Факт появления доклада именно весной 1927 г. может быть объяснен тем, что в Штабе РККА произошел некий инцидент с секретными документами. Поэтому М. Тухачевский копию доклада направил в Особый отдел ОГПУ, излагая свою позицию и выдвигая конкретные предложения по нормализации ситуации.

Чекисты самым внимательным образом отнеслись к поступившему документу и срочно провели специальное совещание руководителей Особого и Контрразведывательного отделов[239].

К сожалению, нам не удалось обнаружить материалы, раскрывающие ход совещания и, главное, его итоги. Однако сам факт столь спешного реагирования на доклад М. Тухачевского показателен с точки зрения отношения руководящих сотрудников ОГПУ к вопросу упорядочения работы с важными закрытыми документами в военном ведомстве.

Но этим чекисты не ограничивались. Совокупный анализ материалов органов ВЧК — ОГПУ за изучаемый период позволяет нам выделить явления, рассматриваемые как угрожающие сохранению военной и государственной тайны. К ним можно отнести:

1) инициативные попытки отдельных военнослужащих передать секретную информацию иностранцам, либо вербовка последними секретоносителей;

2) побеги военнослужащих-секретоносителей за границу;

3) халатное отношение в обращении с секретными документами, могущее привести к их утрате, разглашение закрытых сведений;

4) недостатки в маскировке и зашифровке важных военных объектов.

Работа по вскрытию указанных явлений, их недопущению или минимизации негативных последствий была исключительно важной в плане обеспечения безопасности функционирования войск и учреждений РККА и Флота.

Подытоживая рассмотрение внешних и внутренних угроз Вооруженным силам нашей страны в изучаемый период, можно утверждать следующее: разведывательно-подрывная деятельность иностранных государств и эмигрантских центров против РСФСР, а затем СССР носила масштабный характер и своим острием направлялась прежде всего на РККА и РККФ. И это не случайно. Наши противники того времени реально опасались использования большевистским руководством своих вооруженных сил для насаждения «красными штыками» революций в сопредельных странах. Следовательно, как можно более полная информация о состоянии Красной армии и Флота, текущих и перспективных планах командования давала некую уверенность не быть застигнутыми врасплох. Это с одной стороны. А с другой, как становилось ясно из добываемой советскими спецслужбами информации, капиталистические государства не оставляли, особенно в 20-е годы, интервенционистских намерений, а разведобеспечение возможных боевых действий является обязательным элементом. Усиление разведывательно-подрывной активности являлось однозначно воспринимаемым индикатором агрессивных приготовлений.

С учетом сложившихся после Гражданской войны международных отношений и определения новых границ на западных рубежах советской страны, из всех вероятных противников главным, безусловно, являлась Польша. Она рассматривалась как ядро коалиции, куда могли войти Финляндия, Эстония, Латвия, Литва и Румыния. Указанные страны активно обменивались добытой военной и иной информацией по СССР.

По оценкам советского политико-государственного руководства, коалиция могла решиться на военные действия против «социалистического острова» только при военной и финансовой помощи Англии и Франции. Последние самостоятельно и через спецслужбы «лимитрофов», а также белоэмигрантов осуществляли разведывательные акции в СССР.

Основными объектами агентурного проникновения в целях разведки и непосредственного подрыва являлись штабы, учреждения и воинские части РККА и Флота, оборонные предприятия и транспорт. Это понимали военные и непосредственно ощущали в своей работе органы госбезопасности.

Наряду с внешними угрозами существовали и внутренние, которые, в случае их реализации, могли (возможно, даже в большей степени, нежели внешние) негативно сказаться на боеготовности наших вооруженных сил, породить у высших инстанций сомнения в политической лояльности Красной армии, способности ее выполнять точно и в срок любой приказ: будь то отражение агрессии или подавление внутренних беспорядков и вооруженных восстаний.

В этой связи можно говорить о двуединой задаче, поставленной органам ВЧК — ОГПУ. Первая ее составляющая — это обеспечение безопасности Вооруженных сил страны, что прямо указывалось в Положениях о ГПУ — ОГПУ и особых отделах Госполитуправления. А вторая — это необходимость обезопасить саму власть от армии, т. е. от попыток превращения ее в самостоятельный субъект политики и источник бонапартистских проявлений.

После окончательного разгрома в ходе Гражданской войны и иностранной военной интервенции сил внешней и внутренней контрреволюции Советская Россия получила возможность перейти к восстановлению разрушенного войной хозяйства уже в мирных условиях.

Однако это не означало, что наши противники окончательно отказались от вооруженной интервенции. Они сменили формы и методы борьбы, делая ставку на подрыв страны изнутри, активно проводили шпионскую деятельность.

И тем не менее переход от войны к миру, отказ от «военного коммунизма» и введение НЭПа поставили на повестку дня вопрос об изменении проводившейся несколько лет карательной политики Советского государства. Объективные условия диктовали необходимость применения иных методов подавления антибольшевистской, антисоветской активности и шпионажа.

Уже в начале января 1921 г. за подписью Ф. Дзержинского был издан соответствующий приказ. Он так и назывался: «О карательной политике органов ЧК»[240]. Суть его состояла в ориентировании чекистов на использование оперативных методов получения необходимой информации о действиях противника на самых ранних стадиях его активности.

Однако этот и другие приказы и директивы не могли кардинальным образом изменить деятельность органов госбезопасности. Ведь ВЧК создавалась как чрезвычайный орган для жесткого подавления выступлений контрреволюционеров, ликвидации заговоров и вооруженных мятежей[241]. Следовательно, в мирной обстановке требовалось коренным образом менять не только характер деятельности, но и ограничить возможность применения внесудебных репрессий, уточнить правовой статус ВЧК.

О реорганизации ВЧК в данном направлении заговорили не только партийные и государственные деятели, но и сами руководители органов госбезопасности. Один из первых проектов, разработанных на Лубянке в июне 1921 г., был направлен на оценку Ф. Дзержинскому. Он проект рассмотрел, однако не согласился со многими его положениями. «По-моему, — заключил председатель ВЧК, — это кабинетный, нежизненный проект»[242]. К сожалению, сам проект в архивах не сохранился, но ясно, что его «нежизненность» определялась оставлением за ВЧК внесудебных полномочий в полном объеме. Это ясно хотя бы из того, что Ф. Дзержинский поддержал принятый через месяц декрет ВЦИК «Об объединении всех революционных трибуналов республики». Декрет оставлял за ВЧК применение внесудебных репрессий лишь в местностях, объявленных на военном положении, и только по делам о шпионаже, бандитизме, об участии в вооруженных восстаниях[243].

Работа над реорганизацией ВЧК продолжалась. 1 декабря 1921 г. В. Ленин внес в Политбюро ЦК РКП(б) проект преобразования ВЧК, в котором особый акцент делался на сужении круга ее деятельности. Члены высшего исполнительного партийного органа в тот же день своим постановлением создали специальную комиссию в составе Ф. Дзержинского, Л. Каменева и Д. Курского. Однако с самого начала своей работы комиссия столкнулась с серьезными трудностями при подготовке проекта Положения о ВЧК, поскольку члены комиссии не могли сойтись во мнениях относительно ее функций. Наиболее радикально высказался Л. Каменев. Он, к примеру, предлагал ограничить деятельность ВЧК лишь борьбой с политическими преступлениями, шпионажем, бандитизмом, охраной железных дорог и складов[244].