Отец ответил, что сам не рискнет заговорить с Куком. Соболевский предложил отцу свои услуги для переговоров. Отец обрадовался. Соболевский ушел. Через короткое время Соболевский вернулся и сказал, чтобы отец через час был на вокзале, так как Кук с охотой берет его к себе на службу.

Отец пошел на вокзал. Кук встретил его очень любезно, сказал, что с удовольствием возьмет его к себе и жалование ему даст большее, если увидит, что отец старательный работник; но что цирк в Полтаве будет готов только через месяц. Пока же ему нужно честное и твердое обещание отца, что он не надует его и действительно приедет через месяц в Полтаву. Отец дал требуемое обещание, но со своей стороны поставил условием, чтобы на афишах стояло не «Макс», а «Адольф-Макс». Кук подумал и сказал коротко: «Хорошо. Пусть будет Макс-Адольф».

Отец не возражал. Кук предложил отцу денег на дорогу. Отец отказался. Тогда Кук повел его в буфет и для крепости договора заставил отца выпить две рюмки коньяку и дать честное слово, что он его не подведет. Отец дал слово и выпил коньяк.

Прошла неделя. Началась дождливая осень. Сборы были неважные. Таурик предложил артистам тянуть жребий, кому первому устраивать бенефис. Соболевский отказался от жеребьевки, отмазался и отец. Первые бенефисы были отданы артистам, пользующимся меньшим успехом у публики. Бенефисы Соболевского и отца прошли при полных сборах. Отец получил от Таурика в подарок серебряные вызолоченные часы, а от Соболевского и от труппы — жетоны.

На бенефисе отец первый раз выступил в номере «Пародия на танцы». Номер этот был не из удачных. Соболевский сказал отцу откровенно, что танцует он неважно, и номер исполняет не свободно, а как-то натянуто. Отец очень огорчился и решил во что бы то ни стало заняться обработкой номера.

Таурик решил через десять дней дать прощальное представление и переехать в Тифлис. Отец не знал, говорить или не говорить Таурику, что он уходит от него. Вася Соболевский («Васильямс» ставилось на афишу для красоты) советовал отцу уехать тайком, говорил, что добром Таурик отца не отпустит, а из-за отсутствия паспорта может повести все дело так, что отца отправят на родину этапом мак беспаспортного.

Порешили они на том, что в один из дней к вечернему представлению отец пришлет письмо, что он внезапно заболел, а сам в это время поедет на вокзал к восьмичасовому поезду, на котором и уедет. Утром он будет уже далеко от Владикавказа, а днем Соболевский скажет, что Сережа тосковал по дому и собирался домой.

За два дня до прощального представления отец утром унес из цирка костюмы и реквизит, днем уложился и попросил хозяйку свезти вещи на вокзал. К представлению послал письмо о своей болезни и покинул комнату, оставив на виду на всякий случай старенький клоунский костюм.

В большом волнении ждал отец отхода поезда. Успокоился только тогда, когда порядком отъехали от Владикавказа. Жаль отцу было расставаться с Васей Соболевским, очень они с ним сошлись. Расставаясь, дали они слово писать друг другу.

В Полтаве на вокзале отец хотел нанять извозчика, но тот, не зная слова «цирк», никак не мог понять, куда, в какую «церковь» надо везти. Отец был в недоумении и начал уже волноваться, как вдруг другой извозчик понял, в чем дело, и сказал, что на базарной площади строят «большую комедию», которую, вероятно, и нужно отцу.

Подъезжая к площади, отец увидел, что здание, цирка еще без крыши. В цирке он сейчас же наткнулся на Кука. Тот рассказал, что цирк откроется только через пять-шесть дней. Отец познакомился кое с кем из артистов, потом нанял себе комнату и отправился осматривать город.

По дороге ему попалась на глаза театральная афиша. Отец ни разу еще не был в театре. Вечер у него был, к счастью, свободен, он купил билет и вечером с восторгом смотрел спектакль. К сожалению, я не помню, какая шла пьеса, но игра артистов так понравилась отцу, что он хотел тут же купить билет на завтрашний спектакль; это ему не удалось, так как касса была закрыта. Дома его ждала неприятность: хозяин комнаты спросил у него паспорт для прописки. Паспорта не было. Не обнаруживая своей тревоги, отец сказал, что паспорт у него в багаже на вокзале. Утром пошел в цирк и узнал, что плотники поссорились с подрядчиком. Кук бегал по цирку, ругался, грозил, но его никто не понимал. Плотники же наотрез отказались работать.

