Ивар обреченно вздохнул и подставил чарку.

Икра красная оказалась хороша, черная – еще лучше, баклажанную викинги благоразумно пробовать не стали. Кувшин опустел, на смену ему принесли новый, и Ивар вскоре с изумлением обнаружил, что сидит чуть ли не в обнимку с Буслаевым.

– У нас в городе нет бояр! – горделиво вещал тот. Князя тоже нет! Никаких артист… дрист… ардристократов!

– Аристократов! – поправил дотошный Арнвид.

– И этих тоже! – согласился Буслаев, мотнув рыжей башкой так, что едва не свалился с лавки. – Все мы равны! Подчиняемся только городу… посаднику, которого сами выбираем! А он уже устанавливает законы, собирает по… пошлины… нанимает воинов…

– Поэтому можно бить морды всем, кроме подручных посадника! – На Нерейда, судя по всему, снизошло озарение.

– А казнить посадник может? – осведомился эриль.

– Только изменников, кто к врагу переметнулся! – сурово ответил Буслаев и бухнул кулаком в могучую грудь, – А за прочее в поруб сажают, и только вече может решить: жизнь или смерть!

– А вече – это что? – поинтересовался Нереид, ради того чтобы только поддержать беседу. Судя по осоловелым глазам, глядящим в разные стороны, рыжему викингу уже было все равно, о чем болтать.

– Собрание всех свободных мужчин Новгорода! – В громогласном рыке Буслаева слышалась нескрываемая гордость.

– А, как тинг у нас, – повертев пальцем в ухе, прокомментировал Арнвид.

– Истину глаголешь! – Буслаев широко улыбнулся. – Поэтому давай еще выпьем!

Определенный смысл в этом предложении был, поэтому отказываться никто не стал. Мед же оказался очень коварным напитком: он не тяжелил тела, подобно пиву, не бил сразу в голову, как брага, не веселил, точно вино, а медленно и неотвратимо затуманивал рассудок.

– Веселиться желаю! – крикнул Буслаев после третьего кувшина. Когда Нерейд уткнул лицо в тарелку с мочеными яблоками, Арнвид пытался с помощью рун написать на столе «Тут был Арни», и даже Ивар чувствовал себя изрядно нетрезвым.

Дверь постоялого двора с треском отворилась, и внутрь ринулись, словно только и дожидались этого момента, какие-то люди в лохмотьях и колпаках с бубенцами. Помещение наполнилось звоном, гудением маленьких дудок и развеселыми воплями.

Ивар от неожиданности схватился за меч и, к собственному удивлению, промахнулся. Пальцы, не достигнув рукоятки, лишь цапнули лавку.

– Спокойнее! – прогудел Буслаев. – Это скоморохи! Сейчас будут нас веселить!

Ивар хотел было сказать, что ему и так весело, но язык удивительным образом не послушался. Впору было поверить, что конунга хитрым манером отравили.

Но тревожные мысли исчезли из головы со скоростью летящей стрелы, и гулянка продолжалась. Скоморохи пели и плясали, выделывая такие коленца, какие Ивар до сих пор видел только во дворце Оберона и Титании, хозяев Фэйрилэнда, Страны Чар, во время бала фэйри.

Арнвид пытался танцевать вместе с ними, лихо хрустел суставами, но в конце концов изрядно вымотался и свалился под стол. Вскоре оттуда раздался негромкий, но пронзительный храп.

– А… – Ивар вдруг вспомнил, что где-то там, у причала, остался драккар с его дружинниками, для которых конунг просто пропал. На голову словно вылили ушат холодной воды.

– Что такое? Поблевать? – Буслаев участливо нагнулся к собеседнику, – А, нет…

Несмотря на то что язык Ивара заплетался, новгородец понял все до последнего слова. Сказался богатый опыт общения в пьяном виде.

– Эй, малый, – сказал он, подозвав одного из слуг, – отправишься на причал. Найдешь драккар со змеем на носу. Скажешь там, чтобы все тащились сюда, кроме Эйрика, который с десятком должен остаться на корабле…

Ивар ощутил, что долг конунга на сегодня выполнен и с облегченным вздохом брякнулся на лавку.

