Подобный сценарий развития событий вдохновил коммунистов-реформаторов, которые, группируясь вокруг Надя, в это время сплотили свои ряды и создали «партийную оппозицию». Среди ортодоксов, напротив, начались разброд и метания, усиленные тем, что само партийное руководство никак не могло определиться со своей генеральной линией. Оно не осмеливалось бросить вызов Москве, но и не желало следовать за нею. В прессе вновь стали появляться откровенные материалы, подливая масло в огонь полемики, которая считалась провокационной, вызывала официальные упреки, предупреждения и даже угрозы, но не аресты. Дискутировали повсюду. Особое значение приобрели дебаты, организуемые кружком Петёфи весной и в начале лета 1956 г. перед многотысячными аудиториями. И хотя эти диспуты по идее должны были ограничиваться кругом специальных тем, в частности вопросами историографии, философии или свободы слова, они вызывали настоящую бурю. Участники решительно критиковали политику последних лет и требовали установить меру персональной ответственности за ее проведение. Также зазвучали требования о реабилитации Имре Надя, возврате к его программе и о снятии Ракоши. Власти на деле попытались осуществить некоторые из пунктов «нового курса»: они пошли на ряд материальных уступок, дали обещание соблюдать законность и освободить больше заключенных. Ракоши сдал Фаркаша и даже признал себя частично виновным за организацию показательных процессов. Это не помогло погасить недовольство, и тогда он обратился к давно испытанному методу: 30 июня был созван пленум ЦК и принята резолюция, осуждавшая подрывную деятельность кружка Петёфи. Ракоши также призвал к ликвидации «заговора» Надя и его последователей.

Однако без поддержки из Москвы он не решался действовать. Но, когда Москва сделала свой ход, оказалось, что она играет в пользу противника. Там, наконец, поняли, что Ракоши — помеха, что его стремление действовать старыми методами совершенно несвоевременно: всего через несколько дней до пленума значительно менее взрывоопасная ситуация в Польше завершилась бунтом рабочих Познани, который пришлось подавлять 28 июня с помощью армейских подразделений, устроивших настоящую бойню. Микоян быстро был направлен в Будапешт с инструкциями обеспечить снятие Ракоши, который 21 июля 1956 г. был освобожден от всех своих обязанностей «по состоянию здоровья» и отправлен на лечение в Советский Союз (где и умер в 1971 г.). Вместо него генеральным секретарем партии стал Герё, а недавно реабилитированные жертвы чисток, например, Кадар и Марошан, были введены в состав политбюро. Надю было предложено вернуться в правительство ценой признания собственных ошибок, но он не собирался этого делать.

В Кремле явно и весьма ошибочно полагали, что после снятия Ракоши все вернется на круги своя. Его замена другим ветераном-сталинистом нисколько не умиротворили ни венгерскую партийную оппозицию, ни югославских коммунистов, чье мнение после примирения между Москвой и Белградом стало кое-что значить. Дискредитировавшие себя партийные функционеры регулярно разоблачались в прессе, кружок Петёфи продолжал свои собрания с обсуждением самых острых проблем экономической политики, состояния сельского хозяйства, системы образования. Причем их требования совпадали с теми, на удовлетворении которых настаивали югославы: вернуть во власть Имре Надя. В конце концов, он был восстановлен в партии через неделю после публичных перезахоронений Райка и его подельников 6 октября, организованных партийным руководством под сильным давлением оппозиции и общественности. Церемония вылилась в 100-тысячную молчаливую демонстрацию, сопровождавшую останки безжалостного министра не из уважения к нему, а как протест против преступлений сталинизма, в которых он также принимал участие. После перезахоронений дело дошло и до Тито: он милостиво принял венгерских руководителей, которые приехали к нему извиниться за все, что делалось и говорилось ими против него.

