улицам: вероятно, узнавала родные места.

Семья Николая Ильича жила в новом четырёхэтажном доме, недалеко от

фабрики. Возле дома был обширный двор, по краям которого росли молодые

акации. В углу двора в большой куче золотисто-жёлтого песка копались

маленькие дети. Девочки-школьницы перебрасывали из рук в руки мяч. Среди

малышей вдруг возникла драка.

— Витя, оставь! — закричала светловолосая девочка, разнимая

драчунов. — Нельзя драться. Ну что ты такой буян...

Черноволосый мальчик надул губы и, насупив брови, проговорил

угрожающе:

— Дам! — Потом он увидел вдруг откуда-то появившуюся собаку и,

просияв, крикнул: — Вавака!

Все дети мгновенно прекратили игры. Во двор входил человек в

гимнастёрке, с крупной собакой, похожей на волка.

Девочка оставила брата и побежала к дому:

— Папа! Мама! Посмотрите, какую собаку нам привели!

Норка недоверчиво озиралась по сторонам, плотно прижимаясь к ноге

своего хозяина. Здесь всё для неё было чужим.

Они вошли в просторную гостиную. Мария Павловна указала гостю на

стул, а сама вышла в другую комнату.

Васильев огляделся. Всё было обычным: чистым, красивым и простым, но

необычное гость увидел на стенах. Они были увешаны цветистыми рисунками в

рамках: тут были и огненно-алые тюльпаны, синие васильки, белые и розовые

ромашки, гвоздика, анютины глазки, красные гроздья рябины. Некоторые же

рисунки состояли из каких-то полосочек, точек, завитушек, горошин, но в

таком сочетании, что рисунок казался привлекательным. Все эти рисунки

отражались в зеркале, и казалось, что там, за стеклом, ещё одна такая

красивая комната. Васильев хотел было подняться со стула и подойти к

стене, чтобы рассмотреть рисунки поближе, как услышал голос девочки.

— Дяденька, а можно её погладить? — спросила она и, не дожидаясь

разрешения, протянула руку к голове Норки.

Собака сдержанно прорычала «рр-р-р...», и девочка испуганно отдёрнула

руку:

— Ой, какая злая!

В это время из другой комнаты показался Николай Ильич. Он так

свободно шёл по комнате, будто был зрячим.

— Здравствуйте, — сказал он, безошибочно протягивая руку Васильеву.

— Папа, как же она будет тебя водить, такая злюка? — разочарованно

спросила Лена.

— Вот в том-то и дело, дочка, что надо с ней подружиться.

— Это вы верно, Николай Ильич, сказали. Надо вам теперь завоевать

доверие и любовь Норки, но прежде всего я должен подружиться с вами. Иначе

Норка не признает вас. Она ведь у нас с характером. А тебе, девочка, надо

с ней поосторожнее быть, пока она не привыкнет.

В это время через полуоткрытую дверь со двора, косолапо шагая и сопя,

вошёл черноглазый Витя и, смело подойдя к собаке, погладил её по морде.

— Маленькая, — проговорил он.

Всё, что очень нравилось Вите, он называл «маленькая». Так его самого

называли родители.

— Мама! Она укусит его! — закричала Лена.

— Тише... — остановил её Васильев.

Норка спокойно взглянула на малыша и вильнула хвостом.

— Не пугайтесь, — сказал Васильев, — даже самые злые собаки не

трогают маленьких детей.

— Почему так? — удивлённо спросила Лена.

— Наверно, чувствуют, что малыши не могут причинить им никакой

боли? — спросила Мария Павловна.

— Безусловно, — подтвердил Васильев.

— Ну, а я для неё большая, что ли? — обиженно сказала Лена.

— Ишь какая хитрая! — улыбнулась Мария Павловна. — То всё твердит,

что большая, а сейчас захотелось быть вдруг маленькой.

— Ну и не буду дружить с ней, подумаешь...