– Слабоват, как и все заморские, – печально вздохнул Буслаев, наливая себе еще меда, – хотя в драке выглядел ничего…

Мир вокруг качался, в голове шумело, точно Ивар, подобно Садко, решил отправиться в плавание на утлом плоту. Думать не получалось вообще, и, отчаявшись составить хоть одну связную мысль, он разомкнул отяжелевшие веки. Под спиной было что-то твердое, а взгляд уперся в дощатый потолок.

– Ага, очнулся! – сказал кто-то ехидным голосом.

– Давненько я тебя таким не видел, конунг, – укоризненно прогудел другой голос, басовитый и глубокий.

– Общение с русичами до добра не доводит! – добавил первый.

«Сигфред и Кари» – всплыли из глубин сознания имена, и Ивар с трудом сел. Берсерки сидели за столом у окна, и во взглядах их было что угодно, но только не уважение к титулу конунга.

– Что было вчера? – спросил Ивар, едва ворочая распухшим языком. – И где мы?

– В комнате, куда мы тебя принесли из общего зала, где ты дрых на лавке, – сообщил Сигфред, улыбаясь насмешливо, словно заяц, обнаруживший намертво запутавшуюся в кустарнике лису. – Тот рыжий кабан нам тебя едва отдал, чуть не подрались!..

– А так ничего, обошлось, – рокотнул Кари, – видали и похуже!

– Видали, – согласился Ивар, обнаружив, что спал в одежде и даже в сапогах. – А где остальные?

– Дрыхнут еще. Вчера остатки того, что ты не допил, долакали мы! – Тощий берсерк выразительно облизнулся. – Дабы не дать конунгу сгинуть в пучине пьянства!

– Вот шутник, рядом с тобой сам Локи отдыхает! – Ивар встал и тут же сморщился – в висок будто ударили молотом.

Зал, где вчера гуляли, выглядел будто поле брани после битвы. На лавках, столах и даже на полу возлежали дружинники, храп стоял такой, что трясся потолок, а бычьи пузыри, натянутые на окна, изрядно запотели.

Буслаева среди спящих не было.

– Зато как погуляли, – невнятно выразился Ивар и выбрался во двор. Тут царило утро. Солнце, болезненно яркое, радостно лучилось в чистом небе, чирикали пташки.

Черная собака, лежащая у ворот, посмотрела на похмельного конунга с явным неодобрением.

– Тебе повезло, – проворчал Ивар. – Ты не пьешь!

Под осуждающим взглядом псины он умылся и напился. Стало легче. Только после этого он понял, что назойливый шум, который он до сих пор принимал за гудение внутри головы, доносится откуда-то с улицы. Словно за ночь к Хольмгарду подступило море.

– Эй, конунг, – из дверей постоялого двора высунулась наглая рыжая морда Нерейда, – похмеляться будешь?

– Нет, – ответил Ивар, которого едва не передернуло при слове «хмель». – Пойдем лучше погуляем!

– Давай. – Рыжий викинг на мгновение исчез и тут же вернулся, уже с мечом на поясе. – Тебя одного отпускать что дитя малое – всякий обидит!

Ивар потрогал синяк, оставшийся после вчерашней драки, и промолчал.

Улицы города, вчера заполненные народом, точно болото – лягушками, сегодня оказались пустынны, будто капище в урожайный год. Словно все обитатели Хольмгарда дружно переселились куда-нибудь в Валланд. На дверях лавок висели замки, и ветер сиротливо шуршал обрывками бересты.

– Куда они все подевались? – недоуменно вопросил Нерейд, когда они миновали третью подряд пустую улицу. – Нидхегг их пожрал, что ли?

– Скоро узнаем, – проворчал Ивар.

Странный шум, накатывающийся волнами, как прибой, постепенно усиливался. Улица повернула – и перед викингами открылась громадная площадь, похожая на миску, до краев заполненную кипящим супом из орущих и свистящих людей.

Ивар в первое мгновение едва не оглох. Потом у него чуть не лопнула голова.

– Это же городской тинг! Вече по-здешнему! – донесся сквозь рев голос Нерейда. – Только почему так шумно?

Площадь волновалась и кипела, а по другую ее сторону, у подножия высокой, сложенной из бревен башни, виднелся широкий помост. Расположившиеся на нем люди были разряжены в парчу и бархат, солнце ярко сверкало на украшенных золотом поясах, обтягивающих толстые, словно подушки, животы.

По краю помоста цепью выстроились стражники. Все высокие, плечистые, с короткими, толстыми копьями и широкими щитами. Взгляды их настороженно шарили по толпе.