И модель планера он тогда Севе подарил не просто так: негодяю нужно было пробраться в дом и запомнить расположение комнат. А вспомнить его привязанность к Сильвии, старой подруге Розмеров, и знакомство с самими Розмерами! Возил их повсюду в своем элегантном «бьюике». Даже то, что у него оказался «бьюик». Откуда он взял столько денег? Мы не догадались спросить.

Взятый под стражу, убийца сразу же с гордостью признался в том, что он тайный агент Сталина и уже давно служит в ГПУ. Джексон — не настоящая его фамилия и не единственная. Сколько способов он испробовал, прежде чем обнаружил лазейку? След ведет в прошлое, в Париж, когда Джексон ходил по пятам за Фридой, ждал ее у галереи с букетом цветов. Столько кропотливой работы — и все ради того, чтобы обрушить ледоруб на голову Льва Троцкого.

Сегодня суббота, последний день августа. Поезд, покачиваясь, скользит на север. Четыре часа пополудни, солнце ярко светит в левый бок вагона, переливаясь на грязных окнах, словно соляная корка, так что можно сказать наверняка: поезд идет на север. Последние десять дней — точно обрывки в мешке с лоскутками. Все воспоминания утратили смысл. Все сгинуло; в карманах пепел.

Лев оказался прав во всем. История Джексона Морнарда так омерзительна, что газеты с радостью ухватились за нее. Президент Карденас осудил действия России и Соединенных Штатов, союза иностранных держав, запятнавшего честь нашей страны покушением. Из угольных шахт и с нефтяных промыслов Мичоакана и Пуэблы в столицу стеклись триста тысяч мексиканцев, чтобы пройти траурной процессией по Пасео-де-ла-Реформа[173]. Половина из них проделали этот путь босиком. Четверть едва ли сумела бы выговорить имя Льва Давидовича Троцкого. Знала лишь, что он, по словам президента, был одним из вождей нашего века Революции. Герой, павший от руки негодяев, не верящих в победу народа.

Когда же состоялись похороны? Покушение было во вторник, в среду Лев скончался, а остальное кануло в Лету. Бумаги, книги, одежда, даже записи в дневниках. Полиция забрала все подчистую из комнат охранников, конфисковала как улики. И этот крошечный блокнот теперь — единственная надежда восстановить хронологию событий. Начнем с сегодня и отмотаем назад: последний день в Мехико, поезд скользит на север; поезд трогается; пассажиры садятся в вагоны на вокзале Колония-Буэна-Виста; покупка свертка с сэндвичами и блокнотика, перевязанного проволокой, в новом «Сэнборне» на вокзале в центре города, за песо из маленького кошелька Фриды.

Остальное как в тумане. В какой из дней Фрида передала кошелек с деньгами и документы на то, чтобы провезти ее ящики через таможню?

Точно после убийства, но до похорон. И после допроса в полиции. Даже Наталью допрашивали два часа. Остальных продержали битых двое суток. Фрида была готова покусать полицейских, из-за которых ей пришлось спать на неудобном топчане в холодной вонючей камере. Притом что в день убийства ее нигде и близко не было. Лучшие показания дал Джо, он запомнил больше остальных, несмотря на то что, когда приехал Джексон, был на крыше и не заметил, как тот прошел во двор.

Вот чего никто не видел: нервной улыбки, с которой он попросил высказать критические замечания о статье. Переброшенного через руку плаща; должно быть, под ним он и спрятал орудие убийства. Никто больше не поймал взгляд Льва через плечо: «Уж лучше ГУЛАГ!» Его молчаливую мольбу. Секретарь должен защищать комиссара. И Ван бы так и сделал. Стоило под любым предлогом отказать Джексону Морнарду в просьбе — и он бы ушел. «Извините, но вы же знаете, как Лев занят. Ему нужно закончить статью об американской мобилизации. Оставьте ваши бумаги, и он при первой же возможности прочитает ваш труд». Могло быть и так. И Лев был бы спасен.

Теперь же мисс Рид сидит на краю кровати и держит Наталью за руку, будь то вторник или воскресенье, утро или ночь. Джо и Реба в кабинете Льва упаковывают документы и папки с бумагами. Это единственная комната, в которой полиция все оставила на своих местах. Из дома тоже почти ничего не взяли. Но из домика охраны вынесли все подчистую. Поразительно. Вернуться из пустой камеры с кирпичными стенами, войти в ворота, увидеть кактусы Льва, растущие на прежнем месте, как будто ничего не произошло, и кур, ждущих кормежки. А потом — пустой домик охраны с распахнутыми настежь дверями и кирпичными стенами. Железные койки, матрасы. Чисто выметенные полы, как в день приезда. В комнате — столик, который одолжил Лев, но на столике пусто, даже печатной машинки нет. Исчезли книги. Чемоданы и коробки из-под кровати. Одежда, зубной порошок, несколько фотокарточек матери. И все дневники, начиная с самого первого, с Исла-Пиксол. Как и коробка напечатанных страниц весом с собаку, которые, словно верный друг, встречали каждый вечер. Пухлая стопка бумаги, с каждым днем становившаяся все выше и надежнее. Теперь все это неважно. Все потеряло смысл.

Фрида ругает полицейских: мол, эти безмозглые тараканы конфисковали все записи на английском, потому что не смогли разобраться, что это такое. У них не хватило ума понять, что это всего-навсего личные дневники и рассказы. Сплетни о древних, улики, за которыми не скрывается никакого преступления, кроме иллюзий молодого человека, возомнившего себя писателем. Погруженного в собственные мысли и пренебрегшего секретарскими обязанностями, способного забыть на столе письмо. Оставившего своего хозяина на растерзание докучливому посетителю, очередному зануде с дурно написанной статьей.

Джо и Реба соберут вещи, оставшиеся от Льва, бумаги, исписанные его мыслями, чтобы отправить в какую-нибудь библиотеку и выручить денег Наталье на билет. Если удастся отыскать Вана, он поможет с продажей. Его последнее письмо было послано из Балтимора; он там преподавал французский. Наверно, Ван еще не слышал о смерти Льва. Уму непостижимо. Все это не укладывается в голове, сколько бы ни рассуждали Лев с Натальей о возможной кончине, ожидая ее с каждым рассветом. Думать — еще не значит предвидеть.