Ныне получил вторично высочайший именной его императорского

величества указ, забрав ескадры и войска, мне вверенные, со

оными возвратиться в Черное море к своим портам.

Предписываю вашему превосходительству по получении сего, нимало не

медля, с ескадрами, вам вверенными, возвратиться в Корфу, где,

исправляя корабли починкою, вас ожидать буду. Пошлите

повеление ваше в Сардинию в Каллери к командующему поляки

«Экспедициона» флота лейтенанту Македонскому, чтобы он,

нимало не медля, непременно шел в Корфу к ескадре в

соединение. Соблаговолите сие повеление содержать в глубоком

секрете.

Господину лейтенанту Македонскому нет надобности

объяснять об оном, а только велеть следовать в Корфу. Таковых по-

велениев пошлите к нему два или три дубликатных, дабы хотя

одно дошло к нему верно; возвращаясь от Генуи, соблаговолите

зайтить в Неаполь, взять там потребное число вам провианта

и прочие надобности, как прежним повелением предписано.

Я с ескадрами в числе 7-ми кораблей и 1-го фрегата 8-го

числа генваря прибыл в Корфу и начинаю исправление кораблей.

На случай же, ежели вы прежних повелениев моих не получали,

сие посылаю дубликатно; когда прибудете с кораблями в

Неаполь, соблаговолите, ваше превосходительство, на оные забрать

из обоза, оставленного от 3-х батальонов команды князя Вол-

конского 3-го, все, что только можно поместить на корабли,

также и служителей оных батальонов, ежели которые

выздоровели от болезни, и тех, которые при обозе, забрать же и

доставить в Корфу, а чего забрать не можно, дайте повеление фрегат-

ским командирам, когда фрегаты оттоль пойдут в Корфу,

начисто все достальное забрали бы с собою, не оставляя там

морских и сухопутных наших служителей ни одного человека, и весь

достальной обоз, и екипаж, и их без остатка.

По неоднократно доходившим и ныне доходящим ко мне

сильным жалобам Ионического сената на правительство острова

Занте о невыполнении им многих сенатских повелениев и

особливо о недаче по сие время аккуратного ращота в их денежных

расходах с самого освобождения острова от французов, чрез что

сенат не в состоянии иметь вкупе общую казну Республики и

располагать оную для общей пользы, аккуратную поверку

островским издержкам удобнее можно учинить в самых островах

людьми, преисполненными патриотизма и сведения во учинении

тех щотов, а потому и предписываю вашему высокоблагородию

в бытность вашу на острове Занте учредить для помянутых

щотов комиссию из людей, достоинствами и способностями к щотам

отличных, дабы оные, сочиня как приход, так и расход

островской с самого освобождения острова Занте россиянами от

французов, и всех тех, ежели окажутся похитителями казенных денег,

представить ко мне при рапорте вашем с нужным уличением их

в похищении.

С крайним удивлением получил я письмо вашего

превосходительства от 3/14 генваря, означающее претензию капитан-паши

в рассуждении салютов равным числом, требование его

противно общественным правилам всего света, чтобы он отвечал

меньшим числом военным нашим судам, нежели они салютуют,

чего ни одна нация и никто не делают, и я всем турецким

военным судам, каждому, кто салютует мне, отвечаю равным числом

выстрелов, ни же мыслил когда не соответствовать законному

положению, чрез таковое неудовольствие принял он на себя низ-

кость с обидою мне делать вздорные и неприличные поносные

нарекания и принял в покровительство свое человека вздорного

и несправедливого, каков есть Патрона-бей. Я хранил всегда

существующую дружбу между нациями, никогда не хотел

писать о чрезвычайных худых поступках Патрона-бея, буйстве и

подлостях; сколько много на него ко мне жалоб доходило

обывательских, даже терпения не доставало; в столь подлые дела

он вдавался, что сбунтовались служители флотские и не пошли

дальше на действие. По всей справедливости он этому причиною,

когда дела его на берегу чрезвычайно худы были, люди его били

обывателей до смерти, даже на самой площади; обыватели

доведены были до генерального даже возмущения, принуждены были

защищаться. Один отец взрослого и хорошего мальчика,

обливаясь слезами, привел ко мне на корабль и, упав к ногам,

неотступно просил защиты и покровительства, что жить сему

мальчику на берегу никак не можно от дерзостей и гонения Патрона-

бея, даже в жизни его [он] был отчаян от его угроз за то, что

ему в подлых намерениях его не повиновался, и чтобы я

в защиту его сохранил у себя на корабле. Не могучи я больше

перетерпеть подобных худостей, объяснился обо всем оном

Кадыр-бею и при нем на его корабле выговорил все это Пат-

рона-бею, с тем чтобы он унялся и чтобы тотчас с берегу

переехал на корабль. С того времени начал он делать возмущение

между людьми, чтобы не шли больше в поход, и сам многократно

отзывался, что он не пойдет, но я усовестил всех их, что

неприлично и худо ему будет за непослушность; тогда же хотел на

него писать, но все это примирено, и пошли все вместе в

Мессину. Когда я делал совет с Кадыр-беем, и согласно положили

мы иттить вместе в Палермо и в Неаполь, Патрона-бей и тут

заупрямился, и прислано мне сказать, что он и некоторые

капитаны не хотят иттить, чрез то и поход их отменяется.

Я в другой раз приехал на корабль к Кадыр-бею и требовал

позвать их в собрание, еще сделал им объяснение, что я

представлю на него именно и на капитанов Блистательной Порте

Оттоманской, тогда переменили они свой голос и начали

говорить, что они идут, но служители не слушают, а служители

начали сие по поощрению, от них слышанному. После, как

кажется, хотя и старались они служителей приводить в порядок,

но те не хотели уже слушать никого, едва мог я согласить, что

пошли они вместе с нами в Палерму, а там уже приняли

поводом тот случай, что подрались на берегу и будто бы под тем

неудовольствием и люди, объясняясь, как я к Порте

Блистательной о том представил, долговременною бытностию своею на

море, но и тут явно заметна была пронырливость Патрона-бея,

что он тут руководствовал, хотя видом показывал другое, но все

это по его замыслам и для того только, чтобы отделить Кадыр-

бея от начальства и изыскать командование ескадрою себе,

что я не хотел ни об чем неприятном писать и объясняться, а

писал всегда то, чтобы было приятно Блистательной Порте для

сохранения и утверждения дружбы, существующей более и

более. Трофей мой делил я с ними все пополам по той же

существующей дружбе для утверждения, но мало бы им досталось,

ежели бы я делил по действиям, кто что сделал, это всему свету

известно. К сожалению, что капитан-паша входит в такие низ-

кости и ращеты неприличные и наносит несправедливыми

нареканиями обиду верной и усердной моей службе, не ожидал бы я

от него таковых неприятств, я мыслил всегда с ним подружиться

и когда-либо случится действовать вместе против неприятелей.

Пушек никаких вновь нами в Корфу не брато, кроме тех,

о которых вам из переписки моей известно, которые взяты на

российскую и турецкую ескадры в перемену негодных,

испортившихся при действиях; в числе оных переменены у меня на

корабле шканечные малые пушки. Затем пять полевых маленьких

пушек взято ко мне на ескадру вместо тех, которые, когда

атаковал я батареи острова Видо, тогда бывший за кормою у меня

барказ с пушками для десанта с батарей разбит и утоплен, и