– Да, владеющий мудростью Ши Сянь, ты, как всегда, прав, – согласился с ним начальник охраны. Когда они отошли дальше, Лаций повернулся к Павлу и спросил его, что тот имел ввиду.

– Йанге11, – упавшим голосом ответил слепой. – Эксекандо вирилиа12. Кажется, конец. Это старший евнух.

– Владеющий мудростью – это старший евнух? Что за глупость!

– Не кричи. Чуяло моё сердце, что добром это не кончится. Боги говорили мне, что дальше будет дорога во мраке страданий… Нас оскопят.

– Что? Опять? – Лацию вспомнился город Экбатана в Парфии, дворец с цветными стенами, отвратительные жирные евнухи и ужас, который он испытал, когда его чуть не превратили в одного из них.

– О боги всесильные, Феб-покровитель, сжальтесь надо мной. Мне уже немного осталось жить… – потеряв самообладание, зашептал Павел Домициан, находясь на грани истерики.

– Павел, Павел, успокойся! – тряс его за плечи Зенон. – Что с тобой?

– А? – вдруг услышал тот. – Зенон, сынок, и ты тоже! За что такая несправедливость? Ведь ты даже не видел ничего ещё в своей жизни!

Лаций процедил сквозь зубы:

– Замолчи! Ещё не всё потеряно. Мне тоже пообещали всё отрезать. Обещаю, что если дело дойдёт до этого, я убью тебя первым. Слышишь? – эти слова привели слепого певца в чувство, но радости не добавили.

– Нет, не убивай… Может, обойдётся… – пробормотал он и затих.

– Соберись, тебе надо будет сейчас петь лучше, чем Фебу. Зенон, дай ему воды, пусть прочистит горло. Павел, – Лаций взял старого друга за руку, – ты чувствуешь меня?

– Да, – прошептал тот. – Ты горячий и… красного цвета. Ты весь красный.

– Вот лучше думай об этом. И успокойся. Вот это да!.. Смотри, что происходит! – Лаций от удивления даже приподнял шлем, чтобы лучше видеть приближающуюся процессию. Слуги образовали дорожку от носилок к навесу, где стояли старший евнух и начальник охраны Фу Син. Рядом с каждым зонтом поставили большие корзины, наполненные чем-то белым.

– Это император? – тихо спросил за спиной Зенон.

– Не похоже, – пробормотал Лаций. – Ждали его жену…

– Персиковый цвет. И немного голубого. Есть красный, но персиковый везде, – внезапно лихорадочно зашептал Павел Домициан, но потом грустно добавил: – Это женщина. Достойная женщина, но моему сердцу неспокойно.

Когда из носилок появилась женская фигура в шёлковом халате из розового шёлка с жёлтым веером, которым она прикрывала лицо, со всех сторон раздались громкие возгласы:

– Тысяча лет жизни! Тысяча лет жизни!13

Солдаты стали стучать палками по щитам и спинам легионеров, крича:

– Дитоу! Дитоу!14

– Бу кан!15

– Ксиалай!16

Лаций опустился на колени и успел бросить через плечо Павлу Домициану:

– Она в розовом халате с красными полосами на краях рукавов.

– Ну, я же говорил! – с удовлетворением ответил слепой, коснувшись лбом земли.

– Откуда ты это знал? – спросил его Зенон, но получил от подошедшего солдата палкой по плечам и, вскрикнув, замолчал.

Вдали послышался вкрадчивый голос старшего евнуха, но слов слышно не было. Затем уже громче зазвучал дрожащий голос Фу Сина:

– Госпожа двенадцати лун, это подарок генерала Чэнь Тана. Он убил оскорбителя великого императора, ничтожного хунну Чжи Чжи, и передаёт эти картины императору Юань Ди в знак величайшей признательности его небесной власти, – он замолчал, и какое-то время ничего не было слышно.

