Когда прошли первые недели патриотического порыва, Доминик с Мелиссой стали принимать больше приглашений от соседей, и обнаружилось, что Захарий Сеймур все чаще появлялся в обществе Деборы Боуден, хотя та продолжала увиваться вокруг Доминика. Соседи стали невольно замечать, что мистер Слэйд недолюбливает красивого англичанина; было совершенно ясно и то, что мистер Латимер тоже не стремится к обществу мистера Слэйда.
Мелисса это заметила сразу, но реакция мужчин друг на друга ее не особенно удивила. Хотя она не вполне отдавала себе отчет, почему они так не любят друг друга, но начинала догадываться: что-то произошло между ними в Лондоне из-за леди Боуден. Нельзя сказать, чтобы это заключение ее обрадовало.
Доминик и Мелисса по-прежнему проводили ночи врозь: волнения и тревоги всей нации отодвинули на задний план их собственные проблемы. Известие о сожжении Вашингтона произвело на Мелиссу удручающее впечатление, она, как и все американцы, была в ярости, беспокоилась о мужчинах своей семьи и об опасностях, которые их ожидают, поэтому испытала и чувство вины, и облегчение, когда было решено не посылать добровольцев на побережье Атлантики, а оставить их для защиты своего края.
Отправлять на войну любимого мужчину — будь то муж, отец, любовник или сын — всегда тяжело. Но, учитывая, что у нее с Домиником не все улажено, она боялась, что он уедет, так и не узнав о ее чувствах, хотя день ото дня взаимность их чувств росла…
Шли дни, первый порыв энтузиазма пошел на убыль, а новости, спускавшиеся вниз по Миссисипи от одного города к другому, были хорошими:
Балтимор, под военным руководством Самуэля Смита, геройски отбил атаку британцев. Еще больше вдохновило американцев то, что британский генерал-майор Роберт Росс, приказавший поджечь Вашингтон, был сражен пулей снайпера. Одиннадцатого сентября в Платтсбурге, штат Нью-Йорк, британские силы под командованием сэра Джорджа Превоста потерпели поражение. На озере Шамплейн американский морской офицер Томас Мандон применил блестящую тактику и уничтожил британскую эскадру, прикрывавшую отряд Превоста. Новости, конечно, были не очень свежие, но их встречали так радостно, как если бы события произошли вчера.
Жизнь входила в нормальную колею, и все чаще Мелисса возвращалась к вопросу об отношениях с мужем. Она редко его видела, и хотя он был вежлив с ней на приемах и обедах, это было не совсем то, чего она хотела.
Они по-прежнему жили как брат и сестра.
Мелисса была озадачена этим, потому что не сомневалась, что мужа влечет к ней, но у нее не хватало смелости изменить ситуацию. Много ночей она провела без сна в холодной постели, пытаясь набраться смелости и, раскрыв двери, разделявшие их спальни, войти в комнату мужа. Мелисса не раз бралась за ручку двери, но мужество покидало ее, и она возвращалась в постель, снова металась, ворочаясь без сна, и воображение рисовало ей волнующие сцены…
Возможно, Мелисса все же решилась бы на такой поступок, но ее сдерживали отношения Доминика и Деборы. Были моменты, когда она могла поклясться, что муж совершенно равнодушен к этой женщине, что она его раздражает, пытаясь завладеть его вниманием на приемах. Но, однако, он позволял Деборе так себя вести с ним. Мелисса зашла в тупик. Доминик в редкие моменты, когда они оставались наедине, держался с ней непринужденно, тепло, галантно и смотрел на нее так, что пульс ее учащенно бился. А потом Мелиссе снова казалось, что он целиком поглощен этой безмозглой куклой Деборой Боуден.
Конечно, Мелисса чувствовала и свою вину: она ведь тоже ничего не делала, чтобы оттолкнуть от себя Латимера, который все время вился около нее. Ну, а что ей оставалось, если муж все время танцует с другой? Общество Латимера было ей неприятно, хотя он вел себя тактично и вежливо; но Мелисса понимала, что вынуждена терпеть его из-за сестры, и если бы Доминик не оставлял ее, позволяя Деборе увиваться вокруг себя, она бы никогда не позволила бы Джулиусу Латимеру даже приблизиться к ней. Мелисса твердо решила поговорить с Джошем о Доминике и даже сделала несколько попыток, но Джош, как и Доминик, был занят важными делами, и когда она приезжала навестить его, то никогда не заставала.
