О да, такая карта повернёт любую игру в пользу владеющего ей. Дочь королевы и родного брата короля, стоящая во главе победоносного французского войска… Господи! Кто ж тут осмелится возразить, что у неё нет права на престол?! Её на трон не посадят – вознесут! Династия формально продолжится, и, совсем не формально, продолжится её покровительство Анжуйскому дому!

Ла Тремуй даже засмеялся. Как всё складно!

Но так же и опасно, если кто-то умный догадается.

А он умный…

И даже если заговора, как такового, пока нет, его следует создать, чтобы одним, точно выверенным доносом, устранить сразу все проблемы…

Взгляд Ла Тремуя скользнул по оставшимся картам.

Ах, да! Есть ещё и эта тёмная масть – эти геральдические шишки, в которых всё неясно… эта непонятная Клод… Де Вийо говорит, что более простодушного создания не встречал. Но де Вийо в таких делах всего лишь ремесленник, не мастер, и не может понять, что простодушные опаснее всего. Из этой податливой породы можно высечь что угодно – вопрос в том, кто первым возьмётся высекать. А тут первой герцогиня Анжуйская, и что она собралась высекать – непонятно…

Министр вздохнул.

Указательным пальцем придвинул к себе Короля Сердец.

Вот это истинный Филипп… Сильный, уверенный в себе, благополучный и ни в ком не нуждающийся, благодаря своему благополучию. Он бы ни за что не поделился сведениями просто так…

Интересно, как давно он знает?

Память услужливо напомнила, как месяца три назад шпионы донесли о визите в Бургундию мадам Ришемон. Вряд ли сестра поехала к брату просто по-родственному, и как раз накануне отвода бургундских войск из-под Орлеана… Интересно…

Ла Тремуй сжал ладонями виски, размышляя, но тут же тряхнул головой. Копаться в этом прошлом уже не было смысла. Даже если Филипп знал тогда, а поделился только теперь, следовало понять – зачем он это всё-таки сделал? Хочет, чтобы Ла Тремуй сам обо всём догадался и взял под контроль? Или создал сам? Или вообще возглавил подобный же заговор, чтобы сбить с толку настоящих заговорщиков, и тем вернее их сдать?!Ох, Господи! Что за люди все эти короли и принцы?! Ну почему всё и всегда за них нужно додумывать?!

Ла Тремуй сердито сгрёб карты.

Одна выпала, и лицо, изображённое на ней, словно усмехнулось в дёрганом свете одинокой свечи на столе.

Ещё сегодня днём, начерно прикидывая возможные варианты своих действий, он решил начать расследование с кого-нибудь из тех военачальников, что так рьяно поддержали прибытие Девы ко двору. Однако, ночь наполненная размышлениями, подтолкнула к иному…

Министр поднял выпавшую карту.

Кто при дворе сейчас наиболее осведомлён? Конечно же она – Дама Жезлов. Она всё это начала, она столько лет надстраивала одно своё действие на другое, вопреки помехам извне, и только она одна знает все слабые места своего плана. Так что, если и начинать что-то против, то начинать надо с неё.

* * *

– Ваша светлость удивлены?

Слегка подавшись вперёд и сцепив в замок пальцы на уровне пояса, господин де Ла Тремуй вошел в приёмные покои герцогини Анжуйской почти смиренно.

– А между тем, сударыня, – добавил он, без улыбки, – я делаю то же, что сделали когда-то и вы, волнуясь за судьбу нашего дофина и королевства – прихожу к вам, открыв забрало, и с чистыми помыслами.

Мадам Иоланда, действительно, с большим трудом смогла не выдать ВСЕХ чувств, охвативших её при появлении Ла Тремуя. Только что было закончено письмо Артюру де Ришемон, в котором она советовала последнему незамедлительно присоединиться к французскому воинству, не смущаясь ничем, даже если будут намекать, что в услугах «бретонского брата» не нуждаются. При этом мадам держала в уме последующие совместные действия, как раз, направленные против Ла Тремуя, которые станут конечной точкой во всём этом деле. Этаким изящным росчерком под прошлой жизнью – таким же коротким и уверенным, как и её подпись под письмом к Ришемону. Так что теперь, закончив писать, герцогиня, хоть и отдалась слушанию поэтической баллады, которую вслух читала одна из её фрейлин, всё же ещё находилась в плену мстительных чувств по отношению к Ла Тремую. Удивление среди них было самым невинным, поэтому его она оставила напоказ, пряча остальные.

