– Его имя Ремзи, – сказала она. – Он работает инженером на судах компании «Файффс». После случившегося он вообще не разговаривает со мной и винит во всем меня. – Она зябко передернула плечами.

Тансу вернулась с кухни. В одной руке она несла жестяную коробку с печеньем, в другой – музыкальный инструмент, похожий на лютню.

– Это мой. Тамбур. – Она с гордостью подняла кверху инструмент.

– Ах, вы все музыканты, – вежливо заметил Дом.

– Она не играет на нем; играл ее муж, – пояснила Джойс. – Но тут, у залива, всегда было много музыки. До войны к нам даже приезжал Хоуги Кармайкл[45].

Старушка поставила печенье на стол и взяла новую фотографию.

– Мой сын, – сообщила она. – У меня четверо сыновей: трое финиш. – Ее лицо дрогнуло. – Его нету сейчас. Когда он…

– Тан, предоставь это мне! – Джойс почти кричала. – Пожалуйста!

– Когда она уехать… – продолжала Тансу, игнорируя ее слова, – когда она уехать, – она ткнула пальцем в фото Сабы, – он… – Она замахнулась воображаемой палкой, потом сердито покачала головой. – Очень, очень плохо…

Все молчали. Джойс крутила в пальцах чашку.

– Это правда, – проговорила она наконец. – Он спокойный, добрый, но очень рассердился, когда узнал, что Саба выступает с концертами. И ЭНСА стала последней каплей. Но что она могла поделать? Она не может не петь, а мы поначалу ее поддерживали – отец и сам страшно гордился ее успехами. Да ведь вы ее слышали.

– Да, слышал, – подтвердил Дом. – И я вас понимаю.

Тансу снова устремила на них свои старые глаза, потом вскочила и стала возиться с граммофоном.

– Не сейчас, Тан, – остановила ее Джойс. – У меня мало времени. Мне нужно еще кое-что рассказать.

Внезапно она улыбнулась.

– Послушайте. Я ведь даже не спросила, зачем вы к нам приехали.

– Ну… вообще-то… – Он покосился на синее пальто и устыдился своей лжи.

– Но вы можете нам помочь? Ведь вы теперь знаете нашу ситуацию? – В глазах матери вспыхнула искорка надежды.

– Пожалуй… я не знаю точно… Вас еще что-нибудь беспокоит?

– Ну… может, я скажу глупость. Но мой муж предполагает, что готовится что-то серьезное.

– Почему?

– Обычно в ЭНСА принимают с двадцати пяти, а ей двадцать три, да и уехала она очень поспешно; по его словам, обычно отводится несколько месяцев на прививки от малярии, проверки и прочее. С чего бы такая спешка?

– По-видимому, там срочно потребовались артисты – ведь, кажется, в Северную Африку переброшены три с половиной тысячи союзников в помощь Восьмой армии. Разворачивается война в пустыне. – Его мозг лихорадочно работал.

– Я вообще не понимаю, что мы делаем в Африке, – грустно сказала Джойс. – Ведь это так далеко от нас.

– Да, – осторожно согласился он и хотел было объяснить стратегическую важность этого региона, но решил, что сейчас не время. При этом он уже подумывал о 89-м авиакрыле, дислоцирующемся в Северной Африке. Он уже побывал там однажды во время учебного полета, просидел две недели в пустыне возле вади. Там они пили дрянной джин и ждали жарких боев.

– Возможно, у меня что-нибудь получится, – сказал он вслух. Да, ему хорошо запомнились те полеты в бескрайней пустыне под огромным, синим небом; там он больше всего чувствовал себя птицей.

– У вас там есть знакомые? – спросила она.

– Ну, немного, но есть. – Не стоило будить в ней надежду. – Но давайте вернемся к вашим словам. Почему ваш муж считает, что там срочно понадобилась именно Саба?

– Не знаю, – сухо ответила Джойс. – Его надо спросить. Возможно, он все преувеличивает. У него остались в памяти ужасные воспоминания о Турции и вообще об этом регионе. Во время Первой мировой в его деревне пропали многие жители. Сам он плавал в это время в море. Он считает, что его братья были казнены. Бедняга. – Она тяжело вздохнула. – Неудивительно, что он так напуган.

– Саба знает об этом?

