– Пусть Будда наших дней проявит мудрость и назначит его командовать теми воинами, которые были с ним в этом походе. Они слушаются Чень Тана, считают его героем, и будут рады его возвращению. От Чанъаня до Данхуанга тысяча миль. И там нет ни людей, ни городов, ни женщин, ни детей, кроме хунну по ту сторону стены. Пусть продолжает защищать империю Хань с таким же рвением, как он спешил обезглавить Чжи Чжи. Разве может быть для воина более почётная награда, чем служба своему императору? – она замолчала, ожидая ответа мужа. Тот хитро улыбнулся, спрятав руки в рукава халата, прошёлся ещё раз по комнате и пробормотал:

– Сделаем так, чтобы «эта лошадь не испортила весь табун»27… – тихо произнёс он и затем громко позвал старшего евнуха: – Ши Сянь! – когда тот три раза стукнул лбом у входа, император добавил: – Мы проведём сегодня вечер в Башне сладострастия. Пусть наша жена будет там после захода солнца!

Это был знак к тому, чтобы все покинули комнату. Оставшись один, Юань Ди приказал вызвать к себе трёх главных министров. Пора было сообщить им о своём решении.

Лаций уже чувствовал себя лучше. Они продолжали отрабатывать удары и уклоны. Силы вернулись к нему, но загнанный внутрь страх всё равно время от времени напоминал о себе, когда у него не получалось быстро выполнить то или иное движение. Однажды поздним вечером к ним зашли начальник охраны Фу Син и ещё несколько воинов. Среди них были два человека, которые показались Лацию незнакомыми. Однако, когда его вывели из сарая, он узнал в одном из них старого проводника Годзю. При свете Луны тот выглядел так же, как и много лет назад – казалось, он совсем не изменился.

– Я хочу поговорить с тобой, – тихо сказал он и посмотрел на Фу Сина. К удивлению Лация, тот поклонился и отошёл вместе со стражниками в сторону. – Скоро будет большой праздник, – как-то странно произнёс старик и замолчал.

– Да, – внутренне напрягся Лаций.

– Ты уже успел найти себе врага, – так же тихо и внешне безразлично добавил Годзю.

– Это твой враг тоже? – догадался он. Старый проводник помолчал и коротко ответил:

– Да. Он враг моих друзей, – потом повернулся к Лацию и продолжил: – Вас оденут в белые рубашки и штаны. Напротив будут воины Ван Мана в чёрных халатах.

– Кто?

– Слуги брата императрицы.

– А-а… Тогда всё понятно, – с пониманием ответил он. – Я их очень хорошо запомнил, – ему было неясно, что хотел от него старик. – Ты хочешь, чтобы мы их убили? – насмешку скрыть не получилось, но Годзю, казалось, не заметил этого.

– Нет. Это невозможно. Они будут драться на палках. Ты не сможешь победить их. Даже самого слабого. У тебя будут на ногах цепи. У всех римлян будут. Они будут бить в голову. Прямо, как стрела. Страшные удары. Я видел, как они пробивают череп насквозь. Но вас не будут бить сильно. Это праздник. Должно быть весело. Поэтому они будут бить слабо, чтобы вы падали.

– О боги всесильные! Что ты говоришь? Ведь император обещал нам… – он запнулся, чувствуя, что его слова звучат нелепо.

– Что обещал?

– Он обещал нам жизнь. Но зачем ты это говоришь? Что ты от меня хочешь?

– Совсем мало. У брата императрицы много слуг-воинов. Старшего зовут Ю Лай.

– Да, я слышал это имя. Он хорошо владеет мечом.

– Не только. Он хочет убить тебя. И убьёт, если ты не убьёшь его раньше, – старый кочевник понизил голос: – Одна твоя рабыня выжила. Её зовут Терция. Она беременная. Если ты убьёшь Ю Лая, я спасу её и найду ей мужчину. Ребёнок будет жить, – он замолчал, ожидая решения Лация. Тот стоял, с ужасом понимая, что у него нет выхода.

– Ты уже похоронил меня? – тихо спросил он, но кочевник ничего не ответил, продолжая ждать его решения. – Хорошо, – кивнул головой Лаций. – Только надо спасти ещё двух человек. Здесь есть два юноши. Их зовут Марк и Зенон. Им ещё рано умирать. Забери их с собой сейчас!

– Это невозможно. Сейчас я не могу их взять. Опасно. Если выживут, возьму после праздника.

– Хорошо, если выживут, точно спасёшь? Их мать зовут Саэт. Она тоже была среди пленных. Найди её!

– Ты требуешь невозможного. Я помогу только этим двоим, если выживут. Согласен?

– Да, – вынужден был согласиться Лаций.

