боедова, пройденная поэтом, отодвинута влиянием новой лите-
ратурной традиции. Во Франции мелодрама, как известно,
явилась некоторым компромиссом между романтической теорией
и сценической практикой: это не помешало современникам
воспринять ее, как решительный „протест" против классиче-
ской трагедии с ее правилами, однообразием тона и ограни-
ченностью тем и героев. Не случайно увидели в ней также
другой протест, выходящий за пределы литературы и имев-
ший уже социально-революционное значение *). На русской
почве к этому времени „форма трагедии также достаточно
обветшала" (Вольф „Хроника"). Почва для усвоения нового
мелодраматического жанра была хорошо подготовлена. „Пу-
блика неистово ему аплодировала", не взирая на возмущение
классиков — Катенина, Гнедича, Лобанова, Жандра, Крылова,
который сказал Каратыгину после представления пьесы Дю-
канжа: „Теперь авторам остается выводить на сцену одних
каторжников".
Несомненно поэтому, что если бы „Маскарад" явился на
сцене своевременно, в 1834 году, когда он был написан—ему
обеспечен был бы успех у публики, так как он вполне отве-
чал новым запросам.
*) Из новых работ о ней см. D. О. E v a n s, „Le drame moderne a
l'epoque romantique4, Paris, 1923. Матерьял аналогий и параллелей, собран-
ных нами, мог бы быть расширен еще на основании этой книги. Мы пред-
почли ограничиться русскими переделками и оригинальными пьесам», успех
которых на сцене засвидетельствован современниками.
Драма Лермонтова оставила след в позднейшей художе-
ственной литературе. Аполлон Григорьев, несмотря на свой
отрицательный отзыв о „Маскараде" (см. выше), в 1845 г.
напечатал пьёсу „Два эгоизма" (др. в 4 д., в стихах), которая
является близким подражанием „Маскараду" *). Любопытно
отметить, как разошлись здесь восприятия критика и читателя—
поэта! Ставунин — новое воплощение Арбенина. Он — „одинок
среди толпы", „чужой в толпе чужих", его „с рожденья рок
наполнил глупою тоской", душа его мертва, прикована к одной
лишь цели — а цель эта его любовь к Донской. В довершение
сходства — он игрок. Драма открывается на м а с к а р а д е.
Таинственный капуцин предостерегает героя: „memento mori",
и играет во всей пьесе, подобнр Неизвестному, роль рока,
произнося в последней сцене следующие слова: „Но игры
рока — тайны рока". Ставунин отравляет Донскую, подавая ей
яд в лимонаде. Дуэль с женихом Веры, влюбленной в героя,
происходит за к а р т о ч н ы м столом, ставка — жизнь. Появле-
ние я дамы под вуалЬю", разговор игроков, объяснение Ставу-
нина с Верой и ряд других мест непосредственно заимствованы
у Лермонтова.
О „Маскараде" вспомнил Достоевский в своих „Записка^
из подполья". Герой, едущий вслед за Зверковым, размыш-
ляет: „Через 15 лет я потащусь за ним в рубище, нищим,
когда меня выпустят из острога. Я отыщу его где-нибудь
в губернском городе. Он будет женат и счастлив, у него
будет взрослая дочь. Я скажу: смотри, изверг, смотри на мои
ввалившиеся щеки и на мое рубище. Я потерял все: карьеру,
счастье, искусство, науку, любимую женщину, все из-за тебя.
Вот пистолеты. Я пришел разрядить свой пистолет и... про-
щаю тебя. Тут я выстрелю в воздух, и обо мне ни слуху,
ни духу. Я было даже заплакал, хотя совершенно точно знал
в это самое мгновенье, что все это из „Сильвио" и из «Ма-
скарада» Лермонтова".
Можно отметить, между прочим, что образ Шприха, кото-
рый обычно сопоставляют с Загорецким, заимствован из по-
вести Сенковского „Предубеждение", появившейся в 1O34 году
в „Библиотеке для чтения" (VII), где он называется „Шпирх"
и характеризуется точно также: „Шпирх есть микроскопическое
создание, смуглое, бледное, без тела, без крови, без сердца,
без души... он — „домовой Невского проспекта", француз в тех
домах, где обожают французов, и немец с теми, кто 6pamit
все французское. „По воскресеньям и в большие праздники —
Стихотворения А. Г р и г о р ь е в а , ред. Б л о к а, М. 1916, стр. 215—
324 и примеч. на стр. 565—567.
50
он бывает русским, по субботам он верно возвращается к своей
подлой нации". Он уступает знакомым, какие то товары, сни-
мает в наймы какие то „дома" и т. д. (Ср. со словами Каза-
рина I д. 1 сц.). Сцена навязывания собаки (д. II. сц. 2) также
взята у Сенковского: „Он стал навязывать мне какую то со-
баку, уверяя, что я просил его приискать ее для меня и что
он избегал за ней целый город. Я защищался всеми силами...
Нет! на другой день, еще я спал, как собака уже лаяла в моей
передней". (104 стр.).
1923 г.
3. С. ЕФИМОВА
НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ЛИТЕРАТУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬ-
НОСТИ А. Ф. ВЕЛЬТМАНА
I
А. Ф. Вельтман, чрезвычайно популярный русский
писатель 30—40 годов XIX в., погребен на кладбище лите-
ратуры не только читатёлями, покинувшими его еще при жизни,
но и историками, сохранившими его имя только в сухи* тра-
диционных эпитафиях, где указаны даты и перечислены „важ-
нейшие" из заслуг.
И, не смотря на это, интерес к нему не является страстью
антиквара к старинным редкостям, а имеет более глубокие
методологические основания. Если рассматривать литератур-*
ные явления, как сложные процессы, в создании которых при-
нимают участие не только большие, но и второстепенные ху-
дожники слова, то и русский роман эпохи романтизма пред-
ставится тогда потоком, в котором слились разнородные ручьи,
определившие его состав и характер. Выделить элементы,
питающие и окрашивающие общее течение, определить их
взаимодействие, причинную зависимость, преобладающий коло-
рит—вот задача исследователя, ведущая его к установлению
и объяснению целого литературного стиля, направления,
школы.
Если подойти с такими предпосылками к творчеству Вельт-
мана, то его роль в развитии художественной прозы 30—40 го-
дов окажется чрезвычайно существенной. В период общих
исканий в области литературного языка и повествовательных
форм, которыми особенно отмечено начало 30-х годов *),
он в ы с т у п а е т р а з р у ш и т е л е м традиционн ых прие-
мов п о в е с т в о в а н и я , стремясь создать новые компози-
ционные постройки, привить на русской почве мало известные
ей жанры и влить струю древне-русского языка.
Э й х е н б а у м : „Лермонтов", Лнгр. 1924, стр. 134.
Эти проблемы являются основными для всей его писа-
тельской деятельности. Тем не менее, в науке о литературе
Вельтман до последнего времени был одним из самых „забы-
тых", хотя имя его напоминает о себе на страницах периоди-
