Посольство США оформило заказ на венок – такой огромный, что над ним работали сразу две фирмы. Сенатор сам определил размеры венка и подбор цветов. Четыре морских офицера прибыли в Стокгольм уже двенадцатого ноября; к счастью, все они были настоящие богатыри, рост – не ниже, чем метр девяносто. Похвальная предусмотрительность, ибо менее рослые моряки вряд ли смогли бы вообще оторвать венок от земли.

После этой церемонии, при которой после долгих отнекиваний согласился присутствовать глава правительства, кортеж направляется к зданию риксдага, где во второй половине дня намечались неофициальные переговоры сенатора с рядом министров.

Вечером правительство устраивает парадный обед, на котором даже лидерам оппозиционных партий с супругами предоставляется возможность потолковать с человеком, чуть не ставшим президентом США.

Политическое лицо сенатора было таково, что Херманссон[8] отказался обедать в его обществе.

На ночь сенатору отводились апартаменты в гостевом доме американского посольства.

Программа на пятницу была предельно проста.

Король устраивает завтрак во дворце. Двор еще не утвердил точную процедуру, но предварительно намечалось, что король встретит гостя в дворцовом саду и они вместе войдут в здание.

После завтрака сенатор в сопровождении одного или нескольких членов правительства едет прямиком в аэропорт Арланда, прощается и отбывает в США. Точка, конец.

Ничего особо примечательного или сложного.

Даже нелепо, что столько полицейских сотрудников всех рангов должны заниматься охраной одного-единственного человека.

Руководители этой операции сейчас стояли перед картой.

Все, кроме Меландера, который продолжал говорить по телефону.

Рённ вдруг усмехнулся без видимого повода. Гюнвальд Ларссон осведомился:

– Что с тобой, Эйнар? Скакке подхватил:

– Какая муха тебя укусила?

Гюнвальд Ларссон сурово взглянул на Скакке, тот покраснел и надолго примолк.

– Да вот, – ответил Рённ. – Подумать только, этот тип хотел посмотреть на лопарей. Пусть заедет ко мне домой и поглядит на Унду. Только поглядит, разумеется.

Ундой звали жену Рённа, она была саамка, маленькая, полная, черноволосая и кареглазая. Их сыну Матсу в марте исполнилось десять лет.

Мальчик был голубоглазый блондин, как и сам Рённ, но унаследовал бурный темперамент матери, и на долю Рённа выпала роль миротворца в семье, где чуть ли не каждый пустяк давал повод к жарким спорам на повышенных тонах.

Меландер закончил очередной телефонный разговор, встал и подошел к остальным.

– Гм-м-м, – начал он. – Я тут, как и вы, прочитал весь материал об этой диверсионной группе.

– Ну и куда бы ты заложил фугас? – спросил Мартин Бек. Меландер раскурил трубку и с твердокаменным лицом осведомился:

– А вы сами куда поместили бы этот весьма проблематичный заряд?

Пять указательных пальцев потянулись к карте города и встретились в одной точке.

– Чтоб мне провалиться, – сказал Рённ.

Все слегка оторопели. Наконец Гюнвальд Ларссон произнес:

– Если пять таких мудрецов, как мы, приходят к совершенно одинаковому выводу, можно поручиться, что он абсолютно завиральный.

Мартин Бек отошел в сторону, облокотился на конторский шкаф и сказал:

– Фредрик, Бенни, Эйнар и Гюнвальд, через десять минут вы представляете мне письменную мотивировку. Пишете порознь. И сам я тоже напишу. Покороче.

Он вернулся в свой кабинет. Зазвонил телефон. Он не стал брать трубку. Вставил в машинку лист бумаги и начал выстукивать одним пальцем.

