– Устраивать две свадьбы в один день – это бред. Ваше бракосочетание с мамой не должно быть гарниром к походу под венец Зои Игнатьевны и Петра Андреевича. И Ложкино не гостиница. Феликс, мама слишком хорошо воспитана, поэтому она молча терпит старуху и весь ее табор, но ведь ты купил своей матери и бабке новые квартиры. Почему же они до сих пор живут в нашем доме?

Профессор стушевался, а Манюня спокойно завершила спич:

– Аркадий с женой и детьми давно поселился за границей. У них там бизнес, дом. Брат не планирует возвращаться в Россию, а я теперь буду жить в Подмосковье и не хочу каждое утро видеть Зою Игнатьевну со всеми чадами и домочадцами. Уж извини за откровенность, но твоим родным пора съезжать.

Маневин ответил:

– Сам устал от Зои, но она жалуется на запах краски в новой квартире, надо подождать, пока он выветрится.

Маруся усмехнулась, но ничего не сказала. На следующий день в Ложкино приехали четыре веселых парня в спецовках, с ними прибыла здоровенная машина для циклевки паркета. Мне вместе со стаей животных было велено временно поселиться в гостевом домике и не появляться в большом коттедже. Рабочие включили агрегат, раздался оглушительный грохот… Через час старуха велела домработнице складывать чемоданы.

– Получается, что мы их выгнали, – пробормотала я, когда машины с большим семейством выкатились за ворота.

– Ага, – весело подтвердила Манюня, – выперли! И теперь будем жить как нам хочется, а не по указке вредной бабки. Мусик, не переживай, они же не на улице в коробке из-под телевизора поселятся! Утопали в красивые многокомнатные хоромы.

– Боюсь, Феликс обидится, – вздохнула я.

Маруся возразила:

– Муся, он до смерти рад. К сожалению, профессор такой же мямлик, как и ты, слишком уж интеллигентный и добрый беспредельно. А некоторые люди, увидев подобную личность, норовят мигом ей на шею сесть. Вы что, хотите устроить свадьбу с тортом, караваем, выкупом невесты и прочими радостями?

– Упаси бог, – испугалась я.

– Так распишитесь по-тихому и живите счастливо! – воскликнула Маша.

– Отличная идея, – обрадовалась я, – вот только платье… Я специально летала за ним в Париж[2]. Куда его девать?

– Муся, у вас с Ленкой один размер, – сказала Манюня. – Сама знаешь, с деньгами у них с мужем не густо, Фред владеет небольшим супермаркетом, Кудрявцева на кассе сидит. Они официально расписались до того, как родились близнецы, а торжество отложили до зимы. Ленка не хотела выступать в образе беременной невесты. Если ты подаришь ей платье, она придет в восторг.

– К нему есть и сумочка, и туфли, – оживилась я, – у нас еще и обувь одного размера. Лена мне в Милане туфли покупала, на себя примерила, подошли идеально.

– Видишь, как хорошо все складывается, – обрадовалась Маша.

Во вторник мы с Феликсом поставили печати в паспорта, а в субботу решили пригласить узкий круг друзей в ресторан, но не получилось. В четверг я проснулась с головной болью, решила, что меня снова посетила старая подруга мигрень, заползла под одеяло и попыталась заснуть. Но ближе к ужину стало понятно, что происходит нечто странное. Меня целый день трясло от холода, ломило не виски, а затылок, слезились глаза, к горлу подкатывала тошнота, а когда я попыталась встать, потолок с полом внезапно поменялись местами и кто-то выключил свет.

Когда я очнулась, поняла, что нахожусь не в своей спальне, а в больничной палате. В кресле у окна сидела Маша. Увидев, что я открыла глаза, дочь слишком весело воскликнула:

– Мусик! Все чудесно, ты в реанимации!

– Ага, – пробормотала я, попыталась сесть и тут же услышала противный писк.

– Лежи, лежи, – приказала Манюня, – это кардиомонитор, а в руке у тебя капельница.

Я испугалась.

– Что случилось?

– Все отлично, – защебетала дочь, – температура поднялась до сорока, давление двести двадцать на сто двадцать семь.

– Обычно у меня девяносто на шестьдесят, может, местный аппарат врет? – усомнилась я.

