Оксана. Позвольте мне умереть…

Шевченко. Не позволю! Революции возрадуешься, Оксана, заплетешь ленты в гривы резвых коней — летите, долгогривые, по барским степям! Везите волю в самые дальние уголки! А кто сестра воли? Оксана. Кто за счастье народа жизнью рискует? Оксана! Кто разжигает факелы восстания?

Оксана. Спасибо. Не женское дело.

Шевченко. Нет, голубушка, женское дело у нас будет не горшки да ухваты, пеленки да барщина! Женщины получат равные права с мужчинами.

Оксана. Тучи разошлись вокруг. Не будет спасения ни человеку, ни скотине. Смерть принимать всем, Тарас Григорьевич.

Шевченко. Хватит тебе смерть накликать.

Оксана. Тараса Шевченко не уберегли. Крепостные бунтуют да за собою и поэта на виселицу тянут! Что нам люди скажут?!

Шевченко. Разве поэты только для свадьбы?

Оксана. Но и не для бунта крепостных!

Шевченко (улыбается), Я не бунтовщик, Оксана. Я скорее усмиритель. Рифмы усмиряю. Вишь, кто я! Нет существа более непокорного, чем рифма! Начнешь ее укрощать, подгонять к месту, а она не хочет, вырывается, хвостом бьет, а потом прыгнет вверх и исчезнет где-то, как привидение…

Оксана (невольно улыбается). Такое скажете!

Шевченко. Или вот краски начнут изменяться, ужас! Ложишь одну — хорошая, яркая, теплая. Отклонился немного, глядь — сгорел цвет! И где он только взялся такой вялый! Схватишь себя за чуб и рвешь!

Оксана (смеется). Оно и видно.

Шевченко. Что видно? Волосы редкие?

Оксана. Нет, что краски вас не слушаются.

Шевченко. Еще и как не слушаются. А ты говоришь, что я бунтовщик. Это у меня такая муза непоседливая. Буря для нее — словно ветер под крылья. Как подбросит вверх да как понесет над белым светом. Жаль, не записываю своих приключений. Когда-нибудь скажут архивные крысы: был себе этакий маляр Шевченко, иногда писал стихи, а больше пил водку да якшался с господами. А где же я якшался, пропади они пропадом! Больше ругался у них же в доме! Да где там, напишут, как им больше понравится! Нет, мол, документов. Черт бы лысый их побрал! Документы Бибиков раньше их прочтет! Да в каталажку меня. В каземат. В солдаты…

Оксана. Откуда это солдат приходил?

Шевченко. Горит земля под ногами царя Николая Тормоза! Его солдаты к нам убегают.

Оксана. Один солдат не войско.

Шевченко. Он стоит войска.

Оксана. Дед Иван!

Дед Иван. Рассудил его солдат по-военному. Чем он, говорит, будет нас вешать, давайте лучше, говорит, повесим его самого.

Оксана. Повесили. Говорите скорее!

Дед Иван. Как янгола! Стриженая девка не успела косы заплести.

Шевченко. Что же, это лучший выход.

Оксана. Слава богу. Заработал, старый пес.

Шевченко (кричит за сцену). Остап!

Голос (из-за сцены). Иду, Тарас!

Входит кобзарь Остап, за ним Охрим с солдатом, толпа людей. Петро подходит тоже.

Кобзарь. Здоров будь, Тарас.

Шевченко. Здоров и ты, мастер.

Кобзарь. Все ли меня слышат?

Охрим. Все, кому нужно слушать.

Мать. А женщинам можно?

Кобзарь. Позвольте, мир, слово молвить.

Голоса. Говори, Остап.

Кобзарь. Ходил я по всей земле, господа мир. Был даже там, где и мышь не проскользнет. Солдат — тьма. Вот этой рукой к пушкам прикасался. Будут нас из пушек сечь, еще и огнем давить. А кто спасется, того в Сибирь.

Мать. Ой, бог мой милый!

Голоса. Хоть живым в яму ложись!

Дед Иван. Загудели, как перед погибелью.

Голос. Ну да, перед погибелью!

Голос. Молебен еще не начинали.

Кобзарь. Солдаты навострили штыки, набили ружья.

