– Их? – удивился Маркиз. – Да ни за что. Кроме Шарля. И Дино.

Дино постарался сохранить нейтральное выражение лица, но не сумел, чем лишний раз подтвердил точку зрения Маркиза и Шарля. Будь он роботом, он бы не отреагировал вовсе, как, например, Робби, который нисколько не расстроился, что его не пригласят на уикенд вне Зоны. А вот Кларк даже не пытался скрыть свое возмущение, даже словесно его выразил:

– У тебя здесь столько же прав, сколько и у нас!

– То есть нисколько, – заметил Шарль. – О чем говорите вы оба? Здесь есть хозяева, и только они могут что-то решать. И ты, фаэт, здесь не дома. Ты потерял свой дом, но не можешь считать им Землю. Ты слишком не такой, как они. Если хочешь, добро пожаловать на Рес, там ты будешь среди равных.

– Считать-то он может, – хмыкнул Маркиз. Фаэт промолчал. Плащ колыхался на его плечах, ветер овевал смуглое узкое лицо с немного хищным профилем. Маркиз лично ветра не ощущал, потому протянул руку и пощупал плащ. Плащ БЫЛ. Ветер тоже.

– Хочешь поносить? – спросил фаэт без тени иронии. Маркиз содрогнулся бы, умей он это делать. Черт подери, невесело вечно жить. Особенно если субтильные земляне отбивают у тебя женщин.

Вот сейчас Маркиз вдруг почувствовал, что устал. Смертельно. Сказалась и «расслабуха», и события, от которых у нормальных людей крыша едет в аккурат в психушку, и стресс… Ведь в белую горячку он поверил всерьез, потому что сказок о Странниках в его мире не водилось. Впрочем, алкоголиком его называет только абсолютно непьющий Шарло…

Сказалось сразу все, включая и возраст, и сталкерский стаж. Потянуло в сон, и он даже не стал возражать, когда Лесли и Робби взяли его под белы рученьки и под бдительным взглядом дьявола сопроводили в кроватку. Кто его раздевал, он уже не помнил, потому что, проснувшись, не увидел никого. Отменно вычищенная и выглаженная одежда лежала рядом, смотрясь в туфли, бриться можно было. Можно, но не нужно, потому что его уже побрили. И помыли. Только безумно трещала голова. Эти цивилизации достигли таких высот, что с похмельем бороться не умеют. Потому как не пьют.

Маркиз оделся и пошел искать людей. Люди были в зале связи и общались с Конвенцией. Особенно охотно общался Шарло, которого наверняка приволок сюда Дино. У них была явная слабость друг к другу. А Шарло обожал бывать на базе и мотался бы сюда каждый день, если б не боялся Маркиза. Как же! Здесь ведь столько механизмов, аппаратов, кнопочек, которые можно понажимать… Да и Конвенция, признавая Маркиза за главного, учитывает мнения и остальных – Шарло и Джеммы. Никак, эти двое решили нарушить нейтралитет?

Речь шла, как ни странно, не о фаэте, а о Маркизе и его безопасности. Цивилизация Гэир была не только высокоразвитой, но довольно решительной, так что теперь Конвенция (больше полутора сотен планет плюс наблюдатели) озаботилась проблемой охраны одного землянина, к тому же вредного, страдающего ксенофобией и настроенного резко против любого контакта с упомянутой Конвенцией. При этом их лица и то, что называлось лицами у негуманоидов, были исполнены нежности и тревоги, будто он был одним из них.

– А ты и есть один из них, – пожал плечами фаэт.

– Один из нас, – поправил Шарль.

– Это как? – удивился Маркиз.

Фаэт расхохотался, и надо сказать, смех его звучал вполне по-дьявольски.

– Они забыли тебе объяснить? Бюрократы. У тебя теперь те же права в Конвенции, что и у твоего дружка реса. Ты наблюдатель с планеты Земля.

1990

– Маркиз, – сказал Карлос лениво, – бога ради, перестань напускать на себя таинственный вид и внятно объясни, в какую еще авантюру ты ввязался на старости лет.

Маркиз смутился. Это было так явно, что он сам почувствовал, а потому смутился еще больше. А потом, естественно, разозлился, но не на Карлоса, на себя. Конечно, друг Шарло малость перебдел, таинственный вид Маркиз на себя не напускал, не было такой привычки. Просто за эти двадцать с лишком лет Шарло стал значительно наблюдательнее и очень хорошо изучил Маркиза. Насколько его вообще можно изучить.

