- Это потому, что эксперт, настоящий специалист, посвящает свой разум чему-то одному. Выбираешь одну гору и карабкаешься по ней, пока хватает сил. Полностью подчиняешь ее себе. Династия Рёги понимала это, и они нашли способ вкладывать несколько умов в одно тело. Как компьютеры, на которые устанавливают разные программы и они могут выполнять разные задачи. Это потому её и зовут Шики. То же «шики», что в «шикигами», теургии Гоетия . То же «шики, что в «сушики», что значит «ритуал». Результатом этого стали люди, которые по желанию могут передавать их понятия о морали, знаниях и умениях. Пустые куклы, ждущие, когда их наполнят.

Мне не понравилось, как Токо-сан подвела итог в последнем предложении. Мне кажется, это оскорбление Шики как человека. И всё же Шики знала всё это. Постоянная тень её неестественного детства, сопровождающая любую подозрительную семью, должно быть, является причиной того, почему она не позволяет себе подпустить кого-то слишком близко к себе.

Китайский философ Фу Кси сформулировал идею о том, что из первородного хаоса пустоты, рёги, рождается пара противоположностей. И из рёги происходит шисо, четыре феномена, а из них – хакке или восемь триграмм. Это может быть ещё одним способом проиллюстрировать, чем Шики должна была быть. Она пытается сбежать от своего прошлого, но её возвращают к нему снова и снова.

Токо-сан зажигает энную сигарету за день, после указывает сигаретой на меня.

- Это ты сломал её. Безумные люди не думают, что они безумны сами по себе. Им нужен другой человек. Это был ты, случайно или нет, ты заставил Шики думать неестественно о её собственном существовании.

Она протягивает мне сигарету. Я не курю, но, тем не менее, позволяю ей лизнуть пламя протянутой зажигалки и приложить её к губам. В последнее время зажжённые сигареты всегда имеют любопытный и таинственный вкус.

- Блин, я ведь даже не хотела говорить о рёги, но посмотри, до чего мы дошли. То, что ты всё это знаешь, может значить, что завтра ты можешь умереть, Кокуто, – говорит Токо-сан с тёплой улыбкой.

- Не волнуйтесь. Буду завтра смотреть в обе стороны перед тем, как переходить дорогу, чтобы весь день проработать тут, Токо-сан.

- Рада слышать. В любом случае, помнишь две точки противоположного цвета в тайджиту? Белая на чёрном, чёрная на белом. Всё, что она говорит о половых различиях - это только то, что мы несём в себе немного противоположного пола. То, что Шики говорит по-мужски, не значит, что в ней больше янь, чем инь. В каждом из нас есть частичка друг друга. Шики – женщина, и её мужской стиль речи, я думаю, просто способ компенсировать отсутствие умершего Шики. Понимаешь? Она, по крайней мере, хочет помнить его. Хм, она ведь мила. По-своему.

Кажется, я понимаю. Она может говорить как парень, но она никогда не вела себя настолько по-мужски, как Шики два года назад. Она всё ещё не оправилась от его потери. Она может сделать хорошую мину, и другие люди могут быть обмануты, но я не совершу той же ошибки. Шики всё ещё терзается виной, и одиночество пожирает её изнутри. Уязвимость, которую я в ней чувствовал, совсем не изменилась с наших школьных лет.

Я и сам несильно изменился. Я всё ещё не мог оставить её одну. И прошло два с половиной года с тех пор, как она последний раз была близка к тому, чтобы попросить об этом, но когда придёт время, я спасу её от этой жизни.

На следующее утро я просыпаюсь в девять утра – спасибо будильник, орущему в самое ухо.

Боже, я ужасно опаздываю.

Я срываюсь в офис, схватив очень тяжелый груз в сумке, похожей на контейнер для бамбукового меча, и обнаруживаю, что Токо-сан и Шики уже ждут меня.

- Простите, я опоздал.

Я ставлю сумку у стены и останавливаюсь, чтобы перевести дыхание - тяжело дышу, будто только что пробежал марафон. Хотя контейнер не длиннее метра, в нем явно что-то тяжелое, возможно, стальное. Когда я пробежал с ним всего сто метров, моя рука онемела. Пока я потираю ноющие плечи (оба, потому что приходилось менять руки) и разминаю уставшие мышцы, Шики подходит ко мне.

