отца на этот раз выступал сам огненный бог Ом-аа. Но почему все-таки остаются невидимыми мысли Калеки? Долго раздумывать Сероглазому было трудно, поэтому он поднялся и зашагал к близкому лесу; Но-та побрел следом.

Дойдя до опушки, они принялись собирать сухие ветки. Вдруг Тата услышал в отдалении шорох и негромкое похрюкивание. Принюхавшись, Та-та убедился в правильности своей догадки: в нескольких сотнях шагов от них в лесу кормилась семья кабанов. Та-та жестом подозвал к себе Калеку. Когда тот подошел, Сероглазый дотронулся пальцем до своего уха и показал вперед, в густые заросли: прислушайся! Но-та замер и насторожился.

— Хр-хр, — сказал Та-та. — Ма!

— Ма? — Калека пока еще с большим трудом понимал членораздельную речь.

— Ма, — повторил Та-та, мимикой и жестами показывая, как он обгладывает кость. Калека молчал; в сознании человека, привыкшего к падали, живые кабаны никак не могли быть едой.

— Та-та да ма, — сказал Та-та, показывая на медвежью шкуру у себя на плечах. — Р-рр! — он заворчал, подражая хищному зверю, и ткнул в громадный клык на своей палице.

Но-та, казалось, понял его. Пригнувшись, Сероглазый потащил Калеку за собой в чащу. Ноги людей ступали бесшумно; густой подлесок скрывал их от мирно пасущихся диких свиней.

Судя по звукам, кабаны были уже совсем близко, но листья и ветки не позволяли увидеть их. Внезапно маленький полосатый поросенок выбежал из-под ближайшего куста и чуть не ткнулся пятачком в ногу Та-та. Сероглазый взмахнул палицей и точным ударом уложил поросенка на месте; перед смертью тот пронзительно завизжал. Тут же в кустах раздалось грозное хрюканье, и что-то тяжелое, ломая ветки, стремительно понеслось прямо на людей.

Калека не долго думая схватил убитого поросенка и проворно вскарабкался на дерево, бросив при этом копье.

— Хо! — рявкнул Та-та, жестом приказывая Калеке немедленно спуститься. — У та но!

Больше он ничего не успел сказать: разъяренный кабан вылетел из кустов и бросился на него, выставив ужасные клыки. В последний момент Та-та отпрыгнул в сторону, и кабан пронесся мимо.

Пока зверь тормозил и разворачивался для нового броска, Та-та успел приготовиться к бою: подобрал брошенное Калекой копье, поднял палицу и встал, широко расставив ноги, в ожидании нападения.

Но-та, наблюдавший за поединком со своего дерева, отчаянно боролся со страхом; ему очень хотелось и на этот раз действовать так же, как его новый повелитель. Наконец он спрыгнул вниз и встал рядом с Та-та, сжимая в руках тяжелый сук. Кабан был уже близко. Сероглазый со всего размаху ударил зверя палицей по вздыбленной холке; медвежьи зубы увязли в толстой шкуре. Кабан не остановился и даже не замедлил бег; тяжелая туша налетела на Та-та, желтый изогнутый клык вспорол ему кожу на ноге. От страшного удара Сероглазый взлетел в воздух и, выпустив палицу, с треском грохнулся в колючий куст. Но-та огрел кабана суком по спине, но тот, казалось, даже не заметил удара.

Зверь развернулся и снова бросился в атаку; Но-та с ужасом увидел, что следом за ним мчатся невесть откуда взявшиеся еще два кабана. Та-та едва успел вскочить на ноги. Размахнувшись, он глубоко воткнул копье в спину налетевшего зверя; тот шарахнулся в сторону, и Та-та не удержал в руках свое оружие, которое так и осталось торчать в спине раненой свиньи. Оставшись безоружным, Та-та подскочил к ближайшему дереву и вскарабкался на него, оставляя кровавый след на бурой коре. Калека не заставил себя долго ждать, и вот они уже сидят вдвоем на толстой ветке, а внизу под ними с хрюканьем мечутся разъяренные кабаны.

Та-та вынужден был смириться со своим поражением, хоть и понимал, как сильно это уронит его авторитет в глазах Калеки. Он понял причину неудачи, но, увы, слишком поздно. Нельзя было начинать охоту, не заручившись поддержкой Ом-аа.