– Никуда я не ввязался, – ответил Маркиз искренне, не уточняя относительно таинственности. Карлос стал существенно наблюдательнее и действительно неплохо изучил Маркиза, потому что немедленно отозвался (так же лениво):

– Ну в какую авантюру ты собрался ввязаться на старости лет?

Маркиз с грустью вспомнил времена, когда Шарло смотрел ему в рот и ловил каждое его слово, считая божественным откровением, прищурился и сказал ясным голосом:

– Плохо я тебя учил. Так ты и не усвоил мое золотое правило: никогда ни о чем не спрашивай.

Десять лет назад Шарло бы побледнел, посинел, пошел разноцветными, но преимущественно красными пятнами начал бы подлизываться. Сейчас он только посмотрел на свет то, что имел наглость громко называть коктейлем (стакан апельсинового сока и двадцать капель вермута), отпил пару глотков и, даже не повернув головы, ответил:

– Очень интересное правило для полицейского.

– На работе я никого ни о чем не спрашиваю, – уточнил Маркиз. – Я допрашиваю. Улавливаешь разницу? А в остальных случаях подвожу к тому, чтобы мне рассказали. Без прямых вопросов.

– Под девизом «Чистосердечное раскаяние смягчит вашу участь», – объявил Карлос и понюхал «коктейль». Господи, да чем может пахнуть это детское пойло?

Что раздражало Маркиза больше – сам Шарло, или его вопросы, или дурацкий напиток, или интонация, с которой он говорил, – Маркиз бы не сказал. Скорее всего то, что Шарло был совершенно прав насчет авантюры. И насчет таинственности.

– Юпитер! – провозгласил Карлос, задрал ноги на столик и надолго присосался к стакану. Маркиз начал заводиться. – Ты сердишься, – констатировал Карлос. – Значит, ты не прав.

– Ну, хватит, – негромко предложил Маркиз. Жестко предложил. Десять лет назад Шарло бы в обморок упал, услышав такой тон. Даже пять лет назад. Может, даже три с половиной. Пока Маркиз был для него необъяснимо чем – то и богом, то ли идеалом, то ли истиной в последней инстанции. Теперь был просто другом. Раньше Маркиза это злило, он не был ни идеалом, ни богом, ни истиной, и много лет с этим боролся. Победил. Теперь расхлебывает. Шарло и ухом не повел.

– Ладно тебе. Не суетись. Тебе не идет.

Маркиз встал. Сейчас я тебе это месиво вылью в штаны, с холодным бешенством подумал он, а стакан в задницу вколочу.

Карлос посмотрел на него с удовлетворением, допил свой «коктейль» и пристукнул стаканом по столику. Маркиз остановился.

– Издеваешься?

– Да! – гордо заявил Шарло. – А что? Нельзя? Да за тобой сейчас наблюдать – чистое удовольствие.

– Рискованное дело, – заметил Маркиз, остывая.

– Второе твое золотое правило, – Карлос поднял указательный палец и сделал назидательное лицо. В сочетании с природным наглым выражением это было забавно. – Вовремя остановиться! Что я и делаю. Но хочу заметить нижеследующее…

Маркиз ловко и довольно сильно хлопнул его ладонью сзади по шее. Получилось звонко. Карлос клюнул носом, ойкнул, но назидательности не уронил.

– Друг мой, – изрек он. – В последние несколько лет я замечаю в тебе решительные перемены, и данное обстоятельство отнюдь не доставляет мне радости.

– Заткнись, – посоветовал Маркиз и отошел к бару, чтобы поискать, не завалялась ли там еще бутылочка арманьяка. Карлос продолжал торжественно-скорбным, как на похоронах, голосом:

– Ибо я не узнаю тебя друг мой, поелику…

– Ты можешь говорить серьезно, если уж язык так чешется?

Арманьяка не нашлось. Коньяк тоже кто-то выпил. Кто-то… сам же и вылакал. Неистребимо юная физиономия Карлоса приобрела свое обычное выражение, голос тоже стал прежним.

– Не нравится? В самом деле, стареешь. Раньше с тобой нельзя было говорить серьезно. Помнишь, как изящно ты уходил от разговора, если он казался тебе серьезным?

Маркиз налил себе стакан вермута и выпил, как молоко. Карлос завопил: