Нидермайер утверждал, что после неудачной попытки завербовать одного из военнослужащих РККА получил категорический приказ из Берлина от начальника III отдела (отдел иностранных армий) Генштаба полковника Фишера о прекращении какой-либо разведывательной деятельности в СССР по линии «Ц-МО».
Однако можно утверждать, что военному руководству в Берлине информация продолжала поступать по другим каналам. Германская разведка успела за первые годы тайного военного сотрудничества с нашей страной добыть значительный объем данных о РККА. «По имеющимся и проверенным нами закордонным сведениям, — отмечали в одном из циркулярных писем заместитель председателя ОГПУ Г. Ягода и начальник контрразведывательного отдела А. Артузов, — в штабе фашистских организаций Германии имеются точные сведения о состоянии, вооружении, расположении и настроении нашей Красной армии»[175].
В 1929 году произошло объединение немецких военно-разведывательных служб. К Абверу перешла вся работа, проводимая разведкой ВМФ, «Нунцией» и другими информационными бюро. Разведывательные операции за границей теперь становятся его основной задачей. С приходом Гитлера к власти на разведывательно-подрывную деятельность стали ассигновать значительно больше бюджетных средств[176].
Когда доминирующей политической силой в Германии стала национал-социалистическая партия, военному руководству в Берлине стало понятно, что советско-германское военное сотрудничество не имеет перспектив и легальные источники сбора обширной информации вскоре иссякнут.
В этих условиях немецкая разведка резко активизировала деятельность на советском направлении. По некоторым признакам это зафиксировали в ОГПУ. В середине 1932 г. появилось специальное циркулярное письмо по данному поводу. В документе отмечалось, что работа германской разведки в СССР все более и более переходит на нелегальные методы, которые лишь дополняются усилиями аппарата военного атташе при посольстве в Москве[177].
Завершая рассмотрение разведывательно-подрывной деятельности германских спецслужб в отношении СССР, необходимо подчеркнуть ее важную отличительную особенность. Реалистично оценивая возможности, вытекающие из многолетнего и достаточно тесного сотрудничества двух стран в такой специфической сфере, как военная, разведчики и их руководители из министерства Рейхсвера сделали ставку вовсе не на банальный шпионаж, а на выстраивание системы подчинения своему влиянию отдельных советских военачальников и даже некоторых звеньев оборонного ведомства Советского Союза. Еще в начале 1926 г. руководитель отдела иностранных армий Войскового управления Рейхсвера полковник Фишер в секретной переписке с неофициальным представителем в Москве Лит-Томсеном отмечал возрастающую заинтересованность немецкого военного руководства в том, «чтобы вскоре приобрести еще большее влияние на русскую армию, Воздухофлот и флот»[178].
Такую амбициозную задачу не ставили перед собой военные круги других иностранных государств. По нашему мнению, лишь откровенно антикоммунистическая и антисемитская политика Гитлера и его окружения не дала возможности германскому генералитету продвигаться в указанном направлении.
Как показывает проведенный автором анализ ряда архивных документов, включая и циркулярные письма о работе по немецкой линии, руководство органов госбезопасности, к сожалению, недооценило оборотной стороны военного сотрудничества с Германией. Основной упор в работе чекистам предлагалось делать на выявление и пресечение фактов сбора сведений о Красной армии и оборонной промышленности, а не на обнаружение влияния немецкого генералитета и разведки на командиров РККА, участвующих в реализации совместных проектов. Ярким примером того является отсутствие должной реакции на сообщение берлинской резидентуры ИНО ОГПУ в 1932 г. о наличии в СССР некой военной партии, действующей в контакте с Генеральным штабом Германии. Такое же отношение проявилось и к подготовленной в июне 1933 г. докладной записке на имя Г. Ягоды о тайной работе немцев в СССР. Автором записки был начальник немецкого отделения ИНО ОГПУ О. Штейнбрюк, возглавлявший в течение ряда лет аналогичное отделение в советской контрразведке. «Многими не понималась тогда, — писал он позднее в ЦК ВКП(б), — вся тонкая и подрывная работа немцев против СССР… Будучи еще в НКВД и занимаясь в течение 15-ти лет работой по немцам, я знал, что в Разведупре РККА существует подобная же недооценка действительной опасности Германии и ее армии»[179].
Еще одной внешней силой, не только проводившей разведывательные и террористические акции против РККА и Флота, но и стремившейся влиять на наши вооруженные силы, являлись эмигрантские организации. Безусловно, это относится прежде всего к Русскому общевоинскому союзу (РОВС).
Одним из важных, можно сказать, даже базовых вопросов, над решением которого не один год бились лидеры союза, — это превращение Красной армии в русскую национальную, способную активно участвовать в свержении большевистского режима. «По общему мнению, которое я и сам разделяю, — писал в своем дневнике представитель П. Врангеля в Берлине, руководитель отдела РОВСа полковник А. фон Лампе, — у нас один путь для работы — союз с Красной армией и террор в самой России»[180].
Один из идеологов монархического крыла эмиграции, бывший депутат Государственной думы В. Шульгин прогнозировал в середине 20-х годов, что «армия и флот будущей России должны объединить в себе всех воинов независимо от того, под какими знаменами они стояли в тяжелейшей период смуты, за исключением тех в Красной армии, которые станут в момент свержения большевистской власти на ее защиту»[181].
На первом монархическом съезде в Рейхен-галле (Германия) в мае — июне 1921 г. отмечалась необходимость развернуть в России боевые организации и вести усиленную работу в Красной армии[182].
Достижение влияния на армию ставилось на одно из первых мест и в программных документах савинковцев. Последние считали, что комиссары с трудом сдерживают неприязнь Красной армии к Советской власти, и поэтому необходимо только установить связь между воинскими частями и повстанческими крестьянскими отрядами. Информационное бюро савинковского «Союза защиты Родины и свободы» за несколько месяцев в 1921–1922 гг. издало более 3 миллионов экземпляров пропагандистской литературы, в основном направленной на обработку командиров и солдат Красной армии[183].
Однако савинковцы не получали должной отдачи от своих действий. Один из агентов ИНО ГПУ из близкого окружения Б. Савинкова сообщал, что по внутренним оценкам Информационного бюро конец 1921 года и весь 1922 год считается провальным периодом в плане установления связи с Красной армией.
Командный состав РККА из числа бывших офицеров определялся как монархически настроенный, а социал-революционеры были для них одиозней большевиков. В результате во второй половине 1923 года савинковцы окончательно отказались от работы в Красной армии и сосредоточили свою деятельность на рабочих и крестьянах[184].
Общая формула действий, проектируемых активными эмигрантскими организациями, состояла в следующем:
1. Целенаправленное и многоканальное идеологическое воздействие на комсостав, с упором на бывших офицеров и генералов царской и белых армий, создание из их числа организационных звеньев на случай восстания, приуроченного к началу вероятной войны против СССР. Предполагалось нанести удар изнутри по РККА, захватить руководство в ней, уничтожить структуры ВКП(б) и таким образом повернуть ее на свою сторону.
