Свирид Гаврилович. Может, вы не лезли бы мне на голову? Молодежь пошла… Погодите, куда вы становитесь?
Максим (хочет слезать). Как куда? На этот укутанный ящик, а потом на пол…
Свирид Гаврилович. Душегуб! Там живое существо! Скажите на милость!..
Максим. В таком случае не буду становиться. Что у вас там — кролики? Или кенарь?
Свирид Гаврилович. Кенарь! Много вы понимаете. Тоже мне птица — кенарь. Вольного воздуха не нюхал, плодится в клетке, по утрам не пьет росы с листочка, в небе не купается. Песню заведет — так стрекочет, скрипит… Как немазаное колесо…
Максим. Ого, соседушка, да вы поэт! (Соскакивает с полки, приглядывается.) Вот неожиданность. Гляди, как встретились, Свирид Гаврилович? Везет же мне на этом свете. Знаю теперь, с чем едете: верно, лауреат птичьего царства? Соловей-разбойник, а? Здравствуйте. (Протягивает руку.)
Свирид Гаврилович(сердито). Сначала на голову становится, а потом ручку протягивает. (Нехотя подает руку.) А кто вы такой будете?
Максим. Так себе, донбасский человек. Неужели так-таки ни на кого не похож?
Свирид Гаврилович. А пока я вас узнавать стану, чемодан стащите?
Максим (спокойно). Да, может, у вас, Свирид Гаврилович, так сказать, товар, а я на этот товар купен. Вы видали такого купца? Поглядите, расспросите, поговорим, смотришь и породнимся.
Свирид Гаврилович. Что?! Вы этак сватаетесь к моей Надюше? Прямо с улицы да в зятья? И не думайте! Лучше я ее в домну, в чугун столкну. (Спокойнее.) Выкиньте из головы, толку не будет…
Максим (задумчиво). С чего бы это так? Настоящих птичьих королей по пальцам можно перебрать… Люди увлекаются патефонами, радиоточками. А где встретишь живую, веселую, талантливую птицу? В музее, в нафталине? Мой отец был король. Не верите? Настоящий птичий король. И птицы его узнавали. Прыгают перед ним в клетках, как детишки. Резвятся, купаются, порхают, перекликаются. Красота! А часы на стене — тик-так, тик-так. Заведут концерт — прямо райский хор…
Свирид Гаврилович(недоверчиво и с любопытством.) Может, сверчки какие-нибудь?
Максим. Возьмем по порядку. Малиновочка молоденькая. На голове черная шапочка. Начинает тихо, нежно, чистое серебро. А потом — как флейта: громко, ясно. Да еще и соловьиное коленце в песне заведет… Это вам — сверчок? (Загибает палец.)
Свирид Гаврилович (смягчился). Ну, раз.
Максим. А варакушка — синяя грудка, рыженький галстук — сверчок? (Загибает палец.)
Свирид Гаврилович. Ну, пускай будет два.
Максим. Еще малюсенькая, крохотная, нежная пеночка. Пинь-пинь-пинь! Нежнейшее существо. А поет!.. Словно серебряную ниточку ведет прямо к вашему сердцу. Ну кто может слушать пеночку без радостных слез?
Свирид Гаврилович. Знает, на какой крючок брать! (Смеется,) А Надюша как? Давно вы знакомы? Вот молодежь пошла — от родного отца прячутся. Ну, скажите, не стыдно, а?
Максим. А чего тут стыдиться, Свирид Гаврилович?
Свирид Гаврилович(снова сердито). Что вы мне голову морочите? И вообще я мог бы еще поспать, кабы не этот проклятый кондуктор — разбудил за час до дома!
Максим. А дочку готовы за любого спихнуть. Что она вам, хату просидела?
Свирид Гаврилович. Молодой человек… Привяжите язык…
Максим. Или она хлеб даром ест? Или успела уже надоесть? Или такая противная, что никто и не смотрит?
Свирид Гаврилович. Отказываюсь с вами разговаривать! Не приставайте ко мне!