Ко времени возвращения делегации из Белграда события в Будапеште достигли точки кипения: начавшаяся борьба реформаторов с ортодоксальными сталинистами внутри партии, которая проходила под влиянием событий в Москве, со временем вызвала брожение в рядах венгерской интеллигенции и теперь вылилась в национальную антисоветскую революцию. С 20 октября в университетах Будапешта и провинции прошли митинги, на которых зачитывались списки требований. В их числе имелись следующие требования: пересмотреть условия венгерско-советских отношений, вывести советские войска из Венгрии, создать новое правительство во главе с Надем, провести свободные, многопартийные выборы, обеспечить свободу слова, судить Ракоши, Фаркаша и других деятелей судом народа, привести экономическое планирование в соответствие с венгерской спецификой, положить конец дискриминации частного сектора в сельском хозяйстве, вернуть прежнюю государственную символику Венгрии. Получив известия о том, что в Польше ситуация начинает стабилизироваться после того, как 20 октября главой партии был избран Владислав Гомулка, лидер движения десталинизации, было решено, что 23 октября в Венгрии состоится демонстрация солидарности с Польшей, которая придаст вес требованиям, выдвинутым венгерским народом. Запрос о демонстрации явился неожиданностью для партийного руководства, которое сначала решило ее запретить, но затем дало зеленый свет. Массовое движение от статуи революционного поэта Петёфи к памятнику польскому генералу Йозефу Бему, сражавшемуся в 1848–49 гг., а затем к зданию парламента собрало толпу численностью около 200 тыс. человек, которые начали скандировать лозунги: «Надя в правительство, Ракоши — в Дунай!», «Венгры, шагайте с нами!», «Русские, возвращайтесь домой!» Некоторые остались у здания парламента послушать довольно откровенную речь И. Надя о необходимости вернуться к «новому курсу» и омолодить партию; другие занялись стаскиванием с пьедестала гигантской статуи Сталина неподалеку от городского парка, а третья группа направилась к штаб-квартире станции радиовещания, чтобы выступить со своими требованиями по радио. Здесь их встретили заслоны, и им было отказано в дальнейшем продвижении. Из приемников звучала речь Герё, клеймившего участников демонстрации как пособников «на-

ционалистов» и угрожавшего ответными мерами. Именно в этот момент и прозвучали первые выстрелы.

Революция началась штурмом и взятием радиостанции. Герё, не теряя времени, попросил военной помощи у советских товарищей. Одновременно Надь был введен в состав политбюро и назначен премьер-министром, но и он сначала испытал чувство растерянности, охватившее все партийное руководство. На улицах завязались бои, в которых советским танкам противостояла преимущественно молодежь (многим из них не было еще и 20 лет) с пролетарских окраин, вооруженных бутылками с «молотовским коктейлем» и оружием, которое они принесли из своих бараков, с заводов или захватили в полицейских участках. Почти весь народ поддерживал повстанцев, однако на этом этапе восстания даже Надь называл их «контрреволюционерами», хотя их требования сводились к возвращению национального суверенитета и отказу от диктатуры. Ни в одном их списке требований не содержалось положений о пересмотре результатов национализации, не говоря уже о возврате к довоенным порядкам. Премьер-министр издал указы о введении законов военного времени и о комендантском часе. Однако он не решился поручить АВХ задачу борьбы с нарушителями последнего, как того требовали члены только что образованного Военного комитета в штаб-квартире партии.

25 октября на площади перед зданием парламента собралось еще больше народа, чем два дня назад. Началась стрельба. По всей вероятности, огонь вели сотрудники спецслужб, скрывавшиеся на крышах ближайших зданий. Было убито почти 100 демонстрантов. Эта бойня привела к новой вспышке страстей особенно после того, как из некоторых провинциальных городов пришли сообщения об аналогичных событиях (в то время как на селе обстановка оставалась относительно спокойной). Началась охота за лицами, служившими в АВХ, с пытками и судами Линча. Предпринятый в подобной ситуации шаг, который еще несколько месяцев назад мог бы умиротворить недовольных граждан, — замена Герё Кадаром в качестве главы партии (по инициативе советских советников Микояна и Суслова, прибывших 24 октября), остался почти не замеченным. Повсюду продолжались бои. Причем местные партийные органы и подчиненные им администрации начали разбегаться. Их функции брали на себя спонтанно создававшиеся революционные комитеты и советы; на заводах появились рабочие советы. Надю следовало сделать выбор: либо подавить мятеж с помощью советских войск, либо пытаться покончить с кризисом в сотрудничестве с революционерами.