– Нет, Мусик, у тебя грипп, – пояснила Маша, – сейчас коварный вирус ходит, он дает осложнение на сосуды.

Через неделю, выписывая меня домой, кардиолог Ольга Алексеевна предупредила:

– Давление у вас пока нестабильное, вот рецепты, принимайте лекарства регулярно.

Я взглянула на гору бланков и приуныла.

– Четыре таблетки утром, столько же днем, шесть штук на ночь! Это теперь навсегда?

– Давайте встретимся через месяц, посмотрим на анализы, – дипломатично ответила врач, – вам бы надо поехать на курорт. Есть небольшой городок Сан-Валентино, провинциальный, сонный, о нем мало кто знает. У туристов он непопулярен, никаких особых достопримечательностей там нет. Зато в нем работает прекрасный санаторий, который специализируется на реабилитации больных с сердечно-сосудистыми проблемами. Никаких уколов-капельниц там вам ставить не будут, персонал не ходит в белых халатах. Но правильное питание, прогулки, занятия спортом, спокойная обстановка быстро вас реабилитируют. Все, кто туда ездил, оказались потом очень довольны, и давление у них нормализовалось.

– Отлично, – обрадовалась я, – дайте адрес, прямо сегодня напишу письмо, может, найдется свободная палата. До Сан-Валентино, наверное, лететь недолго.

– Самолет временно не для вас, – возразила Ольга Алексеевна, – если у человека проблема с сосудами, ему лучше ехать на поезде. Есть прямой маршрут Москва – Бартолоно, вас в конечном пункте встретят и отвезут в Сан-Валентино.

И вот я трясусь в вагоне, слушая неумолкаемую трескотню соседки, которая, похоже, совершенно не собирается покидать мое купе. Теперь она живописала, как путешествовала по Египту и в нее плюнул верблюд. Небось дама, сидя у него на спине, утомила его своими россказнями, и бедняга не сдержался.

Часы бежали, соседка иногда выходила в коридор, но очень быстро уже без разрешения возвращалась в мое купе и врастала в сиденье. В конце концов меня стало тошнить от ее бесконечной трескотни, и вдруг со словами:

– Мы въехали в Белоруссию, – появилась проводница, – сейчас будет остановка на двадцать минут, советую вам купить творог, сметану, колбаску. Тут такие продукты! Пальчики оближешь.

Я встала.

– С удовольствием сбегаю в магазин.

– Ой, а мне надо взвеситься, – засуетилась Дарья.

– Взвеситься? – изумилась я. – В смысле на весах? Разве в вагоне они есть?

– Я всегда вожу с собой электронные, – тут же затараторила тетка, – лишний килограмм – провокатор болезней. Надо следить за собой. Если сейчас в окошке выскочит цифра сорок пять, я могу себе позволить вкусный творожок и прочее, если будет сорок шесть, устрою разгрузочный день.

– Ага, – пробормотала я, – ясно. Состав тормозит, пойду в тамбур.

Попутчица сбегала в свое купе и поспешила за мной в лавку, теперь она вещала о правильном питании, о том, какие продукты ест и к чему в жизни не прикоснется, сахар – смерть, мясо – инфаркт, жареная картошка – инсульт…

Когда поезд снова тронулся, тезка опять устроилась в моем купе и говорила-говорила-говорила… В конце концов я почти уже собралась заявить неуправляемой болтунье, что хочу прилечь, как в дверь постучали.

– Входите, – крикнула я.

Дверь приоткрылась, показалась симпатичная круглолицая проводница Таня.

– Через полчаса граница. Хочу предупредить, что в Европу нельзя ввозить мясные и молочные изделия.

– О господи, – засуетилась соседка, – я купила в Минске творог, сметану, йогурт.

– Я тоже запаслась вкусными продуктами, – призналась я, – еще продавщица посоветовала купить копченую грудку индейки, я попробовала кусочек, чуть язык не проглотила, такое объедение! Хотела пополдничать, потом поужинать.

– Если таможенники увидят белорусские харчи, все отнимут, – вздохнула Татьяна, – и сигарет можно везти только две пачки.

– Я давно бросила курить, – сказала я.

– Что же делать? – задергалась моя попутчица.