другой гарнизон не имел нигде в нынешнюю кампанию такой для
французов славной, а для австрийцев постыдной капитуляции
и в то самое время, когда должен был сдаться на волю
победителей, имевший во всем совершенный недостаток и оставшийся
гарнизон в 1500 человек, могущих носить оружие, что
составляет вещь весьма маловажную против войск в 10 тыс., кроме
российских и турецких. Народ справедливо оскорбился, видя
публично разорителей имений целой провинции, везущих с
триумфом повозки, наполненные бесчисленными вещами,
собранными с помощью 3-годичного грабительства публичной казны и
партикулярных имуществ.
Я имел право признать за ничто сию постыдную
капитуляцию, мог бы признавать, как неприятелей, войска французские,
чизалпинские, жидовские и самозванские патриотические, но я
не удалялся от системы умеренности и [не мог] войти в
разбирательства такого дела, которое единственно зависит от
августейших монархов. Поднятые нашею флотилиею на муле, лазарете,
кораблях и на протчих судах флаги австрийцами насильно были
спущены, караул на муле согнан и наши офицеры арестованы без
моего сведения, даже и войскам россо-оттоманским запрещен
вход в город и предложено удалиться в Фано или Сенигаллию.
Корпуса, помогавшие нам, инсорженты; были обезоружены и
отставлены, приведя их в отчаяние; и теперь в некоторых местах
разбойничают, обеспокоивают дороги и тревожат народную
тишину. Войскам неаполитанским за приверженность их к нам
отказано в продовольствии и квартирах, посему я и принужден
был [по]делить[ся] с ними из богатого аббатства Клеровали
заготовленным провиантом для войск наших. Брик «Бооносорте»,
нагруженный хлопчатою бумагою и другими вещами, принадлежа-
щеми генералу Монье и французскому в Анконе консулу, был
отпущен с пашпортом генерала Фрелиха подложно данным
числом вперед, и взятый нашей флотилиею. На оном найдены
важнейшие пакеты от консула в директорию. Из сих бумаг, которые
у сего прилагаются, усмотреть изволите, до какой крайности
Анкона доведена была нашею блокадою; из сих же бумаг видно,
не нарушение [нами] фанской капитуляции, а желание французов
поселить в союзниках несогласие.
Наконец, господин генерал Фрелих отпустил самовольно
войска оттоманские, под моим начальством состоящие, и дал им
пашпорт в Неаполь. Кроме того, что подверг неустройству сего
войска все места, ими проходимые, [тем] и замедлил действие
флота, ибо фрегаты турецкие, не имея комплекта, не могут выйти
в море в случае какого-либо [в]незапного повеления, кое может
последовать при важнейших теперешних обстоятельствах.
Дабы исполнить в точности повеления, от адмирала Ушакова
мною полученные, и уступая силе, я просил генерала Фрелиха,
чтобы позволено было назначенной от меня комиссии обще с его
[комиссией] описать корабли и все вещи, неприятелем
оставленные, или, по крайней мере, дать мне о том ведомость, и сие
представление мое было отказано; я по ордеру адмирала
Ушакова повторил мои требования и вторично получил отказ.
Таким образом награждены столь великие издержки и
пролитая кровь верноподданных его величества императора Павла I
и употребление почти без остатка всей амуниции и снаряды,
вред, претерпенный фрегатами от жестоких погод, повреждение
18-ти больших пушек, пришедших в негодность к действию,
издержки на флотилию и содержание служителей, о чем вашему
сиятельству имею честь донести.
Флота капитан 2 ранга граф Войнович
К сему донесению графа Войновича в рассуждение австрий-.
ской политики можно изъяснить и изложить подробнее и как
участвовавшего в сей достопамятной блокаде. Генерал Фрелих
по направлению Тугута, бывшего тогда первым министром
австрийским, который, завидуя славе героя Рымникского, против
которого уже и повел свои ковы, а чтобы вернее забрать всю
Италию в противность воле российского императора, которого
единственное желание было восстановить в Европе прежний
порядок,— и венский кабинет начал действовать, а чтобы удалить
героя севера из Италии, долженствовало с российскими войсками
проникнуть через Альпы к Цуриху и там разрушить армию
генерала Массены; австрийцы, обещав выставить лошаков для чудо-
богатырей; в годы стремившийся и поседелый в войнах прибыл
[Суворов] к подошве Готарда, где не было обещанных лошадей;
Тугут обдумал хорошо, что сколько-нибудь отнять славы
Италийского (а может быть, и другие виды Тугута к сему
побуждали), но Суворов не затруднялся никакими препятствиями, и
орлы Севера без помощи друзей неверных быстро перелетели
пропасти и горы и на каждом шагу сплетали новые лавры
непобедимому, которого император Павел послал спасать царей и
царства. Конец сего удивительного перехода всем известен, и герой
возведен на высшую степень — генералиссимуса.
В сие-то самое время Тугут действовал со своим
поклонником Фрелихом на дела Анконы, и не мудрено с горстью русских
сделать такое беззаконное насилие, и желая пожать чужие
лавры, заслужил и тот и другой народное проклятие, ибо от сего
происшествия разрушался союз между Россией и Австрией. Но
правосудие божие наказало измену. Битва при Маренго,
потерянная австрийцами, и одним почерком пера потеряли и всю
Италию, которую тотчас французы и заняли, но как наша
ескадра находилась еще в Анконе, то во все нами завоеванные
84 города не вступали, объявя, что оных не займут до тех пор,
покуда русские не оставят берегов Италии; как скоро ескадра
наша отправилась с королевою Обеих Сицилей в Триест, то на
другой день из Пезаро вступили в Анкону французские войска
и по заслугам Фрелиха выслали из города не так-то учтиво;
и по письмам, мною получаемым из Анконы в Корфу,
уведомляли, что французы отобрали у него и то, что он взял от них
при анконской капитуляции. Однако ж я сему не верю.
Контр-адмирал Ратманов
[P. S.] Генералиссимус, отправлявшись из Петербурга в Италию,
сказал: «Я не боюсь французов, а боюсь австрийцев». Великий гений все
предвидел.
Вашему высокопревосходительству от 1-го числа сего
декабря последним моим рапортом имел честь донесть, что с
кораблей высажен был десант двести человек Бриммерова баталиона
с пристойным числом обер- и унтер-офицеров под командою
господина майора и кавалера Гамена к совокупному действию
с цесарскими войсками, под командою генерала Кленау
состоящими, быв обнадежен, что Генуя скоро взята будет.
Но, к сожалению моему, доношу, что совсем вышло
противное: 4 декабря господин Кленау, атаковывая неприятеля, пред
Генуею совершенно был разбит и потерял до 3 тысяч, но более
в плен взятых, нежели убитых. Из нашего десанту лишился я
при сем случае: убиты 38, в плен попало 19, раненых 18, какие
чины — при сем в списке значится.
Я при сем имею честь представить вашему
высокопревосходительству копию с рапорта господина майора Гамена г о
происшествии атаки, бывшей сей день под командою господина
Кленау. Изо всего происшествия изволите усмотреть, сколько
возможность наша позволяла, я старался не упустить и подкреплять
австрийского генерала, но доложу притом, что господин майор,
быв отряжен вперед, не был подкрепляем и, можно сказать,
к стыду сих австрийских войск, что кучами отдаются французам
в плен, а другие, сидя на горах, не пошевелились и с места.
Господин Кленау письменно меня пред сим уведомил, что он усилен
был 14 баталионами, пришедшими к нему от разных мест, число