Не было определено ферманами и положение Милоша Обреновича. Он назначался верховным кнезом и исполнял функции турецкого чиновника. Милош оказался в положении посредника между сербской и турецкой администрациями: туркам он передавал народные пожелания, а сербским старейшинам – требования османских властей[46]. С самого начала утверждения его в новом качестве Милош Обренович должен был проявлять незаурядную ловкость, стараясь не потерять доверия ни соотечественников, ни турок. Эта двойственность положения наложила отпечаток на всю дальнейшую деятельность Милоша как сербского правителя и политика. На протяжении всего периода своего правления Милош умело приспосабливался к изменениям внешнеполитической ситуации, которая могла повлиять на судьбу Сербии. Он не пренебрегал помощью ни одной из держав, если она отвечала его интересам. «Он бывает то в тесных связях с турками, то в деятельных отношениях с австрийцами, то показывает приверженность к России», – писал о Милоше И. П. Липранди, возглавлявший разведывательную службу на Балканах[47]. Действительно, австрийские власти не выпускали Сербию из поля своего зрения, порой их помощь казалась сербам наиболее реальной, но дальше общих посул их ближайшие соседи не шли. Осторожнее всего Милош строил свои отношения с османским правительством, от которого в конечном счете зависело выполнение всех взятых турками на себя обещаний. Одновременно Милош тщательно скрывал от турецких властей свои связи с Петербургом и русскими представителями в Константинополе. В результате такой политики Милошу не доверяли ни турки, ни русские.

По вопросам внешнеполитической ориентации в сербских правящих кругах существовало несколько враждующих группировок. Большим влиянием располагала проавстрийская партия, однако не менее прочны были позиции русофилов; своих сторонников имела и Турция. На помощь России полагались советники Милоша по внешней политике Лазар Тодорович, Николай Николаевич, брат Милоша Ефрем Обренович, протоиерей Матия Ненадович. Приверженцы этого направления высказывались за полное освобождение сербов от османского гнета и были уверены в том, что сделать это можно, только опираясь на поддержку России. Ряд консервативно настроенных влиятельных сербских старейшин во главе с другим братом Милоша, Йованом Обреновичем, предпочитали политику заискивания перед турками, призывая довольствоваться мелкими подачками, даруемыми самой Портой. Проавстрийская партия связывала свои надежды на освобождение с помощью соседней Австрии[48]. Именно это направление внешнеполитической ориентации Сербии внушало наибольшие опасения российской стороне. К тому же Порта, не желая прежде всего вмешательства России, поощряла австрийскую партию «в качестве противовеса русскому влиянию»[49]. В продолжение своего правления Милош Обренович опирался поочередно то на одну, то на другую из указанных группировок в зависимости от внешнеполитической конъюнктуры.

На основании дарованных Портой ферманов в Сербии сложилась двойная система управления – сербская и турецкая. В административном отношении Сербия делилась на 12 округов – нахий, во главе которых наряду с представителем турецкой администрации стоял и сербский кнез. Каждая нахия включала в себя более мелкие кнежины, возглавляемые кнезами. Их назначал сам Милош Обренович специальным указом. Кнезы были ответственны за сбор налогов в своих нахиях и кнежинах. В срезах, на которые, в свою очередь, делились кнежины, кнезы назначались более высокими по положению чиновниками. Такая иерархия местной власти обеспечивала своевременный сбор налогов и контроль высших чиновников над низшими.

Местное самоуправление проявлялось и в системе судопроизводства, которая имела несколько степеней. Сельский суд вершили местные старейшины – кметы, обладавшие дисциплинарной властью. Сложные дела передавались в магистрат окружных городов, где вместе с турецкими представителями в их разборе участвовал и сербский кнез. Высшей судебной инстанцией была Народная канцелярия. Ее решение считалось окончательным. На всех трех ступенях суд вершился без какого-либо законодательства, то есть строился на обычном праве, опираясь лишь на традицию и общее мнение членов суда.

К 1819 г. все население Сербии составляло около полумиллиона человек. Значительная часть сербов оставалась в шести округах, отошедших к Турции после подавления Второго сербского восстания. Основная масса населения проживала в селах и небольших городках. Немусульмане должны были выплачивать Порте многочисленные и обременительные налоги, главным из которых был харач, выплачиваемый всем мужским населением в возрасте с 7 до 70 лет. Кроме основных, существовал целый ряд поборов на содержание князя, административных учреждений, бел градского паши и сербского епископата[50].

Сербия, а позже Сербское княжество, безусловно, являлись главным предметом внимания внешнеполитических ведомств как соседней Австрии, так и России. Если первая стремилась захватить Сербию наряду с другими балканскими областями, то российский МИД претендовал на укрепление и расширение своего политического влияния в самом сердце балканских владений Турции. Согласимся с мнением современного югославского историка Душана Берича, когда он называет сербский вопрос центральным в политической жизни всей Юго-Восточной Европы[51]. Являясь наиболее развитой в социально-экономическом отношении частью балканских владений Османской империи, имея хорошо развитые торговые связи с соседними областями и с Австрией, именно Сербия в дальнейшем стала центром притяжения всех южнославянских народов региона. Пример ее успешной борьбы с центральной османской властью и учреждения местных органов управления взамен турецких воодушевлял соседние славянские народы на борьбу с турками. Постепенно вызревала идея создания единого южнославянского государства, центром которого должно было стать Сербское княжество.

Политика России на Балканах, и в частности в Сербии, в первой половине XIX в. прошла ряд этапов. Она была обусловлена меняющейся международной обстановкой, вносящей коррективы во внешнеполитические планы российского правительства. Однако на протяжении всего этого периода курс российского МИД был неизменно направлен на утверждение политического влияния как в Турции, так и в Сербии. Противодействие европейских партнеров, а также изменения, происходившие во внутренней жизни Сербии, ввергнутой в противоборство политических течений, не позволяли России в полной мере следовать намеченным курсом. Поэтому ее собственная политика в Сербском княжестве выглядит порой достаточно противоречивой, однако следует признать ее общую направленность на поддержку развития сербской государственности. Эта поддержка была ограничена целым рядом обстоятельств, главнейшим из которых было лишь частичное совпадение внешнеполитических интересов двух славянских стран на данном этапе их взаимоотношений.

Международно-правовой основой сербской автономии стала VIII статья Бухарестского договора, заключенного после русско-турецкой войны 1806–1812 гг. Бухарестский мир явился крупной дипломатической победой России. Он значительно укрепил ее положение на южных рубежах – Россия превращалась в придунайскую державу и сохраняла добровольно присоединившиеся к ней области на Кавказе. Условиями этого мира впервые юридически признавалось право сербского народа иметь ряд органов самоуправления, обеспечивавших определенные возможности для национального развития.

Мир, заключенный с Портой, потребовал большого дипломатического искусства от российских представителей и стал несомненной заслугой М. И. Кутузова, который вел переговоры с османскими уполномоченными. Осенью 1811 г. Кутузов получил из Петербурга инструкции, в которых содержалось изложение приемлемых для России условий заключения мирного договора. В них предусматривалось обеспечение прав Сербии «сколь можно согласно с желаниями сербской нации»[52]. Несмотря на сопротивление турецких представителей, Кутузову удалось включить в текст договора статью о предоставлении Сербии автономного управления.