– А-а.

В ее голосе и раньше было мало жизни. Теперь она угасла совсем. Я оглядел музыкантов:

– Я готов расстаться с несколькими медяками, если ты мне объяснишь, почему эти джазисты торчат здесь в такое время дня.

Я плохо знал заведение Гулляра, но не думал, что здесь днем играет музыка.

– Вчера вечером после работы кто-то вытряс из них душу. Они ждут одного парня, чтобы разобраться.

Может, это Уник приходит их допекать.

– Вас примут, шеф. Босс сказал, чтобы вы прошли.

Я бросил в ладонь женщины несколько монет. Она попыталась улыбнуться, но не смогла вспомнить, как это делается. Я хотел сказать ей что-нибудь ободряющее, но ничего не придумал. Только сказал спасибо и поспешил за гномом. Если бы я пропустил его слишком далеко вперед, я бы упустил тот миг, когда он споткнется о бороду.

Рислинг Гулляр оказался ростом пять футов и толщиной три, лысым как коленка, лет за шестьдесят и страшным как смертный грех. Толстым он был не от жира. Я слышал, что в молодости он работал вышибалой и поддерживал форму на случай, если возникнет нужда в его мускулах.

– Садитесь, Гаррет. – Он указал мне на расшатанное допотопное кресло. Голос его напоминал перекатывание камешков в жестяном барабане. Кто-то когда-то вставил ему в горло свинцовую трубку.

– У вас есть что-нибудь для меня? Я подал ему отчет Брешущего Пса. Он взял его и стал читать.

– У меня есть вопросы, – предупредил я, оглядывая его рабочее место. Эту комнату нельзя было назвать кабинетом. Он сидел за столом, на котором лежали письменные принадлежности и рядом баночки с косметикой, то есть девушки пользовались этой комнатой как грим-уборной. В целом она была такой же убогой, как и остальные помещения.

– А?

Он поднял голову, маленькие серые поросячьи глазки сузились.

– Вопрос по существу; моему партнеру не пришло в голову его задать, потому что он думал, что эта работа – просто шутка.

Глазки Гулляра сузились еще больше.

– Шутка?

– Брешущий Пес Амато. Никто на свете не станет нанимать платного агента шпионить за сумасшедшим. В последнюю очередь это станет делать владелец такого заведения, как ваше. Я даже не могу себе представить, что вы знакомы с Брешущим Псом.

– Я не знаком. Не узнаю его, даже если он войдет сюда и вонзит в меня клыки. Но вам-то что? Вам же платят.

– Я подставляю свою задницу под огонь и град стрел, Гулляр. И мне хотелось бы знать, зачем я это делаю и для кого. Чтобы сообразить, откуда ждать беды.

– Вам неоткуда ждать беды.

– Все так говорят. Но если бы неоткуда было ждать беды, вы бы ко мне не пришли. Я не играю вслепую, Гулляр.

Он отложил отчет и посмотрел на меня так, будто решал, не дать ли мне пинка, и решил не давать.

– О вас идет добрая слава, Гаррет. Поэтому я вас и выбрал. Я рискнул.

Я ждал. Он размышлял. Гном-бармен стоял у двери, возможно, ожидая, что боссу потребуется помощь. Однако напряжения не было. Я не чувствовал угрозы.

– Я здесь много не зарабатываю, Гаррет. Мы много не зарабатываем. Но мы все как одна семья. Мы заботимся друг о друге, потому что, кроме нашей семьи, у нас никого нет. Здесь наше последнее прибежище, дальше только падение в пропасть.

С этим я был согласен. Но оставил свое мнение при себе. Моя старая матушка неустанно говорила мне, что, если я хочу что-то узнать, мне придется достаточно долго молчать и слушать. Мамочка была права, но я много лет не мог этого понять, да и теперь часто забываю ее слова.

– Если кто-то из моих сотрудников приходит ко мне со своими трудностями, я обычно стараюсь помочь. Если могу. И может, когда мне понадобится, они тоже немного мне помогут. Правильно?

– Разумно. – Только в действительности так бывает нечасто. – Один из ваших сотрудников хочет, чтобы следили за Брешущим Псом?

Он продолжал мерить меня взглядом.

– Вы циник. Вы ни во что не верите. Особенно в людей. Может, в вашей профессии это достоинство, если учесть, с кем вам приходится общаться.

– Да.

Я был горд. Я сохранял непроницаемый вид. Гулляр взглянул на гнома и получил ответ, я не понял какой.