Максим. Я просто обиделся за несчастную девушку, которую тиран отец хочет выпихнуть из дома… За первого встречного…
Свирид Гаврилович. Выпихнуть? Послушайте… Я сейчас же перейду в другое купе… Надо уважать седину, молодой человек, да! Довольно… Не перебивайте! Надюша моя давно обручена. С детства обручена. И ее нареченный — достойный человек, сын рабочей династии, хороший инженер, не то, что некоторые… Да! Потрудитесь не перебивать. Имейте в виду, что мы, старые доменщики, не отдаем дочерей куда-то в другую веру. Еще детьми их обручили — мою Надю и Максюшку… Максюшка — молодец… Сын лучшего друга, пусть легко ему на том свете икнется — старому казаку-доменщику Ивану! Боже мой, как годы бегут! Не зря поется: "Ой, вернитесь, годы мои, загляните хоть в гости…" Хватит. Молчу. Прошу ко мне не обращаться. Да!
Максим (после паузы). А едете вы, наверное, от Хомы Мартыновича, правда?
Свирид Гаврилович. Не разговаривайте со мной! (Не выдерживает.) Откуда вы знаете?
Максим (серьезно). По радио передавали. Сейчас же за последними известиями. "Внимание, внимание! Свирид Гаврилович ездил в гости к Хоме Мартыновичу. Старые друзья выпили по рюмочке, попели украинских песен и послушали знаменитого соловья…"
Свирид Гаврилович(надевает очки). Постойте! А ну, не двигайтесь. Голову вот так. Чуть сюда. (Долго всматривается.) Максюшка, сучий ты сын!.. (Кинулся обнимать, целуются накрест.) Да как же это я тебя не сразу признал? У тебя ж характер отцовский. Вылитый казак Иван, чтоб тебе пусто было! Ну-ну! К нам?
Максим. К вам.
Свирид Гаврилович. Вот Надюше будет сюрприз. Только предупреждаю, пальца в рот не клади. Откусит. И сказала — ни за что за тебя не пойдет… Да! (Обнимает снова.) Ну и Максюшка, чертов жук! Почему не признавался?
Максим. А как здоровье Хомы Мартыновича?
Свирид Гаврилович. Живет. Один как перст. У меня хоть Надюша есть. А он теперь один. Вот везу его соловья к себе на курорт. Хома Мартынович двигается на один курорт, а его соловей — на другой, ко мне. Ты чуешь: впервые в жизни на семидесятом году сдурел старый Хома — на курорт едет! Соловья не на кого оставить. Его приемыш — Дуся — у нас на вокзале в буфете работает.
Максим. Значит, на Советскую власть жалоб нет!
Свирид Гаврилович. А что ж ты думаешь! Хому — на курорт, Свирид соловья к себе везет, чтоб не заскучал без компании. Максюшка в гости едет, домны юшку варят, солнце светит, люди веселые — разве ж это порядок! Разбаловались! Как послушаешь радио, что за границей творится — не дай тебе сусе-боже! А у нас что? Порядок. Тишина.
Максим. Ничего, Свирид Гаврилович. Понадобится — все припомните. Да как возьмете тогда что-нибудь этакое железное в руки — ого-го, еще как!
Свирид Гаврилович. Нет, негодящий я. Не гожусь никуда. Где уж мне железное в руки! Это не то, что бывало. Я и винтовку-то не подниму, И бок у меня простужен. И глаза к черту годятся. Да, Максюшка! Укатали сивку крутые горки…
Максим. А возле домны-то катаетесь?
Свирид Гаврилович. А что ж там хитрого? Навалил угля да мусору, рудой присыпал, — сиди и дуй. Потом затычку ототкнул — бежит чугунная юшка. Большого ума не надо. В печенках сидит эта чертова стряпня! Да!
Максим (смеется). Ничего. На пенсию вам переведем…
Свирид Гаврилович. Ты что это, Максюшка! Я тебе задам пенсию!..
Максим. Может, и вправду лучше на пенсию?
Свирид Гаврилович. Что ты смыслишь? Ты хоть возле домны-то стоял? Только не бреши, говори правду…
Максим. Стоял.
Свирид Гаврилович. Не люблю домну. Грязно, мастерства никакого. Лучше уж в конторе на машинке печатать, ей-богу. Сам решил перейти на пишущую машинку. Да! Как думаешь?
Максим. Из вас выйдет машинистка, Свирид Гаврилович. А мне домна еще не надоела.
Свирид Гаврилович. Много ты понимаешь. Что такое домна, а ну, скажи?
Максим. Домна, уважаемый Свирид Гаврилович, — искусство!
Свирид Гаврилович. Вот и брешешь. Домна — это самовар из кирпича, повыше церкви. Заместо воды — чугун… Многому ли в этих институтах научишься! Практика, Максюша, практика…
