При этом необходимо подчеркнуть, что С. Богомягков не проходил по делу «Генштабисты», не примыкая ранее ни к одной из группировок, не был он замечен и в разговорах на политические темы. Пример с С. Богомягковым свидетельствовал о многом, и прежде всего о том, что высший комсостав РККА далеко не во всем поддерживал курс ВКП(б) и лично И. Сталина, молчаливо соглашаясь с доводами «правых».
Реакция на информацию о позиции начальника 5-го Управления Штаба Красной армии последовала незамедлительно: С. Богомягков был снят со своей должности и направлен в Житомир командовать стрелковым корпусом. В начале 1931 г. его арестовали в ходе следствия по делу «Весна».
На данном деле следует остановиться более подробно ввиду важности его для нашего исследования и в связи с разноречивыми публикациями, появившимися в последнее десятилетие.
С приходом к власти в Польше летом 1926 г. Ю. Пилсудского и установлением в стране диктатуры режима «санации» («оздоровления» — A. З.) отношения Польши и СССР резко осложнились. Сгладить напряженность призваны были беседы и переговоры вновь назначенного посланника РП в СССР С. Патека с руководством НКИД. Они продолжались в течение весны — осени 1927 г., но успеха не принесли. Выявилось главное непреодолимое разногласие: Польша исключала возможность если не заключения пакта с СССР, то, во всяком случае, вступления его в силу до подписания нашей страной соответствующих пактов с лимитрофами (Латвией, Эстонией, Финляндией). Польша отказывалась включить в договор статью о неучастии в группировках, враждебных другой стороне[946].
В ОГПУ от источников в Иностранном отделе стали поступать тревожные сведения. Вот, к примеру, что сообщалось в сводке от 16 августа 1928 г., озаглавленной «Подготовка восстания на Украине»: «В планы Англии входит, воспользовавшись осложнениями между Польшей и Москвой, вызвать одновременно польско-советскую войну. С этой целью проводится подготовка УНРовского восстания на Украине. В 1927 г. англичане передали полякам 100 тысяч фунтов стерлингов в распоряжение Пилсудского для подготовки организации восстания на Украине»[947].
Далее разведчики утверждали, что уже разработан план восстания, начало которому положили бы боевые действия перешедших советскую границу петлюровских отрядов. Затем в дело должны были вступать некоторые части Красной армии, дислоцированные на Украине и обработанные в антибольшевистском духе. ИНО ОГПУ установило факт переноса восстания из-за болезни Ю. Пилсудского до весны 1929 г.[948]
Подобного рода сообщений внешнеполитической разведки было немало. Все они незамедлительно докладывались высшему политическому руководству страны и, безусловно, влияли на принятие важных решений в международной и внутриполитической сфере. Вот почему мы не можем согласиться с мнением исследователя советско-польских отношений О. Кена об искусственном нагнетании «военной тревоги» И. Сталиным и его ближайшим окружением с весны 1929 г., кульминация которой пришлась на март 1930 г.[949]
Другое дело, давала ли разведка объективную информацию, не «заглатывала» ли она подготовленную противником дезинформацию? Определить это еще долго не представится возможным из-за отсутствия за указанный период рассекреченных материалов советской внешнеполитической разведки и соответствующих документов английских и французских спецслужб, а также важнейших блоков дел 2-го отдела польского генштаба.
Что касается контрразведывательных аппаратов ОГПУ и прежде всего КРО и ГПУ УССР, то они не могли не принимать превентивных мер по срыву возможного восстания.
Прежде всего, были активизированы закордонные разработки, связанные с проникновением в агентурную сеть польской разведки штаба УНР. Один из чекистских агентов из числа бывших офицеров, ранее уже внедренный в число информаторов 5-й экспозитуры 2-го отдела ПГШ, в очередной раз нелегально прибыл в Польшу и был принят для личного доклада одним из наиболее доверенных людей Ю. Пилсудского — полковником Ю. Беком. Последний дал нашему агенту (представлявшему легендированную КРО ГПУ УССР повстанческую организацию — A. З.) инструкции по подготовке восстания и проведению шпионской деятельности[950].
Поляки организовали секретному сотруднику и ряд встреч с представителями правительства УНР для проработки координации совместных действий.
С помощью курьеров поляки переправили в распоряжение легендированной организации полтора пуда перексилиновых шашек и партию револьверов[951].
Все говорило о переходе подготовки восстания в более активную фазу. Опасения чекистов усилились, когда было выявлено хищение со склада 20-го стрелкового полка 7-й территориальной дивизии 327 винтовок и трех пулеметов[952].
И это при том, что планом восстания, утвержденным поляками и УНРовцами, предполагался захват Батуринского лагеря, состоявшего из частей 7-й дивизии. Незамедлительно проведенная чекистами массовая операция в районах формирования указанного соединения позволила изъять у терармейцев и их родственников 1652 единицы оружия[953].
Реальные факты убеждали руководство украинского ГПУ, что далеко не все участвующие в «легенде» секретные сотрудники добросовестно сотрудничают с органами госбезопасности, а возможно даже являются двурушниками, подставленными польской разведкой. В одном из документов, подготовленных в конце ноября 1930 г. контролировавшим развитие разработки оперуполномоченным 1-го отдела Особого отдела ОГПУ В. Осмоловским отмечалось, что «по ликвидированным делам арестовано 17 секретных сотрудников, дезинформировавших наши органы»[954].
К сожалению, в подавляющем большинстве это были бывшие офицеры, имевшие многочисленные связи с отставными и действующими военнослужащими из командного состава. А поскольку арестованным доверия уже не было, то и их знакомых взяли в активную агентурную разработку под общим названием «Весна» («Штаб повстанческих войск левобережья»). Вскоре арестовали бывшего штабс-капитана Я. Обмача и бывшего командира радиобатальона Г. Гордиенко. Последний дал показания о существовании в Киеве контрреволюционной организации из числа преподавателей военной школы имени С. Каменева и военруков гражданских вузов. Ее руководителями назывались бывший Генерального штаба генерал-майор В. Ольдерогге и полковник С. Добровольский.
Соответствующие докладные записки по делу «Весна» были направлены в Москву, и их рассмотрели непосредственно председатель ОГПУ В. Менжинский и его заместитель Г. Ягода. Поскольку нити от киевской организации тянулись якобы в Москву и другие крупные военные гарнизоны, В. Менжинский проинформировал об этом генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. Сталина. «По данным ОГПУ, — писал его председатель, — все контрреволюционные организации и группировки стремятся проникнуть в Красную армию… За последнее время нами выявлено много подобных повстанческих группировок, связанных с Красной армией, о чем будет составлен специальный доклад. Считаю необходимым представить Вам сообщение о подобной организации, открытой Украинским ГПУ, представляющей выдающийся интерес»[955].
Вот так «выдающимся» делом было названо еще только разворачивающееся следственное производство и агентурная разработка «Весна». После такого доклада у руководства ОГПУ уже не оставалось возможности «дать задний ход». Этого бы И. Сталин не простил.
Председателя ГПУ УССР В. Балицкого вызвали для личного доклада в Москву и одобрили его работу. Далее за подписью В. Менжинского последовал ряд указаний. Так, 6 ноября 1930 г. украинским чекистам предписывалось провести ликвидацию (путем арестов — A. З.) всех разрабатываемых по делу «Правобережной контрреволюционной организации» и обеспечить «максимально глубокое интенсивное следствие в расчете добиться выявления конкретных фактов активной польско-петлюровской работы»[956].