– Ладно. Дело обстоит вот как, Гаррет. У меня работает дочурка Амато. Когда он загремел в Аль-Хар, она…

– У него есть дочь?

Знаете такое выражение: соплей перешибить? Вот хоть я и не хилый, меня такой соплей перешибло.

– Ага. Этот Амато, он полоумный. Но безвредный. Вы это знаете. И я это знаю. Но у него есть привычка называть имена. Дочка боится, вдруг он назовет кого-нибудь не того, какую-нибудь шишку с Холма, у которой нет чувства юмора? Вдруг старик влипнет по-крупному? Девочка и сама немного легкомысленная, понимаете? Но здесь она член семьи, и, если мои сотрудники о чем-то беспокоятся, я стараюсь это уладить. Поэтому я нанял вас приглядывать за старым психом и прошу дать мне знать, если он вляпается в какое-нибудь дерьмо, чтобы я успел его оттуда вытащить прежде, чем он завязнет по уши. Ясно?

И да. И нет. Брешущий Пес отец? Как это у него получилось?

– Верится с трудом.

– Да? Вам что-то не нравится? Можете отказаться. Я найму кого-нибудь другого. Я выбрал вас, потому что все говорят, что вы почти честный. Но я без вас обойдусь.

– Это слишком невероятно. Вы не знаете Брешущего Пса. Если бы вы знали, вы бы поняли. Я не могу поверить, что у него есть ребенок.

– Хруст! Пусть Сас принесет нам по кружке пива.

Гном вышел. Мы молчали. Через несколько минут вошла женщина с двумя кружками пива: светлое – для меня, темное – для Гулляра. Я видел ее вместе с беспризорницей, девица шепталась с музыкантами. Я тогда ее не разглядел, но теперь вблизи сходство с Амато было явное. У нее даже были такие же сумасшедшие глаза навыкате, они как будто видели то, чего никто не видит. Она прикинулась, что не смотрит на меня, а я – что не смотрю на нее.

– Спасибо, Сас.

– На здоровье, Рио. Она вышла.

– Очень похожа на него, – признался я.

– Что и требовалось доказать. Теперь вопросы есть?

– Почти нет. – Интересно, она рассматривала меня, потому что гном ей сказал, кто я такой? Видимо, так. Может, он ее прислал, чтобы она увидела меня, а не чтобы я увидел ее. – Это тайна?

– Тайна?

– Конечно, я расскажу своему партнеру. Он не будет трепаться. Но от всех остальных это надо хранить в тайне?

– Тайна не повредит. Похоже, у парня и в самом деле есть враги.

– А если, скажем, он меня засечет? Могу я сказать ему, почему я за ним слежу?

– Думаю, Сас от этого вреда не будет. Послушайте, я знаю, это не совсем по вашей части. Слишком скучно, вы привыкли иметь дело с чародеями, с гангстерами, с шишками с Холма. Но для нас это важно. На этой слежке вы не сделаете карьеры. Я плачу немного. Но мы все будем вам благодарны, если вы нам сообщите, когда он вляпается. Ясно? Я встал:

– Вполне. – Я поверил ему, потому что хотел поверить. Не так много разумных существ делают приятное ближним. – Одна из ваших девушек говорит, что у здешних музыкантов трудности.

– Не беспокойтесь. О музыкантах уже позаботились. – На миг он стал таким гадким, каким я представлял его себе до нашего знакомства. – Или скоро позаботятся. Вы не отнесете мою кружку обратно Хрусту?

Я отнес обе кружки.

Когда я вручил гному кружки, он заворчал. Для старика, особенно для гнома, Хруст был удивительно вежлив.

По пути к двери я взглянул на эстраду. И чуть не упал.

К музыкантам подсел мужчина. Я надеялся, что больше никогда не встречусь с этим человеком. Он уставился на меня. Я на него.

Он не выше меня и лишь немного превосходит в весе, но дело не в размерах. От него веяло угрозой, как от Брешущего Пса Амато несоблюдением личной гигиены. Само присутствие его внушает страх, даже когда он улыбается. Зовут его Краск. Он один из главных помощников Чодо Контагью. Зарабатывает на жизнь тем, что истязает другие существа. Ему нравится его работа.

Я сообразил, что надо перестать на него пялиться. Он тоже не мог оторвать от меня взгляда. Каждый терялся в догадках, какого черта другому здесь надо. Он пришел позаботиться о пострадавших музыкантах.