– Тогда слушай. У этого воина палка будет на конце острой. Это твёрдое дерево. Без дырки. У тебя будет бамбук. Когда вам принесут палки, срежь край, чтобы он был острым. Вот так, – старый проводник поднял с земли кусок бамбука и одним движением отрезал край под углом. Скос не был острым, но вполне мог войти в тело при сильном ударе. Лаций с сомнением покачал головой.

– Чем срезать? Ты шутишь? – он попытался разглядеть выражение лица Годзю, но в бледном свете луны ничего не было видно – только очертания бороды и скул. Старый кочевник вдруг протянул ему что-то, и Лаций почувствовал, что в коже было замотано что-то твёрдое. Он развернул свёрток и вздрогнул. Это был один из тех чёрных ножей, который он когда-то сделал для себя. Последний из них был у Зенона!

– Откуда он у тебя? – вырвалось у него.

– В городе нашёл. На стене кто-то убил сильного воина. Ножом в шею. Глубоко, – старик сказал это так спокойно, как будто случайно споткнулся о него в пыли на базарной площади – там всякое можно было найти.

– Понял. Если не палкой, то ножом? – догадался Лаций.

– Да. Ты умеешь бросать нож. Убей его в любом случае.

– Подожди… но ведь если я убью его, то останусь в живых? Так? Тогда что? – осторожно спросил он.

– Не останешься. Тебя убьют другие. Никому нельзя убивать их воина на празднике. Праздник – это радость. Тебя будут бить и ты случайно умрёшь. А его убивать нельзя.

– Ты шутишь? У меня нет выхода?

– Нет. Тебя убьют хоть так, хоть так. Поэтому я и принёс тебе этот нож. Фу Син его видел. Чэнь Тан его видел. Есть ещё с десяток воинов, которые знают, что этим ножом убили очень известного воина. Поэтому я не даю тебе твой нож. И если ты убьёшь им Ю Лая, никто не подумает на меня.

– Мы можем выжить? – напоследок спросил он на всякий случай старика.

– Вряд ли. Такие рабы никому не нужны. Вас никто не купит, – Годзю помолчал. – Вы нужны для праздника. От палки можно защищаться. Ты можешь долго драться. Пока голову не отобьют. Ещё можно под рубашку толстую кожу подложить. Буйвола… Тогда можно очень долго защищаться. Хочешь попробовать?

– Да. Очень! Хочется подольше пожить, – медленно произнёс он, думая над словами проводника. – Ты можешь помочь?

– Могу. Я скажу Фу Сину. Завтра вам принесут кожу, но резать и связывать будете в сарае сами. Не выносите наружу. И молчите. Сделайте рубашки без спины и рукавов, как у носильщиков.

– Я тебя понял. Если боги помогут мне, я тебя не забуду. Обещаю! – горячо произнёс Лаций.

– Ну-ну, – пробурчал что-то неясное старый проводник. – Не забудь про старшего воина по имени Ю Лай! Это важнее, – хмуро бросил он и медленно направился в сторону ханьских стражников. На этом их разговор закончился, и Лаций, спрятав нож за пазуху, с трудом потащил железный шар обратно. Дойдя до сарая, он лёг прямо у входа и долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок и размышляя над словами старого хунну, пока лежавший недалеко Павел Домициан не спросил его:

– Морфей лишил тебя сна? Всё так плохо?

– Похоже, да, – вздохнул он. – Боги снова играют в свои игры.

– Они всегда так делают. Вспомни Варгонта и Атиллу. У богов свои развлечения. Но если ты не будешь спать, всё равно ничего не узнаешь. Только устанешь.

– Это точно, – согласился Лаций и закрыл глаза. Сон был тяжёлым и долгим. Он уклонялся вправо и влево от ударов в лицо, но руки почему-то не поднимались вверх, чтобы помочь отбить острый конец палки, который целился ему прямо в глаз.

Праздник в столице империи Хань начался ранним утром. Римляне поняли это по шуму за стенами дома губернатора: кричали погонщики скота, скрипели повозки, мычали мулы, изредка слышалось ржание лошадей, и чувствовалось, что на улицах было гораздо больше людей, чем в обычные дни. Лаций лежал с закрытыми глазами на старом коврике из тонкой соломы и в тысячный раз представлял себе защиту с цепями на ногах. В сарае было мало места, и они стояли у стен, отрабатывая удары и уклоняясь от них в разные стороны и вперёд-назад. Двигаться здесь было невозможно. Наконец, он повернулся к Павлу Домициану и попросил вместе с ним вознести молитву богам. Старый певец согласился, и до полудня они провели в молитвах и разговорах о помощи богов. К ним присоединялись другие римляне, все молились разным богам, поэтому часто спрашивали Лация, так ли они просят богов о помощи и станут ли те слушать, если они не принесли им жертву. Все очень волновались, и его удивляло, что никто не винил друг друга в своём ужасном положении.