– Нет. Она для него всегда как солнечный лучик – вернее, раньше была. Ему хотелось, чтобы она всегда оставалась такой.

– Какой она была? – вырвалось у него. – Ну, в детстве.

– Прелестной озорницей! Моя тетка говорила: «Я еще не видела такого ребенка – когда она входит в комнату, все озаряется светом». Но одновременно и упрямицей. Иногда мы ездили в Долины к моим родителям; у них была лошадь и повозка, и Саба всегда требовала, чтобы ей дали в руки вожжи, даже в четыре года. «Дай мне, мама! Я умею! Ведь это не твоя лошадка». Однажды, когда мы сидели в повозке, лошадь понесла. Дочке ужасно понравилась быстрая езда; она говорила, что это был лучший день в ее жизни.

Джойс засмеялась, и Дом отметил, что она красивая женщина.

– Еще Сабе с детства нравились разные исполнители: Билли Холидей[46], Дина Шор[47], Хелен Форрест[48]. Когда мы купили пластинку Дина Мартина[49], на которой записана «Deep Purple», она слушала ее миллион раз, мы просто с ума сходили, так нам надоело, а она часами сидела в своей спальне и учила слова песен.

Но она еще и беззаботная. – Мать снова недовольно покосилась на пальто дочери. – Все время думала о песнях, поэтому… – Она внезапно впилась взглядом в Доминика. – Слушайте, так вы нам поможете?

– Пока не знаю. Скорее всего, у нее все нормально. Просто почта там фантастически медленная. После моего отъезда вы наверняка получите письмо.

– Я не знаю, что и думать, – вздохнула Джойс. – Кажется, она там от всего в восторге. Она всегда радуется, когда работает. Но ведь она слишком доверчивая и простодушная.

– Если я попаду туда, – сказал он, обдумывая свои планы, – что мне передать Сабе? Ведь я посторонний человек и не могу приказать ей вернуться домой. – Внезапно его поразила нелепость его слов.

– Нет! Нет! Нет! Не надо этого делать. – Лицо Джойс внезапно оживилось, и она помолодела лет на десять. – Для Сабы это замечательный опыт. Вы просто повидайте ее. Ну, не знаю… передайте ей, что я ее понимаю, но… Я просто хочу убедиться, что она в безопасности.

Она покосилась на часы, стоявшие на камине. Три двадцать.

– Мне пора на работу, – сказала она.

– Мне тоже пора.

– Если хотите, можем пойти вместе.

– Последний вопрос. – Он понял, что ему важно это знать. – Вы вскрываете все ее письма? То есть те, которые ей присылают незнакомые люди?

– Чаще всего. – Она с вызовом посмотрела на него. – Я не хочу, чтобы ее отец разозлился еще сильнее. Если бы вы знали его, вы бы меня поняли.

– Ей пишут?

– Только молодые люди. Такие, как вы.

Он ощутил укол ревности, такой острый, что даже удивительно. Он не имел на это права, но испытывал.

– Молодые люди, которые слышали ее пение?

– Да, и, конечно, Пол.

– Пол?

– Ее жених, бывший, – с горечью ответила Джойс. – Приятный молодой человек, из хорошей семьи, будущий школьный учитель. Он точно бы женился на ней. Она бросила его перед тем, как уехала в Лондон, – выскочила из машины и убежала. Так разозлилась. Я до сих пор не знаю толком, что у них произошло, – но он страшно переживал. Такие, как она, чуточку похожи на электричество – не понимают, что могут сильно ранить.

Дом не понял, что это – предостережение или угроза.

Но потом, когда они вместе шли по Помрой-стрит, он неожиданно понял, что его переполняет огромный восторг.

Он испытывал прилив сил, он снова хотел летать, хотел сражаться. По разным причинам, не только чтобы отомстить за Джеко. Присутствие Сабы добавит остроты и интереса этому приключению, поможет быть осторожнее – и веселее. Дом был уверен, что на этот раз не будет гореть в самолете.

Прошло две недели после их приезда в Египет. Девушки завтракали в ресторане при маленьком отеле под названием «Минерва», по соседству с их жильем. Дворик ресторана был симпатичный: на его стенах цвели жасмин и бугенвиллеи, в центре плескался фонтанчик. В шелковистом шелесте его струй было что-то гипнотическое. В то утро Саба сидела там одна. И тут в ресторан вошел долговязый англичанин.