- Доброе утро, Шики. Хорошая погода сегодня, ага?

- Хм. Говорят, такая погода останется на ближайшее время, так что пока есть возможность, займись собой.

Шики просто не была бы Шики, если бы за утро она ни разу не нагрубила. Она одета в очень причудливое белое кимоно, которое сильно контрастирует с ее красной курткой, или контрастировала бы, если бы та не лежала на диване в таком виде, словно ее выбросили на свалку. Сегодня ее оби украшен узорами, в противоположность ее обычному вкусу. Узоры из падающих листьев украшают пояс, и даже на краях рукавов есть изображения мицубы и красных осенних листьев.

- Микия, чье это?

Ее белый палец указывает на сумку, прислоненный к стене.

- Это? Что-то, что Акитака собирался отдать тебе. Тебя не было прошлой ночью, когда я заходил, и как ты думаешь, кого я встретил у двери? Мы с Акитакой поболтали часок, но когда стало понятно, что ждать тебя еще долго, он отдал мне это. Кажется, он сказал, что это Канесада или что-то вроде этого.

- Канесада? – вырывается у Шики. – Тот самый кузнец-что-выписывает-кудзи-на-своих-мечах Канесада?

Ее лицо сияет, она мгновенно подходит к сумке и без труда берет ее одной рукой. Она начинает расстегивать молнию, чтобы открыть ее, осторожно, как будто очищает банан. Чуть погодя она убирает верхнюю часть ткани, обнажая длинный, тонкий кусок стали, которой на вид много лет. Мы видим процентов десять от предмета, но нет ничего удивительного, что моя рука онемела, когда я нес его. Эта штука, под метр длиной, полностью замотана в хлопковую ткань, и мне видны два отверстия на конце. Кажется, на стальной поверхности вырезаны какие-то символы, но я не могу прочесть их отсюда.

- Откуда, во имя всего святого, это у Акитаки?

Я никогда не видел ее такой счастливой или шокированной. Она едва сдерживает восторг. Странно, но не так уж необычно видеть, как беззастенчиво она наслаждается этой вещью, а не случайными мелочами в повседневной жизни.

- Что это, Шики?

Она оборачивается с самой широкой улыбкой, которую я когда-либо видел на ее лице.

- Хочешь взглянуть? Такие клинки сегодня трудно найти, – говорит она, начинает доставать клинок, но Токо-сан останавливает ее.

- Шики, я знаю, это очень старая вещь. Даже не думай вытаскивать ее здесь, если ты, конечно, не хочешь срезать всю защиту этого места, – услышав это, Шики замирает. – Он впечатляет, я даже могу прочитать Кудзи: «позволь богу-воину осветить мой путь». Он крут. Но защита, поставленная мной, не выстоит против меча с такой историей.

Слова Токо-сан, как мне показалось, грозили ужасной бедой, так что у Шики не было выбора, кроме как отложить меч.

- А, хрен с ним. Не думаю, что Микию вообще мечи интересуют. У этого еще даже рукояти нет. Акитака и остальные, видимо, совсем выжили из ума, если забыли об этом.

Многие промахи Акитаки и остальных в доме Шики списываются на возраст, который лишь недавно перевалил за тридцать. Ему еще есть куда расти. Он помогал Шики с десяти лет, так что не думаю, что ей стоит называть его слабоумным.

Шики расстается с клинком так, словно расстается с хорошим другом, нежно касаясь двух отверстий на конце. Потом я узнал, что эти отверстия предназначены для крепления рукояти. Он выглядит хорошо сохранившимся, хотя может относиться к 16 или даже 12 веку. Если так, он может считаться важной культурной ценностью, но что-то говорит мне, что Шики не собирается передавать его в музею.

- Старые мечи создают свою собственную тайну и веру вокруг своей истории, и становятся оружием, способным разрезать даже магические заклинания, – объясняет Токо-сан. – Так что больше не доставай его. Я не отвечаю за все сверхъестественные кошмары, которые ты можешь выпустить, и которые заберут тебя.

Сказав это, она вздыхает с облегчением.