Ройс же, казалось, стремился избежать разговора с кузиной и, оказавшись наедине с ней, исчезал под каким-либо предлогом… Почему он вдруг стал так неловко чувствовать себя в обществе Мелиссы? Что он пытается скрыть?
Мелисса стала раздражительной, и однажды, в самом начале октября, когда Ройс заехал к ним в поисках Доминика, которого не оказалось дома, она задержала его.
— Подожди. Я хочу с тобой поговорить. Выражение неловкости появилось на лице Ройса, уже стоявшего на пороге.
— В другой раз, дорогая. Я действительно должен спешить.
Но на этот раз Мелисса не дала ему отвертеться. Схватив его за руку, она посмотрела кузену прямо в глаза и голосом, полным мольбы, сказала:
— Ройс, каким бы спешным ни было твое дело, мне нужно с тобой поговорить.
Бледное лицо Мелиссы и темные круги под глазами — свидетельство бессонных ночей — заставили Ройса уступить. Он более, чем кто-либо другой, знал о трудностях семейной жизни Мелиссы. Ему было известно, что, хотя его кузина и Доминик вступили в брак в силу обстоятельств, оба они не были равнодушны друг к другу. Он мог побиться об заклад на крупную сумму, что Доминик и Мелисса зашли в тупик в своих чувствах друг к другу. А если вспомнить дела Доминика с Деборой, то ситуация становилась еще более сложной. И хотя Ройс не беспокоился за Доминика, который выполнял просьбу Джейсона, понимая, что тот сам в силах справиться со своими проблемами, он не был равнодушен к страданиям обожаемой кузины. До какой-то степени он даже развлекался, наблюдая, как Доминик пытается ухаживать за женой и в то же время позволяет Деборе Боуден вешаться ему на шею, но мука в глазах Мелиссы заставила его пересмотреть свой взгляд на ситуацию.
— Ну, если ты настаиваешь, дорогая… Мелисса провела его в гостиную и усадила рядом с собой на диван. Брат взял ее мягкую, нежную руку в свою и поцеловал. Встретив ее взволнованный взгляд, он спросил:
— Что тебя так беспокоит, дорогая? Ее красивые губы задрожали.
— Это так заметно? Я думала, что хорошо скрываю свои чувства…
— Но не от меня, — ответил Ройс тихо. — Я думаю, дело в Доминике и его флирте с Деборой Боуден. Я тебе говорил, что не надо этого опасаться.
— Но почему Доминик позволяет ей держать его возле себя? — вскричала Мелисса; страхи и сомнения неудержимо захлестнули ее душу.
— Потому что он должен так поступать! — ответил Ройс, которому совсем не нравилась его роль в этом деле.
Глаза Мелиссы расширились:
— Должен так поступать — переспросила она тупо. — Но почему? Что его заставляет? Ройс вздохнул:
— Если бы ты не была так невинна, ты бы поняла, что Доминику ничего не надо от Деборы, он с удовольствием бы придушил ее и никогда больше не отходил бы от тебя.
Мелисса с болезненным напряжением вглядывалась в его лицо.
— Откуда ты знаешь?! Он вовсе не хотел на мне жениться, это твой отец заставил его, — горячась, говорила она, — а леди Дебора очень красива и не простушка.
— О, самая эгоистичная сучка, которую я встречал! — заявил Ройс с явным презрением.
При этих словах Мелисса смутилась еще больше, потому что на публике Ройс вел себя так, словно тоже очарован Деборой.
— Я думала, что и ты от нее без ума, как и Захарий, и Доминик.
— Боже мой! Да нет! Никогда она мне не нравилась, даже в молодости, когда Доминик был ею увлечен. Для любого человека в здравом уме, не ослепленного ее смазливым личиком, совершенно ясно, что это коварная, лицемерная женщина, такая же, как и ее брат.
— Тебе и Джулиус не нравится? Почему? Ты ведь все время проводишь с ним. На каждом вечере вы просто неразлучны, если он не рядом со мной.
— Я тоже хотел поговорить с тобой об этом, радость моя, — заявил Ройс с обеспокоенным выражением карих глаз. — Какого черта ты заигрываешь с этим мошенником и поощряешь его ухаживания?