Солдат. Солдату тоже жизнь дорога.

Охрим. Давайте послушаем Остапа, господа мир!

Дед Иван. Чтобы умное слово изо рта вылетало, а глупое — в животе урчало!

Голоса. Га-га-га! Дед скажет.

Кобзарь. Господа мир! Соседи ваши, которых вы на помощь ждали, не могут пройти через солдатские кордоны. Они решили не проливать кровь зря и податься в херсонские вольные степи! Там каждая птичка свободна, там земля без барина, а каждый крепостной — хозяин.

Голоса. Как же они пробьются? Так и мы за ними!

Кобзарь. А и за степями земли немеренные: Ковбань, Капказ.

Дед Иван. На Капказе буду жить!

Кобзарь. Барщины своими силами избавились, то нужно искать землю, где нет пана. Где тихие воды, ясные зори, плодоносные нивы. Останемся здесь — замордуют. Пойдем за людьми — может, спасемся. Разве мы первые? Барин сжег хаты, лишил нас всего добра. Остались люди, как вспугнутые птицы. Полетим волю искать! Нет сил отбиться от барских слуг.

Охрим. Доброе слово молвил кобзарь!

Шевченко. Складно сказал!

Солдат. Позвольте и мне сказать, господа мир!

Баба. Говори, голубчик москалик!

Солдат. Видел я, милые, на степях вольную жизнь. Бывал я в тех местах, господа старики. Трудно будет сквозь войско пробиться, но пробьемся. Дойдем, если скажете!

Охрим. До вечера у нас есть время. Говорите, миряне. Нужно собираться. Мое слово — идти!

Дед Иван. А мое — так и бежать!

Голоса. И так горе, и так беда!

Оксана. Разве Ярема за то жизнь отдал, чтобы мы здесь гибли?

Охрим. Кому охота пробиваться на волю, пускай готовится к ночи! Тронемся затемна! Утром на нас должны солдаты пойти войной, слышите?

Кобзарь. Три села прошлой ночью тронулись. Пойдем через леса, пока войско минуем. Берите бочки для воды, мешки с мукой, зерно для посева. Плуги не бросайте. Посеем пшеницу в степях. Какое твое слово, Тарас?

Шевченко. В добрый путь, люди добрые!

Голоса. В добрый путь!

Петро. Ну да!

Охрим. Давайте готовиться к ночи!

Дед Иван. Да сбросьте же мне лет шестьдесят, дорогие миряне!

Голоса. На Капказ! В степи! На волю!

Занавес

Берег Днепра в Киеве. Живописный вид. Днепр, Заднепровье, Подол. Кусты, покрытые осенними листьями. Старая верба. Под ней размытая водой яма, прикрытая хворостом. Стоит корзина, накрытая скатертью, и трактирный большой самовар. Карпо — в рясе и лайковом пояске — держит в руке сапог.

Карпо (кричит за сцену). Эй, господин! Найдите себе другое место! Разве мал берег? Вот туда, к Подолу, ступайте, там уютная рощица. Или в другую сторону к Аскольдовой могиле, тоже превосходно. Обратно ж, перевозитесь через Днепр — краса неописуемая!

Кваша-Кашенко(одет франтом, крылатка на плечах, входит). Здравствуй, божий слуга. Я уже слыхал твое первое предупреждение. Зачем ты вторично кукарекаешь?

Карпо. Потому что вы не слушает умного совета. (Отбрасывает сапог в сторону.)

Кваша-Кашенко. Чем же твой совет умный?

Карпо. А тем, господин, что сойдутся мои богомольцы, да и набьют вам оное место!

Кваша-Кашенко. Что?! Да знаешь ли ты, что я лицо десятого класса?

Карпо. Как на меня, барин, так хотя бы и двенадцатого. Мое дело предупредить. (Крестит самовар.) Во имя отца, сына и святого духа!

Кваша-Кашенко. Когда кто-нибудь прикоснется к моей личности хотя бы пальцем, сразу же пойдет в Сибирь.

Карпо. Не знаю, чем они будут касаться и куда потом пойдут, только, на вашем месте будучи, я отошел бы от греха и сотворил, как говорят, благо.

Кваша-Кашенко. Мели, мели!