– Неужели есть повод волноваться? – холодно спросила мадам Иоланда.

– А разве на недавнем совете вас ничто не насторожило?

– Только присутствие тех, кто не видит в Божьей посланнице волю нашего Господа. Все остальные казались вполне уместны.

Намёк был достаточно ясен и, пожалуй, груб, но Ла Тремуй даже глаза не отвёл.

– Мне хорошо известна ваша неприязнь, мадам, – произнёс он спокойно. – Тем очевиднее должна стать моя озабоченность – ради пустого дела я бы не пришёл. Отошлите фрейлин и прислугу, чтобы я мог поделиться своими опасениями. И, если они беспочвенны, успокойте меня, чтобы впредь я вас не тревожил.

Мгновение герцогиня размышляла.

Действительно, ради пустого этот господин не пришёл бы, но, зная его, и не ощущая вокруг никакой особой опасности, мадам Иоланда вполне допускала, что министр плетёт одну из своих жалких интриг, куда попытается сейчас втянуть и её. Прогнать – было бы самым правильным. Но любопытство пересилило. Да и что за опасность, в конце концов?! Надо просто быть особенно внимательной, и, при первой же попытке загнать её в какую-нибудь ловушку, выставить его вон! А знать планы своего противника всегда полезно.

– Что ж, сударь мой, я готова вас выслушать.

Кивком головы отпустив прислугу, герцогиня сделала приглашающий жест в сторону опустевшего кресла напротив, где только что сидела читающая фрейлина.

– Мадам, – сразу начал Ла Тремуй, – как бы плохо вы обо мне ни думали, но в том, что благополучие его величества всегда было моей первейшей заботой, сомневаться не можете даже вы.

– Вот как? Благополучие? В таком случае, объясните, для начала, что вы подразумеваете под благополучием его величества, потому что, на мой взгляд, наш король сейчас куда благополучнее, чем полгода назад, когда он всецело доверял только вашим советам.

– У короля может быть только одно благополучие – окружение людьми совершенно ему преданными.

– А вы полагаете, все те, кто сейчас за него воюет, преданны недостаточно?

– Да.

Ла Тремуй смотрел на герцогиню таким чистым взором, что она, на мгновение, даже смутилась.

– Объяснитесь, что вы имеете в виду?

– Чудесную Деву, разумеется. Её военные успехи, а более всего, её нетерпение уж очень вдохновляют наших рыцарей – от командующих до капитанов и ниже. Я понимаю, господа жаждут воевать, великая, хотя и единственная пока, победа вскружила головы, и войска боготворят неуязвимую Деву настолько, что прикажи она прыгать в огонь, никто не усомнится в том, что это необходимо! Но речь сейчас не о простых солдатах, а о тех, кто сосредоточил в своих руках военную власть. Они так же одурманены успехом и думают, что теперь всё возможно… На фоне призывов Девы к немедленным действиям разумная нерешительность его величества уже выглядит… м-м, не могу подобрать достойного слова, но разве сами вы не были свидетельницей тех, малопочтительных усмешек, которыми кое-кто из высокородных господ сопроводил некоторые – повторяю, вполне разумные – возражения его величества против немедленного похода?

Лицо мадам Иоланды словно заперли на все запоры. Опять этот хитрый лис со своей идеей мирных переговоров и союза с Бургундией! Господи, ну сколько можно! Надо быть полным идиотом, чтобы не понимать – сейчас это никому уже не интересно!

– Куда вы клоните, сударь? – неприязненно спросила она.

– К возможности возникновения заговора, мадам.

Министр откинулся назад, словно произнесённые слова повисли перед ним, и ему хотелось быть от них подальше. Между тем, глаза его, ловили малейшие изменения в собеседнице.

– Какая чушь! – спокойно произнесла герцогиня.

Однако засов напряжённого интереса на её лице слегка отодвинулся.