«Если БРЕН наметил террористический акт, то, скорее всего, будет применен фугас, подрываемый на расстоянии. При той системе охраны, которую мы налаживаем, вероятно, труднее всего будет защититься от фугаса в газовой сети. В частности, потому что этот метод обеспечивает достаточно большую силу взрыва. Лично мой выбор наиболее вероятного места на въезде в Стокгольм со стороны аэропорта основывается на том, что без серьезных затруднений, и в первую очередь без перегруппировки полицейских сил, невозможно будет направить кортеж по какому-либо иному пути. Как раз в данном месте располагается много подземных ходов и коридоров, принадлежащих, главным образом, находящейся в стадии строительства системе внутренних коммуникаций метро, а также сложное переплетение канализационных труб. Сюда можно также попасть через некоторые уличные колодцы и другие ходы, если знать городские подземные коммуникации. Нам надлежит также предвидеть возможность размещения других фугасов и попытаться определить их наиболее вероятное расположение. Мотивировка Бека».

Скакке принес свое обоснование еще до того, как Мартин Бек кончил писать. За ним последовали Меландер и Гюнвальд Ларссон.

Последним явился Рённ. У него на писание ушло почти двадцать минут. Он был далеко не мастер пера.

Суть у всех была одна и та же, однако опус Рённа являл собой наиболее примечательное чтение. Он написал:

«Подземный бомбометатель, даже если он применит радиодетонацию, должен засунуть бомбу в газопровод там, где таковой имеется. В том самом месте, куда я показал, находится несколько газовых труб (пять), и, чтобы поместить где-то там бомбу, он должен, подобно кроту, либо сам прорыть себе туннель, либо воспользоваться теми ходами, которые уже есть в наличии. В том самом месте, куда я показал, имеется множество уже прорытых ходов, и если сама бомба такая маленькая, как говорит Гюнвальд, против нее невозможно будет принять меры, если только мы уже теперь не хотим направить туда целую ораву подземных полицейских и тем самым создать подземную группу, но ведь у них нет никакого опыта, так что и пользы, пожалуй, не будет.

Эйнар Рённ, следователь.

Но ведь нам неизвестно, есть ли там под землей какие-нибудь бомбовые террористы, а если они есть, то ни наземные, ни подземные полицейские их не пресекут, а еще они могут плыть по канализации, и тогда нам понадобится группа канализационных аквалангистов, вот».

Автор заметно переживал, пока Мартин Бек читал эту записку, но начальник оперативного центра ни разу не улыбнулся и положил листок поверх остальных.

Рённ соображал хорошо, только писал немного странно. Может быть, поэтому его до сих пор не перевели в старшие следователи.

Иногда злокозненные личности пускали по рукам его писания, и у многих они вызывали насмешки.

Конечно, полицейские рапорты подчас ни на что не похожи, но ведь Рённ опытный следователь, говорили люди, с него другой спрос.

Мартин Бек подошел к шкафу, выпил стакан воды, привычно облокотился, почесал лоб и сказал:

– Бенни, предупреди, чтобы с нами никого не соединяли и не впускали посетителей. Кто бы это ни был.

Скакке выполнил распоряжение, но заметил:

– А если придет начальник цепу или Мальм?

– Мальма вытолкаем в шею, – ответил Гюнвальд Ларссон. – А что до второго, пусть займется пасьянсом. У меня в столе лежат карты. Собственно, карты Эйнара, они достались ему по наследству от Оке Стенстрёма.

– Ну так, – сказал Мартин Бек. – Сперва послушайте сообщение Гюнвальда.

– По поводу техники, которую БРЕН применяет при установке фугасов, – начал Гюнвальд Ларссон. – Сразу после террористического акта, совершенного пятого июня, саперы полицейского ведомства вместе с военными экспертами начали искать другие заряды в городской газовой сети. Удалось обнаружить два невзорванных заряда. Они занимали так мало места и были так ловко замаскированы, что первый нашли через три месяца, а второй только на прошлой неделе. Хотя оба были размещены на пути следования кортежа по программе второго дня визита. Местами пришлось перекапывать землю метр за метром. Сами бомбы представляли собой весьма усовершенствованный тип зарядов, которые в свое время применяли подрывники в Алжире. Конструкция радиодетонатора самая наисовершенная.

Он остановился.

– Так, с этим вопросом все, – заключил Мартин Бек. – Теперь обсудим следующий, причем это должно остаться между нами. Только наша пятерка будет посвящена. Больше никто. Есть, правда, одно исключение, но об этом позже.