Норка инстинктивно разделяла всех людей на друзей, которые были

близки её хозяину, и к этим людям она относилась доверчиво, и на чужих,

которые были далеки от хозяина. Эти люди были ей безразличны, и к ним она

относилась со скрытой недоверчивостью. Васильев дружит с новым для неё

человеком, он вместе с ним ест за одним столом, ходит по городу, мирно

беседует, и Норка, сопровождая их, стала относиться к Николаю Ильичу

спокойно, дружелюбно. Попробовал Николай Ильич её кормить, но она не

приняла пищу и даже отошла подальше от него. А сейчас Васильев приказывает

ей принять от Николая Ильича. Он говорит строго и ободряюще:

— Можно, Норка, можно... Ешь.

Собака вяло подходила к кормушке и с предосторожностью, нехотя,

поедала угощение, посматривая то на Васильева, то на Николая Ильича. Всем

своим равнодушно-подневольным видом она как будто хотела сказать новому

человеку: «Ну что ж, если так хочет мой хозяин, я съем свой обед, сделаю

вам такое одолжение, но на мою дружбу вы всё равно не рассчитывайте...»

Потом Васильев стал уходить из дому как раз в те часы, когда надо

было кормить собаку, и Норка стала принимать пищу от Николая Ильича, не

оказывая при этом новому кормильцу никаких особых признаков внимания.

Попыталась ухаживать за Норкой и Лена, но Васильев категорически

запретил:

— Нельзя, Леночка. Иначе она не привыкнет к папе и не будет его

водить.

— Но ведь мы вместе живём... — обиженно протянула Лена.

— Ты не расстраивайся, Леночка, — успокоил её Васильев. — Норка всё

поймёт, когда я уеду от вас, и она привыкнет к папе. Вот тогда и ты будешь

ухаживать за ней.

— Дядя Ваня, а почему вы ей разрешаете играть с Витей?..

— Потому, что он маленький.

Получилось так, что после первого же смелого знакомства Витя приобрёл

у Норки какое-то особое расположение. Он не только гладил её, но даже

трепал за уши и брал за нос. Норка играла с ним: бегала по комнате,

приседала и взлаивала. Витя гонялся за ней и весело смеялся.

Однажды Васильев ушёл на целые сутки, и Норке пришлось остаться одной

в семье Малининых. Среди членов семьи она уже заметно предпочитала Николая

Ильича: всё приятное теперь исходит от него, он такой спокойный, добрый.

Правда, он не такой уверенно-строгий, как Васильев, но зато он ничего от

неё не требует. Лишь кормит и ласково говорит: «Норка, Норка».

Вечером она забеспокоилась. Подошла к двери и, царапая её лапами,

заскулила, попросилась на волю. Очевидно, она хотела найти Васильева.

— Нельзя, Норка, нельзя, — сказал Николай Ильич, — ложись...

Не дождавшись хозяина, поздним вечером Норка легла около пустого

дивана, на котором спал Васильев. А ночью Николай Ильич проснулся и

услышал около своей койки сопящее дыхание собаки. Она лежала на полу,

свернувшись клубком. Николай Ильич прошептал: «Норка!» — и легонько

погладил её по голове. В ответ на ласку собака сдержанно, один раз,

лизнула ему руку и осталась с ним рядом до утра.

Потом Васильев совсем ушёл от Малининых на другую квартиру, недалеко

от них, и заходил к ним лишь изредка. А Норка уже так привыкла к Николаю

Ильичу, что стала выполнять его простые команды: «сидеть», «гуляй»,

«лежать». Делать это было легко, тем более что всякий раз она получала от

Николая Ильича кусочек вкусной колбасы.

Прошло две недели. Васильев надел на собаку шлейку, а поводок

пристегнул к поясному ремню слепого. Правее Николая Ильича пошёл Васильев,

подав Норке команду:

— Вперёд!

Норка охотно пошла. Они повернули налево, затем пересекли улицу.

Норка точно выполняла все команды Васильева.

На другой день они отправились опять на работу, но Васильев шёл уже

не рядом с Николаем Ильичом, а по левой стороне улицы, изредка посматривая

на них. Команду подавал Николай Ильич сам. Норка издали, через улицу,

видела Васильева и точно выполняла приказания Николая Ильича, который шёл

по знакомому маршруту, в госпиталь. Там Васильев угостил собаку мясным

супом. Но всё же, когда Норка видела Васильева вблизи, она порывалась