Лаций зажал шлем ладонями и медленно повернул голову в сторону. Теперь он мог одним глазом наблюдать за происходящим, хотя со стороны казалось, что его шлем вместе с головой смотрит точно в землю. Он не слышал, что говорила жена императора, но её голос казался ему низким и грудным, хотя все ханьские женщины, которых он слышал до этого, обладали тонкими, почти детскими голосами. Наконец, Фу Син перешёл к рассказу о взятии крепости, и его голос сразу зазвучал намного увереннее и громче. Лаций слышал каждое слово, и на этот раз рассказ начальника охраны отличался большей красочностью и преувеличениями. В наиболее страшных, захватывающих моментах слышались испуганные возгласы сопровождавших императрицу женщин. Наконец, крошечные сандалии-лодочки приблизились к заключительной части картины, и Фу Син стал рассказывать о битве с непобедимыми варварами из далёкой страны Луома. Рядом с головой Лация опустилась внушительная корзина, из-под которой тонкой струйкой потекла холодная вода. Он коснулся её пальцами и почувствовал, что вода холодная.

– Скажи, кто удивил моего брата? – послышался низкий бархатный голос, и сердце Лация замерло. Это была жена императора.

– Вот этот. С большим шлемом, в красном плаще, – ответил голос начальника стражи.

– Это интересно. А нам они что-то покажут?

– Моя госпожа, это небезопасно. Они страшные варвары. Надо поставить перед ними слуг, чтобы защитить тебя, – с осторожностью и предупредительной вежливостью обратился к императрице старший евнух, и Лаций почувствовал, что этот человек действительно их боится.

– Но если ты поставишь слуг, я ничего не увижу, – недовольно ответила она. – Мой брат стоял здесь? – неожиданно спросила она.

– Э-э… я не был вчера с ним… – пролепетал старший евнух.

– Да, госпожа, – ответил за него начальник охраны Фу Син.

– Тогда ничего страшного нет. Посмотри, у них на ногах цепи и шары! Они даже шага не могут сделать. Неужели они такие страшные?

– Очень, моя госпожа, – подтвердил Фу Син, но на жену императора это не произвело никакого впечатления.

– Тогда покажи мне их! – приказала она. Начальник стражи кивнул стражникам. Прозвучала команда: «Тшиилай!»17, и римляне увидели перед собой около двух десятков разноцветных халатов, верхняя часть которых пряталась за большими веерами. В пяти шагах от Лация замер жёлтый веер с тёмно-красными птицами, которые куда-то летели, вытянув сзади длинные ноги. Он быстро взглянул на корзину и остолбенел. Там был лёд. Настоящий холодный лёд! Верхние куски уже растаяли, их поверхность была гладкой и блестящей. И ещё от них шла настоящая прохлада. Такие корзины стояли только вокруг женщины в розовом халате. С десяток слуг держали их, согнувшись пополам и придерживая руками верёвки на шее. Они ждали императрицу, готовые немедленно сопровождать каждый её шаг прохладой. Лаций поднял взгляд на веер и увидел за ним чёрные волосы, скрученные сбоку в шар. Из него торчали десятки золотых украшений, а на темени лежало золотое ожерелье с небольшими круглыми медальонами размером с ноготь мизинца. Два любопытных глаза смотрели на него в упор, и в них не было видно ни страха, ни ужаса.

– Какой ужасный шрам, – раздался голос за веером.

– Да, наша госпожа, – склонился в поклоне начальник стражи и кивнул Лацию. Всё повторилось ещё раз: легионеры смыкались, размыкались и перестраивались, пока Фу Син заканчивал рассказ об ужасном сражении у стен далёкой крепости хунну.

– Неужели они так хорошо сражаются? – удивилась она, выслушав весь рассказ. – Они все евнухи?

– Нет, но в их стране бреют лица.

– Фу, как это ужасно, – наигранно произнесла императрица, но в её голосе прозвучало больше интереса, чем отвращения.

– А кто из них убил сына второго министра? – спросила она.

– Вот этот, со шрамом, – нахмурившись, буркнул Фу Син.

– Джи Сы, посмотри, вот, кто убил твоего сына! – с непонятной радостью позвала одну из женщин императрица. Разноцветные халаты и веера закачались, и рядом с ней в поклоне склонилась такая же тоненькая и маленькая фигурка с белым веером. Раздался звук плевка, но Лаций ничего не увидел и не почувствовал. Наверное, на жаре горло женщины пересохло, и она не смогла далеко плюнуть. – Как ты возмущена! – покачала веером императрица. – Мы придумаем, как его наказать.