Наконец, в полдень нашли шестерых плотников, и по просьбе Кука артисты стали помогать им пилить доски, поднимать их на крышу и прибивать. Вся труппа работала так целый день. Вечером условились, что молодежь придет на работу с рассветом, а старики к девяти часам утра. Отец так устал, что проснулся только в восемь часов. Когда он пришел в цирк, работа была в полном разгаре. В двенадцать дня на пролетке к цирку подъехал полицмейстер. Вызвали Кука. Полицмейстер осмотрел постройку и велел сделать ложу для начальства. Узнав, что нехватает плотников, он пообещал на другой день с утра прислать для работы арестантов. Действительно, утром, под конвоем пришли тридцать человек арестантов, которые и выполнили оставшуюся работу.

Отец отправился искать себе комнату и нашел такую, где у него не потребовали паспорта.

Через несколько дней цирк был готов. Отцу еще не доводилось видеть цирк таких размеров. Оркестр помещался наверху. В первом ряду партера скамьи были со спинками. Во втором ряду с обеих сторон устроили по три ложи. Против оркестра наверху сделали ложи для начальства. Галлерея шла амфитеатром, и вход в нее был с улицы. Пол цирка был деревянный. Под галеркой устроили проход для артистов. При цирке был буфет. Три первых ряда скамеек покрыли коврами, остальные обили кумачом. В цирке было четыре печки. Одна печка согревала фойе. Большая конюшня отапливалась двумя печками. Уборные для артистов были удобные и обширные.

Открытие состоялось при полном сборе. Очень многие ушли, не получив билетов. Присутствовал полицмейстер с целой свитой полицейских чинов.

Первое отделение началось с того, что артисты в очень красивой униформе выстроились в два ряда. Директор Кук вышел во фраке и раскланивался при дружных аплодисментах публики. Отец должен был выступать в третьем отделении, а в первом он стоял в униформе. Программа была прекрасная. Выступала превосходная плясунья на канате. За ней выходил ловкий гимнаст, работавший на швунговых кольцах (этого номера сейчас уже не знают). Под купол цирка вешались на длинных веревках кольца. На край барьера клали большую подушку, диаметром в четыре аршина. Гимнаст повисал на кольцах, раскачивался, проделывал в воздухе различные эволюции, затем отрывался от колец, делал сальтомортале и попадал на подушку ногами. Так как кольца были на длинных веревках, то выходило, что он перелетал через всю арену и сальто делал в воздухе. Зрелище это было очень эффектное.

В труппе Кука была прекрасная наездница, которая не только перелетала через ленты и обручи, но в такт музыки, стоя на лошади, прыгала через скакалочку и подражала другим детским играм.

Клоуны Кука выходили в полосатых костюмах, в париках с тремя чубами. Клоунов было двое. Сделав несколько клоунских упражнений, они перекидывались шестью клоунскими колпаками, ловя колпаки головой. Наконец все колпаки попадали к одному из клоунов, он бросал их другому, а тот ловил на голову, на руку, иа ногу и, наконец, на зад. Окончание ловко проделанного номера всегда вызывало смех у публики.

Этот (несправедливо забытый) номер я сам видел в очень хорошем исполнении.

В цирке Кука отец впервые познакомился с работой на турнике. Работало на нем трое артистов, причем один выступал в клоунском костюме. Клоун сначала неуклюже подражал своим ловким товарищам, срывался с турника, влезал на него со спины униформиста, падал, а затем делал на нем замечательно ловко ряд упражнений, кончая, мельницей. Цирк, по словам отца гремел от рукоплесканий. (Любопытно, что в этом номере — опять прием контраста.)

В цирке Кука отец увидел впервые номер на трапеции с зубником. В конце номера гимнастка прицепила к трапеции крючок, к которому была приделана маленькая кожаная подушечка. За эту подушечку артистка ухватилась зубами, повисла на ней, потом стала быстро крутиться вокруг трапеции.